Зеленые глаза викинга - Галина Романова

Там, пустив ледяную воду и опершись ладонями в края раковины, она уставилась на себя в зеркало и минуты три рассматривала неузнающим взглядом.

Господи! Что с ней?! Почему она так взбесилась, услышав, что Баскаков женится на красивой стервозной суке из Америки?! Вспомнились его обидные слова? Собственный испуг? Или то, что в последнее время не проходило и дня, чтобы она не вспомнила о нем, лазая по собственным шкафам и ощупывая шторы?

На Маринку наорала, а у нее горе. Настоящее большое горе, а она наорала на нее. Человек к ней за советом, а она...

– Сошла с ума, – пожаловалась с горечью своему отражению в зеркале Даша. – Ты, дамочка, совсем сошла с ума. Он думать о тебе забыл, а ты ищешь его по шкафам и под кроватью.

Вспомнив про кровать, Даша покраснела и тут же сунула лицо под воду.

Недавно этот мерзавец приснился ей. И приснился так, что она проснулась от собственного стона и тут же принялась шарить рукой по соседней подушке. Потом, полностью очнувшись, устыдилась. А после и рассмеялась в полный голос, невзирая на третий час ночи.

Знал бы господин Баскаков, что они вдвоем вытворяли в Дашином сне, не уличал бы ее либидо в никчемности.

А теперь он женится на американке. И сну этому никогда не стать вещим. И даже не по причине его женитьбы, а по причине того, что он Дашу ненавидит и будет ненавидеть ровно столько времени, пока не увидит ее поверженной...

– Марин, ты прости меня, – взмолилась она, перезвонив подруге часа через два. – Умоляю, прости!

– У тебя что-то случилось? – поинтересовалась та бесцветным чужим голосом. – Ты была сама не своя.

– И да и нет.

– И что да, а что нет? – В голосе подруги появилось участие, потому, наверное, что Даша крайне редко жаловалась на жизнь, все больше подругу слушала. – Ты говори, говори, может, своими неприятностями меня от моих отвлечешь. Брошусь тебе помогать, и все такое.

– Нет, Марин.

Даша выдохнула струю дыма в открытую форточку. Курила она тайком от Ваньки, пообещав тому месяцев десять назад бросить. Сейчас тот был уже дома, Даша отпустила его пораньше, вот и отрывалась на полную катушку, выкурив подряд уже три сигареты. Но дымила из осторожности все же на улицу. Не очень-то приятно было ронять себя в его глазах, обещала же.

– Что «нет»? – переспросила терпеливая и на все ее горести согласная подруга. – Что «нет»? Давай говори, вместе подумаем, глядишь, и помогу тебе.

– Ты мне не помощник в этом деле, – ухмыльнулась Даша с горечью.

– В каком?

– Да я... Да я и сама не знаю! – вдруг призналась она. – Режет какое-то бешенство, а причины понять не могу.

– И? По причине чего бешенство-то? Или...

Впервые у той в голосе проснулся слабенький, но все же интерес. Какой-то проблеск оживления. И Даше вдруг не захотелось студить его, захотелось подогреть, распалить изо всех сил.

И она взяла и рассказала ей все. О том повисшем деле с убийством семьи конкурента Баскакова. О том, как долго и мучительно они с Ванькой собирали доказательства его вины, да так и утерлись. О встрече злополучной на курорте тоже рассказать пришлось, потому что Марина без конца понукала ее и все заставляла и заставляла говорить дальше. И даже про Мишаню своего забыла и про скотство его с соседкой, настолько ее увлек рассказ Даши.

Увлек и растревожил одновременно.

– Ты хотя бы понимаешь, насколько серьезны могут быть его угрозы?! – подвела Марина черту под ее рассказом. – Почему ты никому ничего не рассказала, Данечка?!

– Кому? О чем? О пятне от мороженого на сарафане?

– При чем тут сарафан и мороженое?! – возмутилась подруга Лихая. – Он стопроцентно тебе угрожал. И ты перепугалась, это очевидно.

– Да ладно, – промямлила Даша неуверенно.

– «Да ладно»! – передразнила Марина ее. – С какой тогда стати шаришь по шкафам и под кроватью, когда возвращаешься? Почему вечерами не ходишь одна? Когда это ты боялась?! А теперь что?

– Что?

– Теперь он загнал тебя в угол!

– Думаешь?

Даша досадливо закусила нижнюю губу, уже пожалев, что так разоткровенничалась. Была бы та досада и страхи с ней один на один, а теперь вон еще и Маринка станет квохтать. Сейчас про то, чтобы организовать ей круглосуточную охрану, начнет вопить.

Так и случилось.

– Ты должна все рассказать Ване, – сурово потребовала она и тут же пригрозила: – Не расскажешь ты, расскажу я!

– Только попробуй! – перепугалась Даша.

Ваньке только скажи, он в ее подъезд переселится. Поставит под дверью коробку из-под холодильника, застелет ее внутри тряпками и станет там жить-поживать, охраняя мир и покой любимой напарницы, начальницы, коллеги.

– Нет!!! Не смей!!! – добавила она тут же. – Нет у меня никаких страхов, а бешусь я, скорее всего, из-за того...

Она запнулась. Говорить дальше совсем не хотелось. А Маринка снова начала торопить. И пришлось ляпнуть:

– Из-за того, что он женится!

– Оп-па!!! – ахнула Марина и на минуту умолкла, слышно было лишь ее шумное дыхание.

А раз она так дышала, значит, о чем-то напряженно размышляла, и за размышлениями следовал непременный вывод. На них она была горазда.

Не подвела и теперь.

– Ты что же, Дарь Дмитриевна, влюбилась в него, что ли?

– Я? – на возмущение сил не было, пришлось похихикать. – Ерунду не городи.

– Ничего не ерунда, – отмахнулась от ее неубедительной веселости подруга. – Стала бы ты злиться на глупые слова какого-то мужика, проходившего тем более у тебя по делу подозреваемым, если бы тот мужик был тебе безразличен. Нет, милая, я все еще помню твою злость на Витьку. Помню! Тогда ты вот так же, когда еще любила его, наливалась, наливалась, кипела тихонько в одиночестве, кипела, а потом – бац!!!

– Что бац-то?

Даша вдруг почувствовала, что не может стоять возле распахнутого окна. Не потому, что курить расхотелось, и с улицы, как из домны, пыхало жаром, и листья на липе казались махровыми от пыли, а потому, что ноги мгновенно перестали держать и слушаться.

А что, если Маринка права и она действительно неравнодушна к Баскакову? Что, если ее самообман, в который она удобно паковалась до сего дня, очевиден для всех остальных, а? И Нелька вон безобразно хихикает и намекает, намекает. И Ванька догадливо отворачивается. А Марина так вообще озвучила все за остальных.

– Срывалась, вот что, – ответила Марина на вопрос, который Даша давно забыла.

Сил не было даже на то, чтобы помнить и это еще. Все как-то непривычно и неприятно ворочалось в груди, набухало, подкатывало к горлу, потом ухало со свистом вниз.

Она влюблена в Захара Баскакова?! Она влюбилась в него? И когда? Еще тогда, когда он входил в ее кабинет в сопровождении адвоката? Или тогда, когда его уже сопровождал охранник? Или, может, тогда, когда он стоял плотно за ее спиной, и дышал ей в ухо горячо, и говорил что-то свистящим тревожным шепотом? А может, она прониклась к нему чувствами, когда он принялся унижать ее, растаптывать ее женскую сущность, угрожать, утюжа ее голую коленку своей пыльной подошвой?

Нет!!! Да нет же! Такого не может быть!

– Может, и есть, – печально изрекла Марина и снова всхлипнула. – Тебя-то за что так угораздило, милая? Ладно меня, я убогая, все этому козлу потакала, все позволяла унижать себя, забыла о достоинстве совсем… А тебе-то за что такой крест, Данечка?!

– Какой? – тупо переспросила Даша и передернулась от крупных мурашек, прострочивших кожу. – Какой крест, Марин? О чем ты? Все ты выдумала и...

– Нет, милая, я знаю тебя лучше тебя самой, – перебила ее подруга. – Ты любишь его. Оттого и забыть не можешь, оттого и по шкафам каждый вечер лазишь, думаешь, он там прячется. Боялась бы по-настоящему, давно бы сопровождающий рядом шел, Ванька вон, например. А теперь он женится, и ты изменить ничего не можешь. И понимаешь, что ничего изменить нельзя и что ничего нет и быть не может, а все же, а вдруг...

– Марина! – взмолилась Даша, устав слушать и ее, и себя, отзывающуюся на каждое слово подруги молчаливым кивком. – Все! Хватит!!!

– Ну, хватит так хватит, – быстро согласилась та. – Я чего тебе звонила-то днем, Данечка... Ты когда домой собираешься?

– Я? – Даша глянула на часы, домой давно пора было. – Уже выхожу, а что? Заехать за тобой?

Маринкина клиника была ей по дороге, и она нередко забирала подругу и доставляла домой.

– За мной не надо, у меня ночная смена, во-первых, а во-вторых, сейчас две внеплановые операции. Один пациент тяжелый, второй средней тяжести. Стоять часа четыре как минимум. Я попросить хотела...

– Ну! – подстегнула ее Даша, хватая сумку со стола и направляясь к двери. – К Мишке, что ли, заехать? И поговорить с ним?

– Да! – выдохнула та с облегчением, не зная, как половчее подступиться к ней с такой деликатной просьбой. – Поможешь?

– Только я ведь церемониться с ним не стану, Марин.

– И не надо!

– И выражения не буду подбирать.

– Валяй!

– А могу и в зубы дать, – шла по нарастающей Даша и, торопливо отметившись в журнале в дежурке, выбежала на улицу. – Если выведет!