Судьба - Ольга Туманова

Кроме ярких представителей различных направлений были и индивидуалисты, они приходили к началу сдачи экзамена и были при дверях до конца в ожидании заветной фразы "настроение ничего" и норовили, минуя законных очередников, шмыгнуть в аудиторию непременно в такой вот подходящий момент. Были и такие что, однажды успешно сдав экзамен, впоследствии, не искушая судьбу, стремились быть в нужном месте точно в нужное время.

Алена была из тех редких студентов, которым безразлично, в каком часу явиться пред преподавательские очи. Единственное, чего Алена не любила томиться в ожидании под дверями, но, когда самые отъявленные первачи пройдут, всегда бывает момент, когда желающих пропускают вне очереди.

Алена вошла в закуток. У дверей кафедры, вопреки производимому шуму, толпилось всего лишь четыре девушки, да один парень сидел на подоконнике, поглядывая на галдящих со снисходительной усмешкой.

- Привет, - сказала Алена, и стайка дружно защебетала, делясь информацией: кто сдал, кто "завалил", кто еще не появлялся и что сейчас пойдет отвечать девочка с "черного" места за первым столом. - Ну, я пойду? - Алена глянула на парня, что, улыбаясь, сидел на подоконнике. Он, как и Катя, в группе ни с кем не дружил, но явно выделял Алену и часто заговаривал с ней на переменах, но разговоры у них были, что называется, интеллектуальные, о всяких там течениях в мировой литературе в частности и в мировой культуре вообще, к тому же Игорь, так звали парня, был городским, и Алена не знала ни кто его родители, ни есть ли у него девушка. Но знала, что ему, как и ей, безразлично, когда заходить в аудиторию.

- Даме, - Игорь сделал рукой широкий жест и улыбнулся: что делать, у женщин - нервы.

Билет Алене достался так себе: нельзя сказать, что совсем легкий, на который в голове отложена лекция, но и не трудный, не из тех, о которых ничего вообще не знаешь, ведь только список литературы, которую надо прочитать в течение семестра, сам длиной не в один метр. Достался Алене "Дон Жуан" Байрона. О Байроне Алена прочитать не успела ни строчки, и кроме того, что знала о нем прежде: лорд, прихрамывал, любил женщин и Грецию, да что Лермонтов не Байрон, а другой, еще неведомый избранник, как он, гонимый миром странник, но только с русскую душой, - ничего больше и не знала. Но зато роман прочитала два дня назад.

Алена скучала, ожидая, когда освободится стул перед столом преподавателя, тут открылась дверь и вошла Валя. Валя многозначительно посмотрела на Алену; что означал этот выразительный взгляд, Алена не поняла, ясно было лишь то, что она должна дождаться Валентину в коридоре, но это было ясно и без взглядов.

Валя степенно подошла к столу, спокойно взяла билет, солидно назвала его номер и пошла на свободное место. "Знаешь?" - глянула Алена. Валя с достоинством кивнула головой и принялась строчить ответ.

Девочка у стола перечисляла даты: когда автор родился, женился, написал пьесу, когда ее поставили, где и кто. Ну, надо же столько помнить, поразилась Алена.

Преподаватель, молодая женщина, первый год как вернулась из аспирантуры, что-то читала, листала, зевала, смотрела в потолок. Алене понравилось ездить с ней в совхоз - та садилась на перевернутое ведро спиной к студентам и раскрывала книгу. Алена тут же заявляла, что она тоже грамотная и книжка у нее с собой тоже есть и шла с книжкой в траву, за кусты, а за ней следом, естественно, и Валя, и Надя, да и вся их группа, кто и книжек-то читать не любил, все шли на травку. Совсем не то было ездить в совхоз с куратором, преподавателем русского языка, пожилой, как казалось девочкам, женщиной, что, глотая слезы, молча, когда девочки говорили "все, больше не можем, да пропади все" и прочая и садились отдыхать, одна шла за машиной, бросая в нее капусту или еще какой-нибудь овощ, и Алена, вздохнув, вставала и шла следом, ну тут, конечно, и Валя, тихонько ругаясь, поднималась и шла следом за Аленой, а за ними и вся группа - кто бы посмел остаться сидеть, если Валя встала? - шла убирать совхозный урожай.

Кроме как в совхозе Алена эту кралю и не видела нигде, она, похоже, и здесь была бы рада развернуться к студентам спиной, да что-то ей мешало.

Наконец, краля царапнула в зачетке, и на место упорхнувшей сокурсницы прошла Алена.

Не успела Алена сесть, как краля - имени ее Алена не знала, у них в группе занятия по иностранной литературе вела Савицкая, она же и лекции читала всему курсу, но про эту фифу говорили, что она сразу же ставит студенту тройку, а потом вяло слушает все, что он бормочет, и Алена с опаской и обидой приготовилась получить сразу же тройку, но фифа сложила стопочкой все бумаги, положила руки на стол, как прилежная ученица, и уставилась на Алену, как на диктора телеэкрана в ожидании экстренных сообщений.

Алена тут же забыла и про недавнюю аспирантку и едва ли не про сам экзамен: роман она прочитала с интересом, что называется, "взахлеб", впечатлений масса, а поделиться ими было не с кем, и теперь Алена с удовольствием рассуждала вслух.

Если молодой Байрон был романтиком, то "Дон Жуана" уже написал реалист. Каков финал других "Дон Жуанов"? Уж так получилось, что и "Дон Жуана" Мольера Алена прочитала еще школьницей, он был в сельской библиотеке, и "Каменный гость" был ею прочитан давно, Пушкин был у них дома, и, читая в ночной тиши:

И вот, колебля как бы тайным страхом

Огонь свечи посереди стола,

Явилось на пороге черной тенью

Монаха роковое привиденье,

Алена, замирая, ждала роковой развязки, как у Пушкина: поступь Командора, и "Я гибну - кончено - о Дона Анна". Или у Мольера: "Меня сжигает незримый пламень, я больше не в силах терпеть, все мое тело - как пылающий костер", и сильный удар грома, и земля разверзается и поглощает его. И что же у Байрона? Входит привидение, и

Кого ж узрел герой мой удивленный

В игриво-нежном образе мечты?

Графини Фиц-Фалк милые черты.

Насмешка автора над романтическими ожиданиями читателя.

Валентина, вместо того чтобы готовиться к экзамену, не отрываясь, смотрела на Алену, и в глазах ее был ужас. "Ну, чем же теперь я могу ей помочь? тоскливо подумала Алена, - ну, что ж она раньше-то молчала?"

Мысли ее вернулись к Байрону, и она вновь забыла о происходящем. У романтиков - все чувства исключительные, да и нет у них обычных чувств страсти. А Байрон даже о смерти отца героя - смерти! о великом таинстве, о самом жутком и достаточно редком событии жизни человека, событии, действительно, исключительном, говорит не только что без пафоса, но с иронией:

Он умер. Вместе с ним погребены

И сплетни, и доходы адвоката:

любовницы пошли за полцены,

Одна - еврею, а одна - аббату.

Алена вышла из кабинета, переполненная эмоциями, но долгое ожидание Валентины и тревога за нее притушили радость, и когда Валя, наконец-то, показалась в дверях, Алена пошла ей навстречу, обеспокоенная, но не успела и рта открыть, как Валя прямо от дверей спросила трагическим тоном: "Ну?!" Алена смотрела, не понимая. "Я боялась, она тебя отправит, но смотрю, зачетку взяла. Что она тебе поставила?" "Отлично," - ответила Алена с недоумением. Она ведь видела ужас в глазах Вали, она думала, Валя не готова отвечать, но причем же здесь ответ ее, Алены. А Валя голову откинула назад, словно отшатнулась: "Покажи". Алена достала зачетку, пожала плечами: "Да что ты, в самом деле?" Валя с минуту молча смотрела в зачетку. Потом молча открыла сумку, достала учебник, нашла нужную страницу, уперлась ногтем в нужную строчку и протянула книгу Алене под нос. Алена прочитала: Байрон - яркий представитель романтизма. "А ты что ей больше часа говорила? - прошептала Валя осевшим голосом. - Ты это читала?"

- Нет, - созналась Алена, испугалась тут же задним числом и тут же рассердилась неведомо на кого, - ну, я не знаю, как ты успеваешь учебники читать. Я произведения и те не все успела, - Алена вздохнула и спросила: "Ну, а ты-то как?"

"Хорошо" ,- тихо ответила Валя и с таким укором посмотрела на Алену, словно отличные оценки были лимитированы и Алена нечестно ухватила чужое.

Алене стало досадно, и она хотела уже обидеться, но тут Валя, забыв про экзамен, взяла Алену под руку и зашептала в ухо: "Ты знаешь, кого я внизу встретила? Костю с Виктором. Они приглашают к ним на ужин".

Ну, и конечно, все обиды отлетели прочь.

3. Константин и Виктор - студенты худграфа - жили в другом общежитии и занимались, в основном, в мастерских, но два раза в неделю у них были семинары по общественным дисциплинами здесь, на третьем этаже, в соседнем кабинете, и, если в тот день преподаватель говорил: "Работаем без перерыва, закончим пораньше", Алена чувствовала себя несчастной.

Когда Алена выходила из кабинета, Костя всегда уже стоял у окна, и бюст его был как портрет со съемным фоном: то Костю освещали яркие лучи солнца, то он виделся в туманной дымке или среди серых струек дождя, и парк подсвечивал его белым снегом или буйной зеленью - и Костя в одной и той же позе, с одной и той же улыбкой и ни на кого не похожий. Все ребята одевались в потрепанные джинсы и пестрые рубахи с распахнутыми воротами, в холодные дни дополняя свой наряд яркими объемными свитерами да ветровками грязно-серого цвета - Костя неизменно был в костюме, чистом, отутюженном, и при галстуке, подобранном к однотонной рубашке. В институте так не одевался больше никто. Виктор, друг Кости, следовал его манере, но костюм Виктора не был безупречен: или чуть мят или нечист, и рубашки не подобраны по тону, а надеты абы какие, и галстук завязан небрежно. Однажды, правда, увидев, силуэт в конце темного институтского коридора, Алена приняла было Виктора за Костю: он стоял у стены, разговаривая с какой-то девушкой, чуть склонившись к ней в изящном полупоклоне, и сердце Алены екнуло ревниво, но тут силуэт поднес руку с сигаретой к губам, и, еще не видя лица, Алена уже знала, что ошиблась: Костя не мог курить, разговаривая с девушкой, даже если девушка курит.