Свобода не воля. Часть 2. Медвежий праздник - Алексей Янкин

Все несколько минут молчали, переживая, что действительно чуть сами не отправили тех, кому желали добра, прямо в когти преследователей. Наконец Аина прервала молчание:

– Что ты хочешь сказать, Унтары?

– Надо вести за Нарпу-Нёр. Через перевалы. Там, по ту сторону, есть большой город. Там никто Вогр-Аги, Рыжеволосую, и её «касум», младшего брата, ждать не будет. Откуда им дознаться, что девка в тайге жива осталась, что через Нарпу-Нёр пошла?

– Через перевалы? Ты в своем уме? Что он говорит? – опять раздались возгласы. При этом Маргарите показалось, что в этих голосах сквозят явные ноты отчаяния и страха.

Унтары встал, гневно оглядел соплеменников и прорычал:

– Да! Через Нарпу-Нёр! Сам поведу! Поведу один, коли в стойбище не найдется больше ни одного охотника. Пока хожу, пусть жены сошьют своим мужикам юбки. Приду – посмотрю… Выйдем на третий день, от следующего за этим. – после этих слов Унтары не торопясь выбил о край топящегося чувала трубку, засунул её за пазуху и еще раз, напоследок, окинув презрительным взглядом притихших присутствующих, кивнув Никите, величественно вышел из задымленного помещения.

047

Уже два дня экспедиция, которую возглавлял Унтары, находится в пути. Шли к подножию гряды больших гор, которые назывались Зелеными Горами или Нарпу-Нёр на туземном языке, Таинственный и неизведанный мир. Дети Зайца с Белым Пятном – дети таёжной равнины. Горы пугали их.

– У самой горы у меня «мокол», земляная изба, есть. Там и отдохнем мало-мало. – говорил Унтары уже который раз Никите. А горы, казалось, как были на горизонте, так там и оставались.

Кроме Унтары, Никиты, Маргариты и Михаила в экспедиции приняли участие трое молодых туземцев, не побоявшихся сопровождать гостей стойбища: Шеркаги, Томкага и совсем юный Касэм-Вай. Все помимо ножей вооружены охотничьими ружьями, у каждого за спиной вещмешок с запасом самого необходимого. Как успел пояснить охотник девушке и её брату, их хозяева боялись не возможной погони или трудностей перехода. «Нет. Смелее людей я, пожалуй, не встречал» – убеждал Никита, боясь, что бы они не подумали плохо о его друзьях, – «Но у них есть твердое поверье, что в горах на Западе, там, куда прячется каждый вечер солнце, пристанище злых духов. Там Мир Смерти. Именно там, думают они, живет и Нома Тарым, грозный подземный бог. Он владеет жизнями всех существ и их душами. Он повелевает духами и может наслать всяческие беды. Встреча с ним ничем хорошим окончиться не может. Так они думают» – на всякий случай уточнил он, показывая, что сам он не является сторонником этой теории мироздания. «Но особо они боятся попасть в Страну Неумерших Мертвых».

– Это что-то вроде ваших зомби. – пояснил Никита, выказав знакомство с современным городским киношным фольклором.

– Ух ты! Встретить бы! – восхитился Миша. Маргарита почувствовала, как волосы на голове у нее непроизвольно задвигались. Неприятное ощущение.

048

Еще через два дня экспедиция оказалась у подножия ближайшей громады. Слева, от неё, пояснил Унтары, начинается ущелье, разрезающее седловину между этой и соседней горами, по которому они выйдут в долину по ту сторону хребта. Там придется одолеть перевал через второй хребет. А там еще и еще. Всего предстояло осилить семь хребтов. При этих словах на его соплеменников было жалко смотреть. Для них путешествие в горах равносильно прогулке по загробному миру. Тем ценнее, думала Маргарита, то, насколько охотно эти люди идут с ними, помогают им, двум совершенно чужим для них ручу.

Гора, подпираемая с боков грозными своими соседками, нависала над путниками. Туземцы опасливо вжимали головы в плечи. Привыкшие же к горам неизмеримо большим этих, не имевших даже снеговых шапок, Маргарита и Михаил, смотрели на них скорее с любопытством, нежели с почтением. Вряд ли высота самых больших из них более километра. Но само по себе нагромождение мрачных, густо покрытых лесами, с множеством обрывов и скальных утесов, громадин, впечатляло. В чем-то они производили даже более величественное впечатление, чем заоблачные ярко-белые вершины Альп или Кавказа, где им не раз приходилось бывать. Там был простор, здесь торжественная настораживающая загадочность.

– Эх, сюда бы на лыжах зимой. Смотри, Ритка, склон какой! – указывал пальцем восхищенный мальчик.

– Да! Красиво.

Проводники недоуменно косились на них. И чего эти ручу увидели красивого в таком ужасном, пугающем месте?

К вечеру Унтары нашел сооруженный им некогда, в период бродяжничества, приют, который он и называл «мокол», земляная изба. Она оказалась простой трехстенной полуземлянкой, отрытой на пологом склоне небольшого холмика, ближе к его верхушке, выходящая одним своим открытым краем на его южную сторону, с накатом из бревен, прикрытых поверху дёрном. Внутри имелись несколько вырубленных прямо в земле уступов, наслав на которые травы и веток путники получили весьма сносные спальные места. Костер развели на образовавшейся при рытье землянки у самого её входа площадке, плотно поросшей травой и имевшей полустертые временем следы давних кострищ. Уже в темноте Унтары пояснял, что сложности будут с преодолением первых четырех хребтов. А остальные они пересекут по ущелью, держась берега пробившей его реки. Дальше по ней же спустятся на плоту. Река, конечно, бурная, но всяк лучше, чем пешком ноги сбивать. Сам то он через эти перевалы не ходил, но путь ему описывал один бывалых охотник ручу.

Постепенно путники, несмотря на тревожные предчувствия, одолевавшие каждого, один за другим засыпают, сморенные усталостью.

049

Утром Унтары поднял всех спозаранку. На улице, перед входом, уже потрескивает костер. В котелке варится уха из изломанной в крошку сушеной рыбы. Рядом на углях попыхивает закопченный то ли медный, то ли латунный, луженый изнутри чайник, дожидающийся своей очереди. Вместо давно утерянной крышечки у него выструганный из деревяшки, обгоревший по краям кружок со вставленной сверху проволочкой. Едят прямо из общего котелка, зачерпывая каждый своей ложкой. Затем долго пьют чай. По мере того, как люди отогреваются, настроение улучшается, но, непроизвольно, то один, то другой бросает неприязненный взгляд на межгорье, куда вскоре предстоит идти. Не торопясь каждый принимается за починку своей амуниции и отладку поклажи. Хотя с собой вещей минимум, но работа движется неспешно и занимает больше двух часов. Маргариту это нервирует.

– Почему они так медленно все делают? – раздраженно шепчет она Никите, когда рядом никого не оказывается, – Они что, специально тянут время?

– Нет. – охотник улыбается, – Понимаешь, у этих людей… да не только у них… у всех таежников, но у них особенно, ощущение времени другое. Не как в городе. Для них главное – дело сделать хорошо, основательно, а не сделать его как можно быстрее. А время… так, как они считают, куды торопиться то? Ну приду я куда-то не завтра, а сегодня – и что? Что-либо изменится в моей жизни? Вся дичь разбежится? Деревья засохнут? Речка течь перестанет?

– Но неужели они не хотят побыстрее вернуться домой, к семьям?

Никита, отложив в сторону небольшой вещмешок девушки, который чинил в тот момент, пожал плечами. Обтирая друг о дружку ладони, посмотрел вдаль в задумчивости:

– Может и хотят… Не знаю. Живут то лесовики больше сегодняшним днем, не особо задумываясь над тем, что станут делать завтра, послезавтра. То есть примерно-то знают. Но то станется завтра, а сегодня, так это сегодня. Придёт другой день, придут и другие заботы. Зачем думать о тех трудностях, которых пока месть нет? Сегодняшние бы одолеть. Жизнь в тайге тяжела и задумывать что на далёко бессмысленно. Всё скорее иначе скажется, чем казалось. Мы вот даже не можем знать, где вечером на ночь остановимся. Унтары и тот знает о дороге чуток больше нашего, лишь понаслышке. Но главное, мы не знаем, не можем знать, что встретиться нам днём. Хорошо ли идти будем, или упремся в стену каку. Да ты не смотри, что они сдаются такими капушами. Зато люди верные. Настанет пора, проворнее и не сыщешь.

Маргарите осталось только терпеливо ждать. Но о бессмысленной потере, с её точки зрения, столь драгоценного времени, она осталась при своём мнении. Нет, так дела не делаются. Никогда бы её отец не стал тем, кем он стал, если бы не жил наперегонки со временем. Однако ей приходилось смириться и плыть по течению событий. Тем более она понимала – как не сердись на своих друзей, но каждый из них, бросив все свои заботы, не думая о своей безопасности, идёт и решает её и её брата проблему. А ведь они могли просто ткнуть пальцев в сторону и сказать: «туды шагай».

050

Всему приходит конец. Пришел он и долгим сборам. Двинулись вверх по течению пробегавшей у подножия их холма небольшой, но весьма бурной речушки. Вскоре клокотание воды переросло в рёв и путники уже не слышали друг друга. Приходилось либо кричать, либо обмениваться жестами. Впереди, выбирая тропу, шел Унтары. За ним держались обстоятельный Шеркаги и, не смотря ни на что, веселый Томкага, следом Михаил, который изо всех сил старался показать, что нисколько в выносливости не уступит туземцам. Дальше Касэм-Вай, бывший едва ли года на два старше гостя, чрезвычайно гордый, что его взяли в столь ответственную экспедицию. След в след ему держалась Маргарита, пытавшаяся растопить в себе невольно прокрадывающийся в душу ледок страха. Никита, сопровождаемый верным Лохматым, замыкал шествие. Должность замыкающего не легче должности впередиидущего, поэтому на обе ставились наиболее опытные и выносливые ходоки, обладающие к тому же отменной быстротой в принятии решений. Превосходство Накты, как путешественника, признавали даже туземцы, ибо он проводил время в глуши гораздо больше любого из них. Для него поход был не чем-то выдающимся, а образом жизни, обыденностью. Вся его жизнь являла собой сплошную цепь бродяжничеств, с краткими остановками между ними под какой-либо попавшейся по пути, чаще чужой, чем своей, крышей. Даже зимой он не мог долго усидеть на одном месте и больше ночевал в снегу, чем в кровати. Нередко без костра, соорудив в подходящем снежном наносе небольшую пещерку и загородив снежным же комом вход в нее.