Суворов. Победитель Европы - Андрей Богданов

К тому, что Суворов стал солдатом и генералиссимусом вопреки своим физическим данным, но исключительно благодаря силе духа, следует добавить, что он отнюдь не был «золотым мальчиком», начавшим военную карьеру благодаря влиятельным родителям.

Его более-менее влиятельный дед Иван Григорьевич умер в 1715 г., ещё до отправки отца на учёбу за границу. Из всей семьи важные должности занимал дед Александра по матери, служивший в 1711–1719 гг. вице-губернатором Санкт-Петербурга, а с 1722 г. – президентом Вотчинной коллегии (ведомства по земельным владениям дворян). Но к моменту записи Александра в службу умер и Федосей Семёнович Мануков (1742).

В отношении якобы мешавшего Суворову «засилья иноземцев» легенда о юности полководца тоже полна заблуждений. Считают, что отец Александра не хотел записывать его в военную службу по слабости здоровья, а также в связи с всевластием иностранцев при дворе и в армии императрицы Анны Иоанновны. Только после прихода к власти Елизаветы Петровны (и то не сразу) он был в числе других дворянских недорослей зачислен сверх штата в лейб-гвардии Семёновский полк. Это произошло 22 октября 1742 г.

* * *

У этого наемника-историка два зеркала: одно увеличительное для своих, а уменьшительное для нас. Но потомство разобьет вдребезги оба.

При чем здесь иноземцы, особенно армейские, неясно. Полководец, не раз говоривший: «Горжусь, что я русский», – всю жизнь высоко ценил разнонациональных офицеров и генералов, верно служивших России. В его глазах Багратион и Кутузов, Дерфельден и Милорадович, Розенберг и Ермолов были одинаково русскими. Возмущение Суворова вызывали лишь попытки принизить славу России, русского оружия, слепо подражать порядком битым этим оружием противникам. Вслед за Петром I он с законной гордостью писал: «Природа произвела Россию только одну – она соперниц не имеет».

В отличие от «ура-патриотических» историков Суворов никогда не уничижал своих иностранных союзников. Даже после Швейцарского похода, когда австрийское правительство предало Россию и поставило ее армию на край гибели, генералиссимус писал старому боевому товарищу принцу Кобургу: «Мы обязаны всеми подвигами соединению двух первых армий в Европе в непобедимую Российско-Австрийскую армию. И если снова начинать кампанию, то необходимо сблизиться в системах. Иначе не может быть ни спасения для человечества, ни восстановления угнетенных государей и религии» (П 665).

Мало того – полководец всегда воздавал должное доблестному противнику независимо от подданства и национальности. Обычно его уважение к иноземцам не было взаимным. Объективность встречается в мире столь же редко, как талант и великодушие. Русские и иностранные недоброжелатели, равно как и недалекие хвалители, распространяли о полководце бесчисленные сплетни ещё при жизни Суворова. На выпад одного из них лично ответила императрица Екатерина Великая:

«В 123 номере геттингентской газеты напечатана величайшая нелепость, какую только возможно сказать. В ней говорится, что генерал граф Суворов – сын гильдесгеймского мясника. Я не знаю автора этого вымысла, но не подлежит сомнению, что фамилия Суворовых давным-давно дворянская, спокон века русская и живет в России. Его отец служил при Петре I… это был человек неподкупной честности, весьма образованный, он говорил, понимал или мог говорить на семи или восьми мертвых или живых языках. Я питала к нему огромное доверие и никогда не произносила его имя без особого уважения».

* * *

Жизнь короткая, а наука длинная.

Того факта, что честнейший Василий Иванович Суворов (дослужившийся позже до чина генерал-аншефа и звания сенатора) успешно нес службу при Анне Иоанновне, было бы историкам довольно, чтобы отмести «засилье иноземцев» как причину «задержки» зачисления Александра в полк. Тем более что на самом деле «засилья» не было. Помимо фаворита Анны Бирона, державшегося в тени, на политической сцене были заметны иностранные специалисты, призванные ещё Петром I (Миних, Левенвольде, Ласси и др.). Однако виднейшими министрами были Остерман, Головкин, Черкасский, Волынский и Бестужев-Рюмин, которых трудно обвинить в симпатиях к Западу. Сама Анна Иоанновна опиралась на мощную поддержку патриотически настроенной гвардии и московского дворянского общества.

Эта поддержка позволила новой императрице 25 февраля 1730 г., почти ровно за 9 месяцев до рождения Александра, разорвать составленные властолюбивыми аристократами «Кондиции» и восстановить в России самодержавие. Именно гвардия и московские служилые люди были в первых рядах сторонников Анны Иоанновны. Как заметил про аристократическую камарилью французский наблюдатель: «Счастье их, что они тогда не двинулись с места; если б они показали хоть малейшее неодобрение приговору шляхетства (дворянства. – Авт.), гвардейцы побросали бы их за окно». Те же самые люди, гвардейцы и московские дворяне, горячо приветствовали нововведения Анны Иоанновны: отмену в России смертной казни[5] и закона о единонаследии, ограничение срока дворянской службы 25 годами и учреждение Шляхетского корпуса для обучения дворянских детей.

Отец Александра стал одним из ревностных сторонников новой императрицы. В 1738 г. Василий Иванович, состоя «в полевых войсках прокурором», был послан в Тобольск для расследования «важнейшего дела». Следственная комиссия во главе с начальником Канцелярии тайных и розыскных дел, сенатором и гвардии капитаном Андреем Ивановичем Ушаковым, жестоко пытала на дыбе одного из всесильных прежде временщиков, князя И. А. Долгорукова. Гвардии поручик Суворов активно участвовал в получении сведений о придворном заговоре с целью захвата власти группой аристократов.

Неясно, зачем историки голословно «отмазывали» отца Суворова от жестокостей этого процесса, завершившегося четвертованием обвиняемого в ноябре 1739 г. Заговор аристократов, едва не увенчавшийся успехом[6], был с точки зрения искреннего и пылкого сторонника самодержавия ужасным преступлением против основ русской государственности. Как раз участие в розыске Суворова, не имевшего, в отличие от Ушакова, личных счётов с обвиняемым, делало результаты следствия достоверными в глазах дворянства, а приговор – справедливым. Соответствовала репутации Василия Ивановича и должность военного прокурора, призванного защищать законность и порядок, бороться со злоупотреблениями: всем было известно, что взяток он не брал.

Лишь после кончины Анны Иоанновны, в царствование Иоанна Антоновича, отец Суворова был 2 февраля 1741 г. уволен от должности войскового прокурора и определен к «гражданским делам» с невысоким чином коллежского советника. Но в том же году дочь Петра I Елизавета с воинами Преображенского полка, среди которых, видимо, был и Василий Иванович, арестовала малолетнего императора и низвергла захватившую при нём власть камарилью. Суворов-старший получил чин полковника и был назначен прокурором Берг-коллегии: горного ведомства, где царили взяточничество и произвол.

Уже в 1742 г., едва записав сына в службу, Василий Иванович просил Сенат запретить президенту Берг-коллегии единолично и бесконтрольно подписывать важные документы и назначать чиновников. Тем самым Суворов пытался сломать систему коррупции, пронизывавшую горное ведомство до самых верхов. Невзирая на давление владельцев железных заводов и солепромышленников, прокурор пресекал их попытки обмануть казну, одобряемые (очевидно, не безвозмездно) коллегией. Ситуация в горном ведомстве мало отличалась от современной. Довольно вспомнить случай, когда один из первых русских нефтепромышленников Прядунов с одобрения Берг-коллегии продавал нефтепродукты беспошлинно, как… лекарственные средства. Эту аферу по докладу Суворова-отца пресёк только Правительствующий Сенат.

В своей видной, хотя хлопотной, не почитаемой среди военных «штатской» должности полковник Суворов, используя дружеские связи в гвардии, записал сына в группу из 20 дворянских детей, числящихся в Семёновском полку. Первый документ, с которого началась военная биография будущего генералиссимуса, гласил:

«1742 году октября 22-го дня по указу ея императорского величества, лейб-гвардии Семёновского полку господа полковые штабы (штаб-офицеры. – Авт.) приказали: явившихся с прошениями нижеозначенных недорослей, а именно… Александра Суворова… написать лейб-гвардии в Семёновский полк в солдаты сверх комплекта без жалованья, и для обучения указных наук, по силе состоявшегося… в прошлом [1] 736 году декабря 16-го дня именного указу (императрицы Анны Иоанновны. – Авт.), со взятием обязательств от отцов или от сродников их… отпустить в дома их на два года…» Любопытно, что первым из трёх штаб-офицеров этот документ подписал Андрей Ушаков, сослуживец Суворова по розыскному делу Долгоруковых[7].