Долина - Эдуард Михайлов

Занятия в школе ещё не начались, и я одиноко сидел на лавочке в прозрачном от поздней осени яблоневом саду, изредка затягиваясь зажатой в кулаке сигаретой, и опасливо поглядывая на двор соседнего со школой дома. Там, в обычной трехкомнатной квартире под номером один, располагалась Детская Комната Милиции. Два месяца назад меня увезли в приемник именно оттуда, и я хорошо знал всех троих сотрудников. Начальницей была русская женщина по имени Анжела, которой совершенно не шла милицейская форма. Несмотря на свои тридцать с хвостиком, она была довольно стройной бабой, но черты её лица, обильно сдобренные пудрой и ярко-красной помадой, выглядели скорее вызывающе, и даже вульгарно, чем красиво с эстетической точки зрения. От количества духов, которые она выливала на себя, щекотало в ноздрях, и провоцировало чихнуть. У нее были зелёные, редкостно наглые для женщины глаза, и зачёсанные баранкой на затылке волосы, цвета перекиси водорода. Все жёлтые предметы из легких сплавов, которые прилагаются к милицейской форме, ослепительно блестели на ней, словно гирлянды на новогодней ёлке. Иногда Анжела приходила к директору нашей школы, и тогда все старшеклассники, оборачиваясь, глазели на ее вихляющий из стороны в сторону зад и красивые, едва прикрытые форменной юбкой выше колен, ноги. Ей явно нравилось, когда на нее глазели несмышлёные подростки. В летние выходные дни ее можно было заметить в уголке одного из многочисленных местных пляжей, где она отдыхала в компании здоровых и угрюмых узбеков из оперативного состава нашего РОВД. Да и вообще, в районе о ней всегда ходили нехорошие сплетни.

В рабочем подчинении у этой женщины с немилицейским именем состояло двое инспекторов – Юсуп и Хайрулла. Первый был неимоверно худым и долговязым типом лет 27-ми и даже в невыносимую жару носил черный твидовый пиджак и затянутый под нестандартно большим кадыком синий галстук. Он был настолько сухим, что по его черной, как пиджак, физиономии можно было смело изучать строение костей черепа. Юсуп плохо говорил по-русски, но этот факт, видимо, не являлся препятствием для работы в милиции республики Узбекистан. Несколько флегматичный и беззлобный, два месяца назад по дороге в приёмник, он накормил меня в столовой, а на выходе купил мороженное.

Хайрулла, словно в насмешку над Юсупом, был маленького роста, и хорошо упитан. Я ни разу не слышал от него ни единого русского слова и вполне допускаю, что этот язык был ему совершенно не знаком. Этакий бабай кишлачного типа, он постоянно находился за рулем ведомственной «Нивы» и, похоже, на этом его служебные функции заканчивались, поскольку я не могу представить себе, как этот первобытный человек составляет какие-то протоколы. В общем, Анжела подобрала себе таких исполнителей, на фоне которых ее начальствующая роль выглядела несомненной.

Глава 8

Знакомая бежевая «Нива» появилась у подъезда с квартирой под номером один почти одновременно с первыми учениками, заполняющими школьный двор. Я не желал светиться перед всеми знакомыми, и искал встречи лишь с одним из них – Марсиком, поэтому быстро сменил позицию, чтобы перехватить его ещё до подхода к школе. Марсик жил через подъезд от меня и, хотя учились мы с ним в параллельных классах, во дворе всегда находились вместе с тех пор, как начали помнить себя. Купались, мастерили рогатки, гоняли мяч, курили – одним словом, вели обычный для каждого маленького человека образ жизни. Его родители были деловыми, серьезными людьми и вели замкнутую от соседских отношений жизнь. Зато у меня дома Марсик чувствовал себя своим в доску, и моя мама относилась к нему с равным, как и ко мне, вниманием.

Наш двор был поровну населён русскими и татарами, а так же имелись корейцы, башкиры, украинцы, евреи – в общем, большой, дружный интернационал. Однажды, когда мы с Марсиком были еще совсем сопливыми, моя мама, купив немного шоколадного масла, кормила нас бутербродами из этого удивительно вкусного продукта. После того случая мы каждый день бегали в магазин и подолгу смотрели сквозь витрину на огромный куб этого самого масла, тыча пальцем в стекло, и о чем-то перешёптываясь между собой, пока продавец Рустам не прогонял нас ленивым взмахом руки: «Кыш! кыш!» Шоколадное масло даже померещилось нам в толстом слое солидола, которым были смазаны петли гаража. Мы только-только начинали постигать мир, и многого ещё не знали, поэтому, когда Марсик, не удержавшись, всё же лизнул тот самый солидол, и отрицательно помотал мне башкой, я понял: ЭТО НЕ ШОКОЛАДНОЕ МАСЛО.

Как то раз мы нашли во дворе оборонённый кем-то бумажный рубль, и, недолго думая, понеслись в магазин. Протянув деньги огромному (нам всё тогда казалось огромным ), Рустаму в белом колпаке на бритой голове и волосатыми до самых ногтей руками, мы, ткнув пальцем в витрину, возбужденно крикнули: «Масла!»

– На все?– спросил Рустам, и мы, словно китайские болванчики, закивали головами.

Продавец сдвинул вбок перегородку, взял огромный нож, и, к нашему с Марсиком ужасу, начал отрезать кусок не от ШОКОЛАДНОГО, а от СЛИВОЧНОГО масла! Хлопая глазами, мы молча смотрели на этот БЕСПРЕДЕЛ, и у нас не хватило духа вымолвить что либо. Чёрт! Мы же не сказали ему КАКОЕ именно МАСЛО нам нужно. В итоге, получив сверток, мы вышли из магазина в крайне скверном настроении. Откусив по разу, и найдя сливочное масло довольно отвратительным на вкус, мы выбросили сверток в урну. Однако наше сознание навсегда сохранило опыт того, что нерешительность не приносит плодов.

И вот теперь, после двухмесячной разлуки, я ждал своего друга детства в стороне от школы, которая к тому времени уже перестала быть МОЕЙ. Несколько последующих дней я приходил сюда регулярно, и когда после обеденной перемены ученики расходились по классам, я входил в пустую столовую, где добрейшая повариха тетя Рая кормила меня так сытно, будто это был последний раз в моей жизни. Как мог я когда-то обманывать эту милую женщину, натирая ртутью от градусника трёхкопеечные монеты, и всучивая ей как двадцатки…

– Иди сюда, сынок! Садись, сиротка, сейчас я тебя покормлю, – чередуя русские и татарские слова, говорила тётя Рая. Дай Бог ей здоровья, если она еще жива!

Вечером, дождавшись Марсика после школы, мы бродили с ним в стороне от двора, пекли в золе костра принесённые им из дома картофелины, а с наступлением темноты он уходил домой. Я же, с мерами предосторожности проникал в свою квартиру, чтобы рано утром, скрепив слюной край бумажной ленты, покинуть её опять. Ночь давалась мне тяжело, поскольку рядом была лишь печальная мачеха, по имени ОДИНОЧЕСТВО.

Глава 9

Этот день с самого утра выдался неудачным. В электрической щитовой не оказалось Вовкиных сигарет. Скорее всего, он ушел из дома раньше меня, потому что спичек тоже не было. В обед молодая школьная повариха сказала мне, что тётя Рая не вышла на работу, и это означало лишь то, что до вечера я останусь голодным. Часам к двум Марсик ушёл с уроков, и я с нетерпением ожидал его в палисаднике позади дома. Он должен был принести что-нибудь из еды, и я периодически выходил за угол, всматриваясь в сторону его подъезда. Марсик задерживался, очевидно, набивая дома собственный желудок.

В очередной раз проходя мимо торцевой части дома, я машинально поднял голову в сторону нашего балкона, и тут же вздрогнул от неожиданности. В темно-синем плаще и черной кепке-аэродроме там стоял Юсуп. Друг друга мы заметили почти одновременно, и инспектор инстинктивно протянул назад, но было уже поздно. Я заметил его и только теперь обратил внимание на виднеющийся из-за кустарника зад бежевой «Нивы» у подъезда. Рванув с места, я бежал, сколько было сил и куда глядели глаза.

Оказавшись на окраине района, я наконец перевел дух, справился с паническим страхом и попытался мыслить рационально. Долговязый Юсуп стоял на балконе нашей квартиры, куда я, словно вор, забрался несколько дней назад. В машине явно сидел Хайрулла. У них есть ключи, и они пришли именно за мной. Что же теперь делать? Во дворе появляться нельзя, там засада. Марсик наверняка сейчас ищет меня с бутербродами под курткой… Что за день! Одолеваемый тягостными мыслями и не находя ответов на возникшие неожиданно вопросы, я крался по палисадникам позади чужих домов. С балкона на первом этаже на меня залаяла маленькая собачонка непонятной породы. Я поднял глаза и поверх собачьей морды увидел несколько сушеных рыбин, висевших на веревке, словно стираное белье.

Голод вернулся ко мне с удвоенной силой. Выломав из ограды длинный шест с загнутым на краю ржавым гвоздём, я какое-то время пытался подцепить им одну из рыбин, но гвоздь лишь скользил по ней, обдирая сухую чешую. Маленькая псина теперь уже заливалась, взяв непомерно длинную и высокую ноту, что действовало на меня паническим образом. Избрав грубый, но быстрый метод, я зацепил саму бельевую веревку, и с треском дернул ее на себя. Рыбы, больно ударив меня по голове, свалились к моим ногам и, схватив одну, я ринулся прочь от этого балкона.