Тар-Айимский Кранг. Сборник научно-фантастической прозы - Алан Фостер

— Тридцать кредитов, — наконец вздохнула она.

— Кощунство! — воскликнул муж, сильно тряся антеннами. — Они стоят не больше десяти, да и то я немилосердно льщу ремесленнику.

— Десять! — простонала Мамаша Мастифф, симулируя обморок. — Это существо говорит «десять», и еще похваляется этим! Наверняка… Сударь, вы ведь наверняка не ожидаете, что я буду всерьез обдумывать такое предложение? Оно неудачно даже для шутки!

— Тогда пятнадцать, и мне следовало бы сообщить о вас местному магистрату. Даже у простых воров хватает приличия работать инкогнито.

— Двадцать пять. Сударь, вы культурные и богатые существа, наверняка, можете найти лучшее занятие; чем насмехаться и потешаться над старой самкой. Той, которая, несомненно, оплодотворила столько же яиц, сколько и вы…

У самки хватило достоинства опустить голову и покраснеть. Транксы относились к сексу вполне открыто… и к своему, и к чужому… но все же, подумал Флинкс, существовали границы, переступать которые не полагалось.

Может, это и не являлось проявлением хороших манер, но в данном случае это, похоже, являлось хорошим подспорьем бизнесу. Самец неловко хмыкнул, издав глухое вибрирующее гудение.

— Тогда двадцать.

— Двадцать три с половиной, и даже на десятую кредита меньше я не соглашусь! — продекламировала Мамаша Мастифф и сложила руки на груди в признанном жесте окончательного решения.

— Двадцать один, — сделал встречное предложение самец.

Мамаша Мастифф упрямо покачала головой, неподвижная, как дерево. Она выглядела готовой переждать энтропию.

— Двадцать три с половиной и ни десятой кредита меньше. Мое последнее и окончательное предложение, милостивый государь. Эта пара кувшинов сама найдет рынок сбыта. Я должна жить и боюсь, что и так уже позволила вам нанести ущерб своим интересам.

Самец бы еще поспорил, хотя бы из принципа, если бы не было еще какой-нибудь причины, но в этот момент самка положила иструку ему на грудную клетку-б, как раз ниже уха, и чуть погладила. Это закончило торг.

— Азах, Темные Центры! Двадцать пять… нет, двадцать три с половиной кредита! Воровство! Покушение на разум! Всем хорошо известно, что человек обманет и свою родительницу, лишь бы нажить полкредита!

— И всем также хорошо известно, — гладко ответила Мамаша Мастифф, принимая деньги, — что транксы — самые хитрые торгаши в галактике. Вы сами совершили кражу, сударь, так что вор-то вы, а не я!

Как только передача кредитов закончилась, Флинкс покинул свой наблюдательный пост и прошел к этой комбинации ларька с домом. Транксы счастливо отбыли, переплетя антенны. Может, у них брачный полет? Самец, по крайней мере, казался слишком пожилым для этого. Цвет его хитинового покрова переходил понемногу в синий, несмотря на явное применение косметики, в то время как у самки был куда более молодой аквамариновый цвет. Транксы тоже держали любовниц. Во влажном воздухе их тонкий аромат долго не пропадал.

— Ну, мать, — начал он. Флинкс не указывал на родство — на этом она настояла много лет назад, — а употребил титул, дарованный ей народом рынка. Ее все называли матерью. — Бизнес, кажется, идет неплохо.

Она явно не заметила его приближения и на мгновение смешалась.

— Что? Что? А, это ты, щенок! Пхе! — она сделала пренебрежительный жест в направлении отбывших транксов. — Ворье эти жуки, так меня обкрадывать! Но разве у меня есть выбор? — Она не дождалась ответа. — Я старая женщина и должна иногда продавать, чтобы обеспечить себя, даже по таким ценам, иначе кто в этом городе станет кормить меня?

— Вероятнее, мать, город станешь кормить ты. Я видел, как ты покупала эти же спиральные кувшины у Олина Медника не далее как шесть дней назад… за одиннадцать кредитов.

— Да? Хм, — кашлянула она. — Должно быть, ты ошибся, мальчик. Даже ты, знаешь ли, можешь иной раз ошибиться. Гм, ты уже ел сегодня?

— Только пирожок с тиксом.

— Разве так я тебя воспитывала, жить на сладостях? — В своей благодарности за смену темы она изобразила гнев. — И ручаюсь, ты в любом случае отдал половину этому своему проклятому змею!

При этих словах Пип поднял дремлющую голову и испустил тихое шипение. Мамаша Мастифф не любила мини-дракончика и всегда относилась к нему отрицательно. Да и мало кто другой положительно. Некоторые могли притязать на дружбу, и после уговоров немногих из них можно было даже убедить погладить его. Но никто не мог забыть, что яд этого вида мог свести человека в могилу за шестьдесят секунд, а противоядие являлось редкостью. Флинкса никогда не обманывали ни в делах, ни в удовольствиях, когда вокруг его плеча лежал, свернувшись, змей.

— Полегче, мать. Он, знаешь ли, понимает, что ты говоришь. На самом-то деле не столько что, сколько почему.

— О, разумеется, разумеется! Утверждай теперь, что это чудовище обладает разумом! Он, наверное, околдован. В последнее я, по крайней мере, верю, так как, да, не могу отрицать, видела, как эта тварь странно ведет себя. Но он не работает, постоянно спит и чудовищно много ест. Ты, малыш, намного лучше жил бы без него.

Он рассеянно почесал мини-дракончика за плоской чешуйчатой головкой.

— Твое предложение не смешно, мать. Кроме того, он-таки работает в выступлении…

— Дешевый трюк, — фыркнула она, но не громко.

— А что касается его манеры спать и есть, то он, конечно, отличается от нас, и обмен веществ у него происходит по совершенно другим законам. И самое главное — он мне нравится и… я нравлюсь ему.

Мамаша Мастифф поспорила бы еще, если бы они не прошли за долгие годы бессчетные вариации этого самого спора. Несомненно, собака или одна из местных одомашненных бегающих птиц была бы более полезным дружком для мальчика, но когда Мамаша Мастифф взяла к себе вызвавшего у нее сочувствие малыша, у нее не было кредитов ни на собак, ни на птиц. Флинкс сам наткнулся на дракончика в переулке за их первой лачугой, роющегося в мусорной куче в поисках мяса и сахара. Не ведая, кто он такой, Флинкс приблизился к нему открыто и без страха. На следующее утро она обнаружила их обоих, свернувшихся вместе в постели мальчика. Она схватила метлу и попыталась шугануть змея, но вместо этого сама была напугана, когда тот открыл рот и угрожающе зашипел на нее. Это была ее первая и последняя попытка разлучить эту пару.

Отношения между ними были необычными и многократно обсуждались, особенно потому, что Аласпин находился во многих парсеках от Мотылька, и никто не мог вспомнить, чтобы слышал раньше о мини-дракончике, жившем на свободе вне своего родного мира. Большинство подозревало, что он принадлежал какому-то космическому торговцу, освободился в челночном порту и сбежал. Поскольку ввоз ядовитых животных являлся уголовным преступлением на большинстве планет, в том числе и на Мотыльке, никого не удивляло, что первоначальный владелец не предпринял никаких усилий предъявить права на свою собственность. В любом случае, он никому не причинял вреда (Флинкс, правда, знал кое-что другое, но об этом лучше помалкивать), и поэтому никто на рынке не заявил протеста властям по поводу его присутствия, хотя все страстно желали, чтобы он убрался куда-нибудь подальше.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});