Новый лик любви - Татьяна Савина

— Звереныш, — стонал он. — Вот сучонка!

Иза не обижалась, потому что в следующий раз Гоша подарил ей золотую цепочку. Чтобы вообще состоялся этот следующий раз… Где он ее раздобыл, Иза не интересовалась. Да хоть бы и украл, ей-то что за дело? Девочке просто было занятно, что ее теория подтверждается: от мужчины можно добиться желаемого только через секс. Иначе цепочку подарил бы ей отец, которого она давно об этом просила.

— Еще чего! — грохотал тот. — Такой соплюхе — золото! У тебя мать без цепочки ходит.

Он всегда делал ударение на первый слог. Иза уехала от них с матерью сразу же после школы, и все эти годы только изредка домой звонила и высылала деньги. К тому времени ей уже осточертела провинциальная простота нравов. Хотелось чего-то более изысканного, тем более золотая медаль, которую ей помог получить школьный директор предпенсионного возраста, обещала кое-какие перспективы. Директор сентиментально называл Изу своей последней лебединой песней. В такие минуты она неизменно думала: «Старый пердун! Я-то песня, но не твоя». Но терпела его пахнущие старостью слюни, ведь они были повязаны с ним общей тайной: Изе не хотелось лишиться медали, которой она не совсем заслуживала, ему необходимо было доработать до пенсии и не угодить под суд за совращение малолетней. Хотя они оба хорошо помнили, кто кого совратил…

В торговый институт Изольда поступила без особых проблем, оказалось, что учителя, на которых поднажал директор, подготовили ее очень даже неплохо. Чтобы не возникло никаких неожиданностей, она еще в первом семестре переспала с деканом, который слыл примерным семьянином и до появления Изольды не был замечен в порочащих его связях. Впрочем, Иза не злоупотребляла его покровительством и занималась вполне сносно, хотя блистала не знаниями, а красотой, становившейся все более утонченной вопреки ее образу жизни.

«Да не портит разврат внешности! — позволяла она себе спорить с Оскаром Уайльдом. — Главное, не напиваться до бесчувствия. А секс — он ведь только на пользу».

В нее влюблялись, некоторые даже любили по-настоящему. Но она всегда выбирала только тех, кто мог помочь ей устроиться в жизни. Дважды Изольда «сходила» замуж, первый раз, как водится, ради московской прописки, за кандидата исторических наук, который цепенел от ее красоты настолько, что так и не смог стать ее мужем в постели. Вот когда ей вспомнился неотесанный Степка… Второй раз Изольда решилась на брак в надежде, что после развода ей достанется квартира в одном из переулков тихого центра. И надежда ее не обманула.

Она говорила с гордостью:

— Я всего в жизни добилась сама.

И отчасти это было правдой. Ее смешило лишь то, что второй брак опять наградил ее хохлятской фамилией Федченко, будто она вернулась в свою юность. И норов у ее по существу единственного мужа был под стать Степиному — он все брал от жизни силой. Иконописная красота жены не повергала его в трепет, Федченко хлопал ее по заду и командовал:

— А ну, в койку!

С ним Изольда чувствовала себя увереннее, хотя и подозревала, что его рано или поздно посадят. Но у нее к тому времени уже был свой мебельный салон, а все имущество Павла Федченко было записано на ее имя, поэтому можно было не волноваться. Она развелась со вторым мужем сразу после суда, приговорившего его к тринадцати годам тюрьмы.

Кроме мужей всегда был кто-то еще, кого она не то чтобы любила, скорее, кому позволяла любить себя. Все они знали цену ее роскошному телу, которое не теряло с годами своей прелести и гибкости. По крайней мере, Изольда эту цену никогда не скрывала. Итальянскую страсть одними словами не распалишь, она ясно давала это понять, чтобы не было никаких неожиданностей. И мужчины проявляли поразительную сообразительность, хотя обычно слегка тупели уже при первом знакомстве с белокурой женщиной своей мечты. Но она быстро приводила их в чувство, вернее, будила именно те чувства, которые устраивали ее. Изольде нравилась роль пламени, на свет которого слетались глупые мотыльки, и гибли, доставляя ей наслаждение этой победой. В средние века количество погибших из-за нее мужчин обеспечило бы Изольде прочную репутацию.

Только с одним человеком этот номер у Изольды не прошел. За те пятнадцать лет, что они были знакомы, Илья не подарил ей ни цветочка. И даже портрет ее так и не закончил, хотя художником был замечательным, Изольда в этом научилась разбираться благодаря ему же…

Они встретились на Арбате в те времена, когда эта улица еще не превратилась в сплошной торговый ряд. Изольда была в тот вечер без сопровождения. Иногда ее тянуло вот так уйти ото всех взглядов, рук, губ, затеряться в огромном городе, просто посмотреть со стороны, как течет жизнь. Это быстро проходило, и ей опять становилось необходимо, чтобы кто-то валялся у ног, а она отпихивала бы его носком своей туфельки. Но Илья встретился ей в ту редкую минуту, когда Изольда не нуждалась ни в ком, кроме себя самой.

Илья был занят портретом другой женщины, довольно заурядной наружности, машинально отметила про себя Изольда. Ее взгляд задержался на лице художника — и не сразу смог оторваться. Черты у Ильи были тонкими, под стать ее собственным, а волосы такими же светлыми, пшеничного, есенинского, оттенка, но было в его облике нечто, с первого взгляда дающее понять — он другого поля ягода. Наверное, талант отражался на его лице.

В эту минуту Изольда, впервые в жизни, почувствовала себя ущербной, лишенной не просто какого-нибудь пальца, а того главного, что наполняло ее жизнь смыслом. Она даже не могла сказать о себе, что талантлива, например, в любви — в чем особенно преуспела. Но ведь она никого не любила сама, даже не знала, что при этом чувствуют. И на очередного, ползающего у ее ног влюбленного мужчину Изольда смотрела все с тем же детским недоумением: «Вот дурак!»

Почему именно Илья заставил ее прочувствовать свою обделенность талантом так остро? Ведь он был не первым художником, повстречавшимся ей в жизни. Один из ее «бывших» теперь знаменит на весь мир, и тоже до сих пор хорош собой, но когда Изольда была с ним, ее сердце помалкивало. А сейчас оно вдруг заныло, запросило чего-то неизвестного, недоступного, да так настойчиво, что Изольда испугалась. И как раз в тот момент, когда она ощутила страх, Илья и посмотрел на нее. И сразу разглядел то, что в ней происходило, она до сих пор была в этом уверена.

— Я уже заканчиваю портрет этой дамы, — сказал он тем учтивым тоном, какого Изольда никогда не слышала. — Прошу вас, сударыня, подождать буквально пару минут.

И хотя она и не собиралась заказывать ему свой портрет, все же осталась, будто зачарованная звуком его голоса. Пытаясь разобраться, что происходит, Изольда пропустила мимо ушей восторженные восклицания его случайной модели, не обратив внимания, сколько та заплатила художнику. Когда Илья молча указал на раскладной стульчик, Изольда послушно села, как школьница, вытянув шею и сложив руки на коленях.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});