Созвездие Антура - Анатолий Константинович Белозерцев

с обрывов. Мальчишки выбирали «трамплины» покруче. Лешка боялся прыгать, но виду не подавал. Разгонится по лыжне, присядет на колени и — летит, дух захватывает.

Накануне Первого мая предстояли первые прыжки. К полудню новички собрались на полигоне. Командир парашютно-аэростатного звена выстроил их в шеренгу и поставил задачу:

— Прыгать будете с аэростата. В воздухе держитесь уверенней. В этом — залог вашего удачного приземления…

«Старички» острили:

— Раньше в этой «бочке» селедку возили, а пришла в негодность — передали ДОСААФу.

…Аэростат оторвался от земли и стал быстро набирать высоту. Метрах в шестистах его сильно заболтало. Новички крепче вцепились в ремни.

— Обычное дело, — пояснил командир звена. — Дорога выдалась ухабистой, вот и трясет, как на грузовике.

«Ничего себе, обычное дело. Аэростат — не «трамплин» на Лысой… Но чего это я нюни распустил? — спохватился Белкин. — С таким настроением лучше не прыгать. Неужели слабее других?»

Послышался сигнал-гудок, парашютисты вскочили с мест. Проверив готовность каждого, инструктор нажал кнопку. Дверца открылась. Раздалась команда: «Пшел!» По Лешкиной спине пробежали мурашки.

Парашютисты один за другим ринулись в синь. Белкин прыгал последним. Накрепко сжав ремни, ждал своей очереди. Свистящая струя воздуха подхватила его, крутанула, потом отпустила, и он полетел к земле. С головокружительной скоростью он словно ввинчивался в плотную, хотя и податливую массу. Но вот почувствовал рывок — и свободное падение затормозилось.

Всего несколько мгновений длилось оно, но сжалось сердце в груди, и только теперь, когда над головой распустился шелковый купол, застучало сильно и часто.

Над ним блистало ослепительное небо, а снизу стремительно неслась навстречу пестревшая квадратами темно-зеленая земля.

И тут он увидел, как от аэростата отделился еще один парашютист. Он камнем падал вниз.

«Такой затяжной прыжок! — восхитился Белкин. — Это, наверно, инструктор».

Но что это?.. «Инструктор» заорал оглушительным голосом. Лешка вытаращил глаза в изумлении: это был петух, настоящий петух крупной сибирской породы. Он кричал что было сил и яростно хлопал крыльями, словно купался в теплом апрельском черноземе. Но так как до земли еще было далеко, купался он в синеве неба и солнечных лучах. Оттого был красно-огненным, словно клокочущее пламя.

Все смеялись. Даже самые боязливые. Приземление прошло благополучно.

Однокурсники, услышав про Лешкин прыжок вместе с петухом, язвили:

— Правда, что петуху присвоили звание мастера спорта? А тебе какое?..

Алексей не обижался: хоть и с петухом, но прыгал-то он один со всего охотоведческого.

Глава 6

„ГОРЬКО!“

В Лешкины сны все чаще приходила девушка с голубыми глазами и нежно вьющимися локонами. Она смеялась, смеялась так, что звенели, как эхо, синие небеса.

Однажды ему приснилась гроза. Содрогалась земля. Острые клинки молний раскалывали небо. Тучи словно разверзлись, жгутами лил весенний дождь.

Они шли по ночному городу. Тускло мерцали фонари. Когда дождь стал больно хлестать по рукам и лицу, они забежали в ближайший подъезд.

Гром, словно многотонная бомба, взрывался где-то за углом и, отразившись троекратным эхом, сотрясал окна окрестных домов. При каждом ударе Люся крепко прижималась к Алексею. Он чувствовал ее прерывистое горячее дыхание, слышал, как громко бьется чье-то сердце. Ее или его? Может быть, их сердца бились вместе…

Он медленно приблизился к ее губам и стал целовать мокрые щеки, жаркий лоб, сверкающие серебряными капельками волосы. Это длилось долго, очень долго. Они очнулись, когда кончилась гроза. Посмотрели друг на друга и расхохотались.

А потом снова шли по пустынному городу. В лужах отражались их тени. Они то сокращались до карликовых размеров, то вытягивались далеко-далеко, но были всегда рядом. По улицам, словно пароходы, в ярких огнях плыли фантастические громады домов.

Ему дышалось как-то особенно легко.

Сон… Но почему сон? Ведь это было на самом деле! Это было совсем недавно, в один из первых майских вечеров.

* * *

«Если театр начинается с вешалки, свадьба — с пригласительного», — заявил Лебедев и показал его проект. На нем было сфотографировано здание института, по углам размещены овальные портреты молодоженов. И все это обрамлял таежный пейзаж.

Когда проект пошел по рукам, кто-то присвистнул от восторга. Лишь Косыгин сказал: «Если хотите нарисовать таежный пейзаж, не забывайте: тайга никогда не обходилась без медведя, белки и сибирской лайки».

Студенческая столовая забита. Первая комсомольская свадьба на зоофаке!

Они сидели смущенные, словно в чем-то провинились. А кругом — «зверофаковцы».

Молодоженам подарили комнатные часы и пятикилограммовый торт. Геннадий Косыгин и Сергей Поле́, расцеловав виновников торжества, преподнесли им арбуз с шампанским.

Между студентами разместились преподаватели. Здесь они были не такие чинные и важные, как в аудитории. Вместе со всеми шутили, смеялись, мурлыкали про «величавую Ангару».

Декан факультета произнес короткую поздравительную речь, в которой не позабыл упомянуть о достоинствах обоих молодоженов.

— Люся — незаменимый работник в деканате, Леша — способный студент, отличный комсорг. За другого парня мы ни за что и не отдали бы нашу Люсю, — улыбнулся Александр Петрович. — С законным браком! Счастливой семейной жизни!

Когда крикнули традиционное «Горько!», Леша с Люсей покраснели, испуганно взглянули друг на друга и чмокнулись в пылающие щеки.

Звучала светлая мелодия «Сказок венского леса».

Поднялся профессор Скалон. Тень его коренастой фигуры отпечаталась на стене.

— Родные мои! В этот необычный для вас день не могу, не имею права не сказать несколько напутственных слов, — начал он. — Мне очень импонирует ваша молодая супружеская чета. Вы решили вступить в брак, не дожидаясь, когда придет к вам благополучие. И это правильно. Стройте свое счастье вместе!..

Василий Николаевич нахмурил брови.

— Мне вспоминается письмо великого Дарвина, которое он отправил своему коллеге и другу Гексли, только что вступившему в брачный союз: «Надеюсь, женитьба не вызовет у вас расположения к праздности. Боюсь, что счастье дурно отражается на работе». Дарвин даже не предполагал, что для Гексли искушение таилось не в праздности, а в работе сверх меры. Семья значила для него ничуть не меньше, чем наука, и тем не менее он так редко бывал с женой и детьми, что называл себя «постояльцем».

Алеша — будущий охотовед, а значит, и зоолог. Причем перспективный зоолог. После летних каникул он привез в институт богатейший гербарий уральской растительности. А посмотрите в нашем зоологическом кабинете, какие чучела сделал. Какую роскошную сову! Великолепного болотного луня! Красавицу-ворону! Я от всей души благодарен ему за эти подарки!.. У него превосходные качества орнитолога: наблюдательность, терпение, настойчивость. И что самое важное — научное видение. Вам, Алеша, настоятельно рекомендую всерьез заняться научной работой.

Я пью сегодня за одержимость! Пью, как поется в песне, «за яростных, за непокорных…»

…Перед Алексеем стоял торт с шоколадной надписью «Совет да