Агуня (СИ) - Колч Агаша

— Бабушка, у тебя пирожки не сгорят?

— Что он сказал? — не поняла я резкого поворота событий.

— Это я спрашиваю, — сглатывая голодную слюну, ответил Василий.

— Тьфу ты! Такой рассказ испортил, — цыкнула зубом и похромала в закуток к печке.

— Так что дальше было? — спросила, когда царевич, сожрав почти всё печево, выставленное на стол, отвалился и сыто рыгнул.

Допив отвар, гость перевёл дух и продолжил рассказ:

— Так вот…

Чародей предупредил царя, что в их государстве появился колдун, который копит силу, выпивая её из ведьм и волхвов, но Карачуну не до того было — у него сыновья пропали. Поехали на охоту, погнались за вепрем и не вернулись. Свита с ног сбилась, все следы изучили, но найти не смогли. Отец от горя слёг и вскоре умер, не оставив завещания и наследника. На третий день после похорон боярская дума собралась, чтобы выбрать нового царя. Каждый род предлагал своего выдвиженца, с которым не соглашались остальные. В зале уже летали клочья волос, вырванных из бород, когда Кощей вошел в зал, сел на трон и сказал:

— Тихо!

Те, кто там был и выжил, рассказывали потом, что от его голоса мороз по коже пробежал и все замерли. Многие разом поняли, что спор окончен, ибо пришёл новый царь. Но были такие, что продолжили бузить. Они собрались в группу и дружно возмущались, поглядывая в сторону занятого трона. Кощей просто вытянул руку в их сторону, и они упали. Замертво. Все. Так началось его правление. За эти годы в его царстве не осталось волхвов, ведунов, колдунов и знахарей. Кого-то выпил, кто-то сбежал подальше. Зато значительно прибавилось земель и владений. В последнее время войска соседей всё чаще стали появляться у наших рубежей, что беспокоит государя отца нашего. Седьмицу назад прибыли послы звать Василису замуж за Кощея. До неё у него было пять или шесть жён, а сейчас царь вдовствует.

Вспомнив о сбежавшей сестре, парень нахмурился, вздохнул и засобирался.

— Надо вернуть дуру. Думает только о себе, а не о государстве нашем.

— Зачем Василисе о вас радеть, если вы её за Кощея отдать хотите?

Ответом гость меня не удостоил. Подхватил со стола оставшийся пирог, сунул его в торбу и вышел в сени. Зашуршал там шубейкой, остывшей на морозе, и хлопнул входной дверью.

— Ни тебе спасибо, ни мне до свидания, — прокомментировал Филипп его уход.

— Пойду калитку закрою за гостем, — предупредила кота, завернулась в нагретое на лежанке одеяльце и вышла на крыльцо.

Картина, открывшаяся с высокого крыльца, была эпичной. У ворот царевич, вооружившись деревянной лопатой, расчищал пространство от сугробов, скопившихся за зиму. Увидел меня, остановился и сказал:

— Хорошо, что вышла. Ты это… Забудь, что я тебе рассказал. Батюшка приказывал секретно Ваську привести. Чтобы до Кощея не дошла весть о её побеге. Помалкивай! Поняла?

— Поняла. Сугробы расчищаешь в качестве платы за молчание моё? — хихикнула я.

— Ещё чего! Ковёр расстелить надо — иначе не взлетит.

Василий осмотрел расчищенный участок, достал из торбы пёстрый комочек, встряхнул… На землю лёг яркий шёлковый платок, украшенный по углам кистями. Парень, отряхнув сапоги, встал в центр, прошептал что-то типа: «Земля, прощай!»

Измятая ткань расправилась, приняла жёсткую форму, словно лежала на столешнице. «В добрый путь!» — услышала я вторую часть активации артефакта, и ковёр, словно кусок крепкой фанеры, взмыл над землёй, унося царевича за ограду.

— Скатертью дорога, — махнула вслед рукой и вернулась в избушку.

Захватив по пути из кладовки тушку зверька в стазисе, похожего на кролика, пошла кормить свой зоопарк. Совушка не спала. Вынесла корзинку в горницу, поставила на стол.

— Как ты, птичка?

В ответ та вздохнула и беспокойно завозилась. От неё шли непонятные эманации, словно она беспокоится о чём-то.

— Что тебя тревожит, совушка?

Птица уставилась на дверь.

— На улицу хочешь?

Утвердительный кивок. Вспомнила себя, когда безголосая была и жестами общалась.

— Пойдём, горемычная.

Посадила на перила хвостиком наружу и, чтобы не смущать, отвернулась. Солнышко пригревало, и в воздухе неуловимо чувствовалось приближение весны. Виделось оно в слегка посеревших сугробах, в капельках, изредка стекавших с сосулек, в легком мареве над лесом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Филипп, ты не знаешь, какое нынче число или хотя бы месяц? — спросила, устраивая сову в корзине.

— Зачем тебе?

— У нас с тобой день рождения в марте. Хотя не знаю, сколько мне теперь лет. Пятьдесят шесть, двадцать три или двести пятьдесят, — грустно улыбнулась я.

— А мне сколько?

— Тебе шесть лет — ты взрослый мальчик.

Раскроив тушку на части, нарезала мясо маленькими кусочками для совы, побольше для кота, остатки залила водой и поставила варить бульон. Каждый день как день сурка. «Поели, теперь можно и поспать».

— Пойду погуляю немного, — убавив жар под чугунком до минимума, решила я. — Воздухом подышу, лес послушаю.

— Ты его каждый день слушаешь, — заворчал кот.

Но я уже закуталась в платок, сунула ноги в валенки, набросила тулупчик и похромала к воротам. Стеклянными гранями блестел наст на сугробах под яркими солнечными лучами. Где-то робко пискнула птица, словно пробуя голос. Вот с шуршанием ссыпался снег с ветки. Тявкнула лисица, кажется у них скоро начнётся гон. Обошла полянку по кругу, подышала — и пора возвращаться, а то фамильяр будет сердиться. Прожив в избушке несколько недель, я начала понимать свою предшественницу и полностью оправдывала её побег. У меня хоть кот есть, а она совсем одна была.

Сметая снег с валенок, я прислушалась к звукам, доносящимся из дома. «Великая Вселенная, пусть это будут мои галлюцинации!» — взмолилась я, узнав голос, доносившийся через две плотно закрытые двери.

Бросив веник в угол, стараясь не скрипеть половицами, я попятилась к ступеням. Спрячусь в бане и пересижу там. Не навсегда же они ко мне в гости завалились.

— Агапи, ты вернулась? — радостно распахнул дверь Инк, сорвав мой побег.

— Безмерно рада тебя видеть, — проскрипела я.

— Пошли в дом, там тебя ждёт сюрприз.

— Инк, зачем ты привёз сюда деда?!

— Я привез?! Это он меня притащил. Прочитал твоё письмо, залитое слезами, надавил на своего друга председателя Совета Керепа дель Риби, а тот отдал мне прямой приказ сопроводить. Слушай, что ты от него прячешься? Он же те…

Страж не успел закончить фразу. Распахнувшаяся дверь ударила его по спине, чуть не сбросив с крыльца. На пороге, согнувшись, чтобы пройти в дверной проём, стоял мой самый любимый во всей Вселенной дракон, Тес'шас вар Фламери. Обожаемый дед. Он мазнул по мне взглядом и обратился к Инку:

— Может, позвать её? Где в этом лесу гулять в такой холод? — видя, что архимаг не отвечает, он обратился ко мне: — Уважаемая, моя внучка здесь проживает? Вы её знаете?

Я смотрела в глаза с вертикальным зрачком и молча отрицательно качала головой. Но дед уже внимательно всматривался в меня — вернее, в мои глаза. Это то малое, что не изменилось во мне. Но что можно рассмотреть под кустистыми седыми бровями и сморщенными как у черепахи веками? Дракон рассмотрел:

— Девочка моя! Что за дурацкую личину на тебя нацепили? Инк, сними немедленно! Я хочу видеть свою внучку.

— Давайте в дом войдём. Я замёрзла, — прошептала я, чтобы не пугать деда своим новым голосом.

На столе стоял Торт. Именно так. С заглавной буквы «Т». Взбитые сливки, разноцветные цукаты, шоколадная крошка и засахаренные фрукты украшали творение кулинарного искусства. Рот мгновенно наполнился слюной, и если бы не гости, то вон та вишенка была бы уже съедена.

— С днём рожденья, Агапи! — дед хотел обнять меня за плечи, но зацепил горб и запутался в седых космах. — Инк, грах тебя забери, сними личину, говорю!

Я взяла Тес'шаса за руку, посмотрела в глаза и прошептала:

— Это не иллюзия, дедушка. Теперь я такая.

Дракон опустился на лавку, выдохнул немного чёрного дыма из ноздрей и приказал: