Обретение ада - Чингиз Абдуллаев

— Поэтому я и пришел на нашу встречу, — продолжал Видак, — на нашу последнюю встречу. Больше меня не увидите. Прощайте.

Ошеломленный связной даже не успел кивнуть на прощание, когда старик встал и зашагал от скамейки.

Видак уходил не оглядываясь. Кажется, он принял правильное решение. По дороге, когда пошел противный мелкий дождь, он нашел небольшое кафе и, зайдя внутрь, заказал себе любимый мартини. И, лишь несколько согревшись, вышел на улицу, продолжая идти к вокзалу. Он так и не увидел, как возникла эта большая машина позади него. Просто услышал вдруг скрежет тормозов и удивленно оглянулся. Автомобиль отбросил его на несколько метров вперед и затем, словно для пущей верности, еще и переехал безжизненное тело. Когда к погибшему подбежали люди, он уже не дышал. А неизвестную машину так и не нашли.

Вечером этого дня из Будапешта ушло сообщение в Центр: «Видак отказался от дальнейшего сотрудничества. Считаем возможным использовать резервный вариант. Приняты меры к недопущению утечки информации».

На следующий день связной встречался уже с новым агентом, прилетевшим из Австрии и согласным на продолжение сотрудничества с КГБ СССР даже в условиях изменившейся Венгрии.

Торонто. 14 января 1991 года

Он выехал на трассу и включил радио. Передавали последние новости.

Диктор в обычной свободной, несколько экспансивной манере сообщил последние вести из Литвы. В столицу этой советской республики были введены специальные подразделения КГБ и Советской Армии. Противостояние у парламента достигло своего пика, появились первые убитые и раненые. Диктор пообещал подробнее информировать своих радиослушателей через два часа. И он раздраженно отключился.

Шел январь девяносто первого года. На трассе, ведущей к центру Торонто, было довольно свободно, в это дневное время здесь не бывало тех характерных пробок, которые возникали к концу рабочего дня. Он посмотрел в зеркало заднего обзора. Кажется, никого нет. Впрочем, появлению нежелательных преследователей он уже не удивлялся. За столько лет, проведенных в Америке и Канаде, он привык и к их присутствию, и к их отсутствию.

Он прилетел сюда еще в середине семидесятых, когда мир содрогался в тисках «холодной войны», а сама Америка переживала шок после Вьетнама и Уотергейта. Отставка Никсона особенно больно ударила по престижу американцев, сделав их посмешищем всего мира. Неудачная война во Вьетнаме, пятьдесят с лишним тысяч погибших и сотни тысяч раненых и искалеченных парней дорого обошлись Америке. Самым страшным был «вьетнамский синдром», — возникшее после фактического поражения сверхдержавы ощущение пустоты и растерянности у одних и гнева и разочарования у других за унижение, которому подверглась их страна.

Фактически Уотергейт стал высшей точкой этого унижения и был закономерным итогом бурных шестидесятых и первой половины семидесятых. Выстрелы в Далласе и убийство президента Кеннеди, смерть Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди, вьетнамское поражение, уотергейтский позор Ричарда Никсона и, наконец, покушение на Джеральда Форда заставили американцев всерьез задуматься — куда идет их страна?

Именно в это время в США появляется молодой турецкий коммерсант Кемаль Аслан. Его дядя Юсеф Аббас — один из наиболее крупных предпринимателей-эмигрантов, сумевший закрепиться на юге страны и стать главой крупной нефтяной компании. Удачливый бизнесмен не имел детей и передал все своему племяннику. А племянник не только сохранил миллионы своего дяди, но и сумел основательно закрепиться в Америке и прибавить к уже полученным по наследству деньгам собственные миллионы долларов. По осторожным оценкам экспертов ЦРУ, состояние Кемаля Аслана оценивалось в сто пятьдесят миллионов долларов, и это без учета ряда предприятий, где Кемаль Аслан не владел контрольным пакетом акций, но сохранял за собой достаточно большие возможности и имел право решающего голоса.

Сейчас, направляясь к центру крупнейшего города Канады, он вспоминал, когда в последний раз обнаружил ведущееся за ним наблюдение. Кажется, это было во вторник. Он тогда выезжал за город. Кажется, контрразведчики везде мыслят одинаковыми категориями. Хорошо еще, что они не мешают ему в самом Торонто, иначе его жизнь превратилась бы в настоящий ад. Хотя наверняка они незаметно ведут его и в самом городе, но делают это достаточно квалифицированно и осторожно. Он проехал мимо расположенного в центре города Центрального парка Королевы и с Университетской авеню свернул на Куин-стрит, где находился известный своим комфортом и роскошью знаменитый «Шератон-отель». Именно в этом отеле всегда останавливался Питер Льюис, его юрисконсульт, прилетавший из Нью-Йорка. Оставив автомобиль на стоянке, Кемаль поспешил в бар, где уже восседал добродушный и рыхлый Питер Льюис.

Юрист не любил крепкие напитки, предпочитая заказывать пиво. Увидев Кемаля, он даже не встал, только поднял свою короткую полную руку.

— Как дела, мистер Льюис? — спросил, подходя ближе, Кемаль.

— Могли быть и лучше, — вздохнул Питер, — но, слава Богу, не так плохи.

— Последнее соглашение по калифорнийскому заказу должно было несколько улучшить наше положение, — заметил Кемаль.

— Ненамного, — проворчал Льюис, доставая свой «дипломат» с бумагами, — поднимемся ко мне в номер, я вам покажу все документы.

— Да, конечно, — согласился собеседник. Они вышли из бара и, пройдя в холл, вызвали скоростной лифт на семнадцатый этаж. Кроме них, в лифт вошли еще двое, но в лифте никто не сказал ни слова. Ни вошедшие незнакомцы, ни сам Питер Льюис, ни его спутник. И только когда Кемаль Аслан и Питер Льюис вышли из лифта и зашагали по коридору, Питер шепнул идущему справа от него Кемалю:

— У меня в номере, кажется, они успели побывать.

— Конечно, успели. Передайте в Москву, что я проверил все заказы, идущие по линии Министерства обороны США. Развернуть в ближайшие десять лет программу защиты в космосе они не сумеют. Просто блефуют. Данные анализа их закупок позволяют говорить об этом с максимально вероятной точностью.

— Передам. Они разрабатывают программу вашего возвращения.

— Пора бы, — не удержался Кемаль, — что там происходит в Литве, вы что-нибудь понимаете?

— Честно говоря, знаю столько же, сколько и вы. Видимо, ничего хорошего.

Они дошли до номера Льюиса. Тот приложил палец к губам.

— И как видите, — громко сказал Льюис, — положение у нас достаточно неплохое.

— Безусловно, — подхватил Юджин. Они вошли в номер. Хлопнула дверь. Из соседнего номера вышли двое незнакомцев и, подойдя к висевшему слева светильнику, сняли небольшой прибор, фиксирующий разговоры в коридоре. Войдя в номер, они коротко доложили сидевшему в кресле третьему незнакомцу:

— Нам удалось записать их разговор в коридоре. По-моему, они говорили о чем-то важном.

— Включайте, — разрешил их руководитель. Один из вошедших включил аппарат, снятый в коридоре.

Раздалось громкое шипение.

— В чем дело? — недовольно спросил сидевший в кресле. — Опять ничего не получилось?

— У одного из них в кармане был скэллер,[3] — зло пробормотал мужчина, — кажется, повреждена вся лента.

В соседнем номере Кемаль Аслан, продолжая разговаривать со своим юрисконсультом, вдруг написал на листке бумаги: «Кажется, в последнее время наблюдение за мной несколько усилилось. Подключают профессионалов». Льюис, прочитав, достал из кармана сигару, спички, спокойно закурил и поджег записку.

После чего кивнул, наблюдая, как пылает бумага. И только после этого сказал:

— Вы всегда казались мне чрезвычайно внимательным человеком, мистер Кемаль Аслан.

— Черт бы вас побрал, — разозлился третий, — опять ничего не вышло.

— Нужно просто арестовать обоих.

— Это вы расскажете их адвокатам, — третий, поднявшись с кресла, направился к дверям и, уже выходя, обернувшись, добавил:

— Постарайтесь хотя бы записать их разговор в номере. Хотя подозреваю, что мы не услышим ничего интересного.

И вышел, мягко затворив за собой дверь. В соседнем номере шла неторопливая беседа двух деловых людей, внешне ничем не отличавшаяся от любой беседы такого рода. Агенты уныло записывали разговор, уже не надеясь на удачу.

Берлин. 16 января 1991 года

— Мы не согласны, — зло говорил стоявший у моста высокий мужчина в штатском, — это, в конце концов, просто унизительно. Вы предлагаете глупые, нереальные условия.

— Почему, — возражал его собеседник, говоривший по-русски с очень сильным характерным немецким акцентом, — ведь вы все равно должны будете оставить это оборудование и помещения. А мы предлагаем вам хорошую сумму.

— Это вам так кажется. По оценкам ваших экспертов, только оборудование может стоить десятки миллионов марок. Мы не согласны на такую сумму.