Пацаны и пацанки - Евгений Бузни

Ой, что-то меня затошнило. Я люблю ужинать у себя в комнате перед телевизором, довольствуясь жареными котлетами, картофельным пюре и сладкими сырниками. Подтяжки кожи мне не нужны, фитнес не люблю, солярий вовсе вреден. Нет, это всё не для меня.

А что если самой написать объявление? Познакомлюсь, мол, с мужчиной среднего роста, молодым, с обыкновенной внешностью, можно с непокорным чубом, торчащим в разные стороны, и маленькими смешными усиками, с большими глазами, никогда не хамящим, культурным. Вредные привычки допускаются в определённой степени. Заботливым, верным, любящим, нежным… Стоп! Это же вылитый мой сосед Шурка. Так вот мой идеальный мужчина!»

– А про идеальную женщину есть сочинение? – спросила тихо Вика, сидящая на последней парте около окна. – Хорошо бы сразу и про женщин услышать, а потом сравнить.

Николай Гаврилович улыбнулся, наверное, догадавшись, что об идеальном мужчине написала она.

– Есть и об идеальной женщине. Давайте прочитаю и его.

«Вопрос поставлен, как сказал бы мой отец, некорректно. Идеальных что женщин, что мужчин в нашем человеческом психологическом плане не бывает. С другой стороны все творения природы созданы идеально. Даже если мы видим в ком-то изъяны, то это лишь с нашей точки зрения, а с точки зрения бытия всё в мире целесообразно, а потому идеально. Однако мы всё же не любим всех подряд. Кто-то нам нравится, а кто-то нет. Стало быть, мы можем рассматривать идеальность относительную. Тема так и озаглавлена «Моя идеальная женщина». Однако мужчина может вполне полюбить и такую женщину, которая совсем не кажется ему идеальной. Не зря же в народе ходит поговорка «Любовь зла – полюбишь и козла». Любовь – чувство трудно объяснимое. Она рождается не в голове, а в сердце. Как только девушка начинает обсуждать, за что она любит парня, это уже мало похоже на любовь, скорее напоминает расчёт. Сегодня, к сожалению, у нас по телевидению и повсюду говорят именно о любви по расчёту, предлагая даже составлять брачный договор или контракт. Это, на мой взгляд, ужасно. Это деградация большого чувства.

Да, у меня есть представление о женщине, которую я хотел бы видеть рядом с собой. Но я отнюдь не думаю, что она должна быть идеальной. Хочу ли я, чтоб она была пухленькой или худой, не знаю. О красоте нечего говорить, ибо это понятие вовсе относительное. Если действительно любишь человека, то он или она будет казаться самым красивым. Ведь красота женщины – это не только губы в помаде или наклеенные ресницы и ногти. Оно, конечно, неплохо, но важно ещё видеть что-то в глазах, а не нарисованные брови сверху. Не хотелось бы, чтобы моя милая курила и сосала банками пиво. Абсолютно исключаю для себя возможность слышать от неё мат. Просто потому что мат я органически не перевариваю и с теми, кто пользуется им прилюдно, вообще не имею дела. Человек должен уметь быть культурным. Но самое главное, я хочу видеть в ней своего единомышленника, соратника в делах, когда мы можем смело положиться друг на друга.

И всё же, какая женщина войдёт в мою душу, сказать не берусь. Но представим себе на минуту, что какая-то женщина и какой-то мужчина волею обстоятельств оказались на необитаемом острове, где всё есть, кроме других людей. Не сомневаюсь ни секунды, что они полюбят друг друга, какими бы они некрасивыми ни были. То есть полюбить можно каждого, если хочешь или вынуждают обстоятельства. А все семейные разлады и разводы происходят чаще всего по причине наличия выбора. Так, во всяком случае, я считаю. Идеальной будет та женщина, которую я полюблю со всеми её недостатками, не выбирая головой, а почувствовав сердцем, что просто не могу без неё и очень хочу сделать её счастливой».

Николай Гаврилович откинулся к спинке стула и сразу послышалось:

– Это проф написал.

– А кто же ещё?

И раздался тихий вопрос Вики:

– А если она, твоя любовь, будет любить другого, что ты сделаешь, Проф?

– Если ей хорошо с другим, я не стану ей мешать. Ведь я люблю её, а не себя, и не могу позволить вмешиваться в её жизнь. Такое у меня, понимаешь, Вика, отношение.

– Я поняла, – прошептала Вика, но в классе было так тихо, что все услышали. – Спасибо тебе, – добавила она громче.

Володя сидел впереди, но говорил с Викой, не оборачиваясь:

– За что?

– За то, что ты написал лучше меня.

– Во как! – восхитился Николай Гаврилович. – Признаёшь его победу. Молодец!

– А мы все признаём. Это же Проф. Он всё знает. – Отозвалось несколько голосов с парт.

– Однако у нас не конкурс, а диспут. Мне хотелось услышать ваши мнения и узнать, какие вы тут. Узнал. Вы мне понравились.

– А я сам себе не нравлюсь, – заявил вдруг Володя и встал, продолжая. – В мои годы Моцарт успел написать две оперы и серенады, физик Ландау уже учился в университете, готовясь к открытиям, Аркадий Гайдар защищал советскую власть и командовал батальоном, герои его книги тимуровцы нашли себе полезное дело во время войны. А что мы делаем? Мы знаем обо всём, что происходит в мире – информации предостаточно, хотя многие принципиально не читают газет и не смотрят телевизор. Чего мы хотим на самом деле кроме банки пива или кока-колы да роликовых коньков?

Вот вы прочитали сегодня наши мысли. Они вам понравились. Да, мы любим своих матерей, любим футбол, я ещё и боксом увлекаюсь, но как же этого мало! Наверное, кто-то из девочек написала, что мечтает стать моделью, ведь за это много платят. Другие хотят стать бизнесменами, как Абрамович и Березовский. А написал ли кто-нибудь, что хочет изменить мир? Мечтает ли кто-то из нас пожертвовать собой ради науки, ради спасения людей? Все сегодня хотят денег, потому что по их количеству в банках сегодня уважают. Людей с большими счетами показывают по телевизору, о них пишут, они занимают высокие посты. Вот о чём надо, по-моему, писать и говорить.

Запальчивое выступление кончилось, и Володя сел, подперев голову кулаками, но вдруг опять вскочил с неожиданным вопросом:

– Вы узнали о нас, Николай Гаврилович. А мы о вас фактически ничего не знаем. Вы же были пионером и комсомольцем. Что-то делали?

Учитель поднялся из-за стола.

– Хорошо я скажу несколько слов о своей юности. Меня приняли в комсомол в седьмом классе, когда мне было четырнадцать лет. А вы, кстати, знаете, как расшифровывается слово «комсомол»? Поднимите руки, кто знает.

Все молчали. Ни одна рука не поднялась. Николай Гаврилович изумлённо поднял брови.

– Раньше невозможно было представить, чтобы кто-то не знал, что комсомол – это коммунистический союз молодёжи. И первое, о чём я спросил своего комсорга, то есть комсомольского организатора, после того, как нас утвердили в горкоме комсомола, это, что делать? Но вы, наверное, даже не знаете, что означает слово «горком». Это расшифровывается как «городской комитет». Были такие и в партии и в комсомоле. В районе были райкомы, в области – обкомы, в краю – крайкомы, а дальше уже шли центральные комитеты республики и союза. Такая была структура.

И мы все, только что вступившие в ряды комсомольцев, пошли по городу собирать ненужный валяющийся металлолом. Ходили по дворам, пошли на берег моря, а я жил в приморском городе. Всё, что валялось бесхозным, собирали и относили в школу. Так делали и комсомольцы других классов. Собирали и макулатуру. В те годы почти каждая семья выписывала много газет и журналов. Читать все любили. А что делать с кипами газет? Журналы многие подшивали и хранили всю жизнь. А газеты пачками отдавали нам, пионерам и комсомольцам. Потом в школу приезжала машина, мы грузили металлолом и макулатуру, сдавали, а на деньги, которые получали за это от приёмных пунктов купили для школы киноустановку а потом и инструменты для духового оркестра. Так и город очищали от мусора, и школе помогали что-то приобрести. Сегодня ведь все школы с родителей учеников деньги берут. Раньше такого не было.

А потом, после службы в армии меня взяли на работу инструктором в горком комсомола. Только, как говорится, не совсем обычным. Необычность моя заключалась в том, что я любил живую комсомольскую работу – организацию соревнований, вечеров отдыха, комсомольских дружин. Я был начальником городского штаба комсомольского прожектора, который находил и освещал недостатки в хозяйственной работе города. Мы целыми комсомольскими отрядами ходили по магазинам, разбивались на маленькие группы, покупали продукты, а получив сдачу, доставали удостоверения членов комсомольского прожектора и проверяли вес полученного товара и насколько нас обсчитали. Разумеется, многие продавцы работали честно, однако немало попадалось и тех, кто регулярно обсчитывал и недовешивал. На таких обманщиков мы составляли протоколы. Вскоре после наших рейдов в городе все продавцы стали бояться молодых покупателей, так как протоколы мы сдавали в горторгинспекцию, которая имела право снимать с работы на основе наших документов.

Мы много интересных мероприятий устраивали. Но что я не любил, так это бюрократию, бесконечные сборы цифр и отчётов, за которыми иногда забывали живую жизнь. Однажды я выступил на городском пленуме комсомола и раскритиковал работу первого секретаря, который и грубо себя вёл с комсомольцами, и всё внимание уделял только отчётам, подгоняя нужные для вышестоящего руководства цифры. Меня после этого выступления отстранили от всех комсомольских дел и отказались дать рекомендацию в партию. Я написал письмо в «Комсомольскую правду». Приехала молодая корреспондент и опубликовала статью «Правда для узкого круга», в которой полностью поддержала моё выступление. После этого секретаря горкома комсомола сняли с руководства, а меня приняли в партию. Вот что означало быть настоящим комсомольцем. И таким был не только я, хотя сегодня только и говорят о том, что раньше не было никакой критики.