HOMO FABER (СИ) - Баковец Михаил

К счастью, все мои запасы хранились в карманах костюма, на которые распространялась защита (а то куда бы в игре персонаж прятал дофигища всяких ништяков), потому я с удовольствием лицезрел целенькие пробирки и шприцы, а не кусал локти, стоя над горкой битого стекла.

Костюм я снял, чтобы достать из кармана рубашки небольшой блокнот с мягкой обложкой. В нём я хранил номера телефонов, адреса, а с некоторых пор делал крошечные зарисовки. Папки-то нет, а мне срочно требовалось нарисовать свой город, обязательно с привязкой к одному из памятников (на окраине, в бывшей деревне, а теперь уже ставшей улицей, так я не привлеку внимание своим появлением). Пока в памяти свежи воспоминания, нужно рисовать.

Надеюсь, реальность сработает правильно и меня выбросит обратно так же, как перенесло сюда, в этот мир, где идёт страшная война.

Как назло я не мог найти карандаш. Обычно он был пристёгнут к блокноту, а тут нету, как сквозь землю провалился. Может, я его просто уронил, когда раздевался несколько минут назад?

Я опустил взгляд под ноги и тут услышал громкое тарахтение мотоцикла где-то рядом. То, что на такой технике раскатывали немцы в девяти случаях из десяти, я знал. И потому постарался сделаться незаметным, растянулся на земле и даже голову боялся оторвать и приподнять вверх.

Глава 3

Я не трус, но… да, боюсь.

Тарахтение быстро приблизилось и внезапно стихло, остановившись почти напротив моего бугорка.

«Следы!», — обожгла мысль.

Я, когда ходил через дорогу туда-сюда, то оставил заметную прореху в орешнике, плюс, глубокие отпечатки ног на сырой лесной почве. В костюме, в индейского следопыта хорошо играть лишь в режиме маскировки, но не когда она отключена. В эти моменты я большой и тяжёлый, сам заметный и оставляю заметные следы.

Впереди раздались неразборчивые голоса. Впрочем, даже не находись немцы в тридцати метрах от меня, я всё равно бы ничего не понял — не разумею я их мову. Мне бы лежать и не шевелиться, да чёрт меня дёрнул потянуться на «гаусской». Думаю, на моём месте так поступил бы каждый неподготовленный к такому стрессу человек. Ведь оружие, даже если толком не умеешь им пользоваться, придаёт уверенность. Кому-то ложную, другому настоящую, спасительную.

Подвёл меня вес винтовки. Таская оружие, будучи в костюме, который увеличивал параметры моего тела даже без учёта кратковременных усилений, я привык к тому, что гаусс-винтовка кажется детской игрушкой. А тут почти что шесть килограмм в левую руку пришлось, которая совсем не такого веса ожидала.

Итог грустный — я уронил оружие, которое, словно специально упало на сухой сучок. Разумеется, тот громко с подлым удовольствием хрустнул, сообщив обо мне на всю округу.

Работай у немцев мотоцикл, то хрен бы они меня услышали. Но тут, словно сама Судьба решила вмешаться и подкинуть неприятностей в тот ворох проблем, что меня окружал с недавнего времени.

Громко — на фоне речи врагов — лязгнул металл, и тут же прогрохотала пулемётная очередь. Пулемётчик был асом — с первого же раза накрыл мой бугорок, причём, вслепую, сквозь густую листву и заросли кустарника.

Что-то рвануло ладонь, обожгло шею. Я даже не обратил внимания на это, просто пополз назад, прячась за бугорок от выстрелов и молясь про себя, чтобы немцы не решились на прочёсывание зарослей. Краем уха услышал далёкий гул десятков моторов, приближающихся ко мне.

Укрывшись за бугорком, я посмотрел на левую руку, которая начала стрелять острой болью.

— Мамочки, — прошептал я, глядя на развороченный кусок мяса, что было раньше левой ладонью, и кровь, что едва заметными толчками выплёскивалась из раны. Пуля прошла вдоль тыльной стороны ладони, выворотив наружу верхний слой тоненького жирка и мышц, и сейчас оттуда торчали края толстых, со стержень от гелевой ручки, сосудов, из которых и выбивалась кровь.

Боль, которую минуту назад я не замечал, принялась грызть руку, к ней тут же присоединилась боль от раны на шее. К счастью, там была лишь царапина, хотя кровь текла ровным ручейком.

Меня начало мутить.

При себе не было ни аптечки, ни завалящего бинта, вся надежда была на функции костюма, который я снял перед появлением немцев.

Самое страшное было то, что я едва мог шевелить пальцами на пострадавшей конечности. Без хирургического вмешательства я рискую остаться калекой.

Тут же проскочила мысль, что стоит попробовать вколоть себе препарат на усиление живучести. Возможно, ускорится регенерация, и рана заживёт сама. Или попробовать надеть костюм, который в режиме защиты заживит руку. А ещё лучше, уколоться и одеться.

«Вот так и сделаю».

Немцы больше не стреляли, движения в зарослях я не видел, так что можно рассчитывать, что передовой мотодозор колонны, чем шум всё ближе и ближе приближается ко мне, успокоился, дав несколько очередей на подозрительный шум, и не станет прочёсывать прилегающую местность к лесной дороге.

Выбрав нужный шприц, я кое-как закатал рукав рубашки до локтя, прицелился в вену и вогнал в неё иглу. Попал или нет — не знаю, самостоятельно я делаю инъекцию в первый раз в жизни. Было больно — это факт, но от чего: потому как промахнулся и сейчас ввожу препарат в мышцу или сама жидкость такая болючая? К этому времени крови из меня вытекло столько, что всё вокруг было измазано ею — трава, листва мелких кустиков, земля, кора дерева, возле которого лежало моё снаряжение. Усилилась тошнота, и появилось чувство холода.

Инъекция не подействовала никак.

Я вогнал ещё один шприц на живучесть. Потом укололся препаратом на повышение силы, рассчитывая, что тот даст рост мышцам и это поможет стянуть повреждения на руке.

А кровь шла, рана и не думала затягиваться.

Сорвал рубашку и попробовал затянуть ей ладонь, но кровь через пару секунд проступила сквозь тонкий материал и продолжила течь.

«Жгут, нужен жгут», — в голове забилась лихорадочная мысль.

Но эту столь важную вещь взять было неоткуда, даже ремня на штанах не имелось, не посчитал нужным носить под нанокостюмом, да и мешала бы пряжка тогда.

Ещё один укол для роста мышц… а самочувствие уже сильно испортилось. Потеря крови уже на глаз явно больше стакана, ещё два раза по столько же и я свалюсь без чувств. Препараты, почему-то, и не думали работать, словно, вытекали вместе с кровью. Подумалось, что зря стал колоть в левую руку — там же рана немного ниже, вдруг, всё выходило через неё?

Кляня себя последними словами, я потянулся за очередным шприцем, собираясь уколоть в правое бедро, и тут вспомнил про мутаген. Уверен, зелёная жидкость зарастит любую рану. Боюсь ли я превратиться в сумасшедшего великана-мутанта? Ещё как, но здесь, в чужом мире последствия должны быть минимальны, в крайнем случае, пострадают немцы, но мне было плевать на них. После того, как они меня искалечили, всё мое миролюбие и желание отсидеться в стороне, как ветром сдуло.

— И на удачу, — прошептал я, вгоняя в бедро единственный шприц с препаратом для повышения Удачи. Следом приложил к губам горлышко склянки с зелёной жидкостью.

На вкус жидкость оказалась горькой и очень острой, жгучей, словно раствор чилийского перца хватанул. Ещё успел подумать, что от такого вкуса и голову потому сносит, а затем начал меняться.

Несколько секунд всё тело ломило, как если бы я проснулся на второй день после жестокой тренировки в спортзале. В эти мгновения я не думал ни о чём, просто злился и желал поскорее избавиться от этих ощущений поскорей.

Пришёл в себя с сильным раздражением на… да на всё! На низкие деревья, гибкие ветви, в которых запутался, на мягкую лесную почву, увязнув в ней по щиколотку. Даже то, что оказался полностью голым и сейчас мотаю своим, хм, детородным органом, изрядно увеличившимся в размере, бесило.

А потом со стороны дороги прилетела очередь, доставшая меня.

Боли не было, просто ощутил дискомфорт от неприятной щекотки, мурашек, «гусиной кожи», в общем, что-то из всего этого. Зато ярость скакнула на порядок, у меня даже в глазах всё покраснело.