Спор с безжалостной судьбой: Собрание стихотворений - Кирилл Померанцев

«Не Горбачёв страною правит…»

Не Горбачёв страною правитИ не Центральный комитет,И «перестройка» не исправитИтог семидесяти лет.

И «гласность» делу не поможет,Трубя хоть тысячами труб,Когда над всей страной вельможитНабальзамированный труп.

1988

«Не дай мне, Боже, впасть в отчаянье…»

Не дай мне, Боже, впасть в отчаянье,Но посоветуй — как не впасть,Какому ввериться мычанью,В какую провалиться пасть.А дни летят. Не стало Брежнева,В Париже правит Миттеран,Но всё решительно по-прежнему —Кабул, Варшава, ТегеранИ прочие фантасмагории —Мир «без руля и без ветрил»:«Господство разума в истории»,Как Гегель некогда сострил.

«Не дивно ль в солнечном закате…»

Не дивно ль в солнечном закате,В сиянье или в полумглеУвидеть чёрное распятьеОгромной тенью на земле?

Увидеть всю судьбу людскую,Где каждый путь есть крестный путь,И эту логику стальнуюОчеловечить как-нибудь.

«Не оттого мне отвратительно…»

Не оттого мне отвратительно,Что жизнь — тупик, тоска, тюрьма,Что это даже удивительно,Как, не сойдя ещё с ума,Я что-то делаю, работаю,Чего-то жду, кому-то вру,Хоть и не верю ни на йотуВ осточертевшую игру,Хоть знаю сам неукоснительно —Надежды все свелись к нулю, —Но потому мне отвратительно,Что я и эту жизнь люблю.

«Не удалась. Совсем неважно…»

Не удалась. Совсем неважно,По чьей вине не удалась.Лишь первый раз признаться страшно,Что жизнь напрасно пронеслась.

И до сих пор напрасно длится.А для того, чтоб умереть,Совсем не стоило родитьсяИ уж тем более, стареть.

1955

«Нет, Михаил Сергеич, нет…»

Нет, Михаил Сергеич, нет,Беда отнюдь не в хулиганстве,Не в разгильдяйстве и не в пьянстве,Но в том, что коммунизм отпет.

Отпет всемирно и всеславно,На Красной площади, державно.Но цел ещё его скелет —Итог семидесяти лет.

1988

«Ни на кого не обращать вниманья…»

Ни на кого не обращать вниманья,Ни с кем не спорить и не говорить,Хранить тебе лишь вверенное знаньеИ за него Творца благодарить.

Оно подобно глади океана,Чуть внятному шуршанию травы,Безоблачному торжеству МонбланаНа фоне первозданной синевы.

1988

«Ну вот, приближаются сроки…»

Ну вот, приближаются сроки,Прошедшее строится в ряд,И жизни «печальные строки»Всё ярче и ярче горят.

Они, словно глыбы, нависли:Ни выжечь, ни смыть, ни стереть.Они — неотступные мысли,Державно ведущие в смерть.

1988

«Ну вот. Я никому не нужен…»

Ну вот. Я никому не нужен.Прошла зима, пришла весна,Но не сверкнёт мне «ряд жемчужинАпрельской ночью» у окнаИ не появятся, как раньше,В уставшей бредить головеМечты о будущем реванше,О встрече в будущей Москве.

Бесчинствует парижский вечер,Сады цветут наперебой…И вот — не за горами встречаПоследняя: с самим собой.

«О ласкающей грусти, о свете…»

Я спросил старика у стены…

А.Блок

О ласкающей грусти, о свете,Притаившемся в утренней мгле…Что вы знаете, взрослые дети,О кружащейся в небе планете,Нам доверенной Богом Земле?

Летний зной был прозрачно беспечен.Я спросил золотого юнца:«Чьей безумной мечтой искалеченНимб открытого солнцу лица?»

Но он даже не бросил мне взгляда,Улыбнулся и канул в рассвет, —Тот, откуда неслась канонада,Вой штурмующих небо ракет.

«О, сколько их за эти годы…»

О, сколько их за эти годы,Презревших смерть, забывших страх,Дыханье каторжной свободыСмело и превратило в прах.

Нас уверяют: это средствоДля светлых дней, для дней иных…Но что за страшное наследствоДля нас, оставшихся в живых!

«О, страшный мир! Не тот, что с содроганьем…»

О, страшный мир!                    Не тот, что с содроганьемГотовится к неслыханной войне,А тот, иной, что в мёртвой тишине,Как черви, точит тёмное сознанье.

А этот мир, чей каждый день и часПропитан злобой, завистью и мщеньем, —Лишь бледное земное отраженьеТого, другого,дремлющего в нас.

«О, этот город, этот холод…»

О, этот город, этот холод,Осенний ветер, вечер мгла,«Блажен, кто смолоду был молод»,Блажен, кто верил в силу зла.

И разуверился под старость.И вот не верит ничему;И нежно смотрится усталостьВ его светлеющую тьму.

«Одни надеются на Бога…»

Одни надеются на Бога,Другие слушают Москву.А я в бессмысленной тревоге,В тупом отчаянье живу.

Так бьётся в зыбком непокоеПустая лодка. Где причал?..Любовь? — А что это такое?Друзья? — Простите, не слыхал.

«Он в задыхающихся строфах…»

Он в задыхающихся строфахПророчил о Господнем Дне,О небывалых катастрофах,О третьей мировой волне.

Он в ночи дикие, глухиеСлова бессвязные шептал,И страшным именем — РоссияГрядущий хаос заклинал.

«Осенний дождь стучится в окна…»

Осенний дождь стучится в окна.Хочу заснуть и не могу.А мыслей липкие волокнаУпрямо клеются в мозгу.

Всё те же мысли, всё о том же,На ту же тему, в ту же тьму:«О Боже, Боже — почему?Зачем, о милостивый Боже?»

«От пораженья к пораженью…»

От пораженья к пораженью,От униженья к униженью,Из тупика в другой тупик, —И так от самого рожденья,«До тошноты, до отвращенья»,До боли, перешедшей в тик,До боли, ставшей монополией,До белены.                    Чего ж вам более?

«От снега поднимается сиянье…»

От снега поднимается сиянье,Как будто звёзды на снегу горят,Как будто розы, затаив дыханье,Чуть слышно меж собою говорят:Проникни в тайну, скрытую от века,Склонись к истокам первозданных рек.Бог человеком был для человека,Чтоб Богом стал для Бога Человек.

Памяти Георгия Иванова

Всё в прах превратится, исчезнет,Взорвётся, провалится в сон.И я от такой же болезни,Наверно, умру, как и он.

От рака или от простуды,Назначенных нам по судьбе…Почти отвращения к людямИ жалости к ним и к себе.

1964

Париж

Осенним вечером парижским,Когда, совсем как наяву,Дома, соборы, обелискиБесшумно рушатся в Неву,

Когда в волшебном «как попало»Плывут туманы и мечтыИ отражаются в каналахВенецианские мосты…

Парижским вечером туманным,Вдоль Сены, у Консьержери,Где расплываются нирванноНеоновые фонари, —

И снова веет от лагуныПотусторонним ветерком,И Невский в мареве двулунномБезлюдным стынет двойником, —

Люблю под пологом каштановым,По набережной в огонькахБродя с Георгием Ивановым,Поговорить о пустяках.

«Парижская сутолка, вечер…»