Осенние миражи - Владимир Трапезников

- Поделись хрюшей! - Кто-то легонько толкнул его в бок слева. Голос показался почти детским.

Он повернулся и увидел, что не ошибся. Рядом с ним с кружкой в руках сидел подросток. Одет он был в какую-то неопределенного цвета засаленную курточку, а на голове красовалась большая, явно не по размеру, кепка, из-под которой смешно торчали уши. Лицо скрывалось в тени козырька, только глаза поблескивали.

- Поделись, не жадничай! - беззастенчиво добавил мальчишка. - Тебе одному все равно столько не съесть.

Дворник не терпел фамильярности даже со стороны близких знакомых, а тут... Поэтому заметил:

- Кажется, мы не переходили на "ты", даже не знакомились. Да и попрошайничать нехорошо... Кстати, детям давно пора спать, а не пить пиво в обществе взрослых. Алкоголь вреден растущему организму.

- Тоже мне, наставник молодежи нашелся! Скажи уж, куска свинки жалко... Между прочим, мы с тобой давние знакомые. - Он сдвинул кепку на затылок и лукаво заглянул в глаза.

Черты лица, выхваченные светом пламени, действительно показались знакомыми. Точно, где-то он его видел, и не раз. Но вот где?

- Прости, не могу вспомнить... Ножка тебя устроит?

Он отрезал большой кусок жаркого, положил на тарелку и подвинул собеседнику.

- Думай, думай! - Не переставая улыбаться, тот принялся за поросенка. - Только сам не забудь поесть - остынет.

Дворник последовал дельному совету. На некоторое время разговор прервался: они дружно жевали нежное, сочное мясо.

- Мы познакомились, когда ты учился в институте. В тот день, когда твой курсовой проект занял первое место. Отличную, прямо скажу, спроектировал ты детскую площадку. Вскоре ее построили... - Мальчишка налил себе пива из его кувшина.

- Ну, это ты врешь! Никто ее строить не стал. Сначала у заказчика не было денег, потом возникли какие-то сложности со строителями... Все так и осталось на бумаге.

- Построили, точно. Сам видел. Именно по твоему проекту. Только в другом месте. Нашлись энтузиасты. Все своими руками сделали. А ты вот получил премию и успокоился.

"Бред какой-то! Это было двенадцать лет назад, а ему с виду сейчас не больше шестнадцати... Правда, может, он играл на моей площадке? Никогда бы не подумал, что четырехлетние дети могут интересоваться автором проекта... Хотя нет, он сказал, что познакомился со мной раньше, в день, когда моя работа была признана лучшей! Что хочешь, то и думай".

Дворник хлебнул из кружки, спросил:

- А дальше наше знакомство развивалось или тем кончилось?

- Дальше?.. Дальше мы стали друзьями.

- Неужто? Я бы тебя помнил...

- Вот и вспоминай! Мы были неразлучны. Счастливые времена!..

Да, знавал он счастливое время. Ничего, кроме работы, тогда для него не существовало. Переполненная окурками пепельница, бессонные ночи. И проекты. Множество проектов!.. Некоторые, закончив, откладывал: пусть отлежатся; но большинство, так и незавершенные, отправлялись в корзину Он испытывал удовольствие от этого бешеного поиска. С этюдником на плече бродил по старой части города, рисовал понравившиеся ансамбли, стараясь постичь секреты мастеров прошлого. А они были - такие, о которых не рассказывали ни на каких лекциях, не писалось в книгах. Может, забылись, может, были отброшены, показавшись кому-то ненужными... Но в том и беда - с их утратой архитектура теряла душу, становилась безликой. А этого для себя он не мыслил. Его работы должны быть неповторимы! И потому искал... Многое понял, о чем-то догадывался, но главное оставалось загадкой: этим главным была гармония. И присуща она оказалась далеко не всем. Дело было не только в самом здании - многие были построены с отменным вкусом, - а в умении вписать его в окружающий ансамбль, органически слить с ним воедино. Порой, и это удавалось только воистину великим, своей работой, как последним штрихом, завершить картину, созданную предшественниками. Эта гармония единения не давала покоя. Он все больше и больше склонялся к тому, что, подобно гармонии в музыке, это целая наука, законы которой может постичь далеко не всякий. О! Излишней скромностью он не страдал и не причислял себя к этим всяким...

Но город не дал разгадки, и он обратился к учителям своим учителей...

- О чем задумался? - Голос странного собеседника прервал воспоминания. - Догадался, кто я?

- Нет... Извини, я о другом.

- Наверное, об этом?

Он откуда-то извлек несколько листов плотной бумаги и, сдвинув посуду, разложил на столе. Лес, холмы, старый храм...

- Откуда это у тебя? - после долгой паузы с трудом произнес дворник. - Эти рисунки я давно выбросил.

- А я их спас. Надеялся, что они тебе еще пригодятся. Мы же друзья. - Мальчишка печально улыбнулся.

- Да, друзья, один из которых не может вспомнить другого. Дворник усмехнулся. - А с этим, - он кивнул на листы, - кончено навсегда.

- Но почему?

- Странно, ты, вроде, все обо мне знаешь, и вдруг такой вопрос... Как тебе объяснить? - Он замолчал, перебирая рисунки.

Три поросших густым лесом холма. Озеро у их подножия. На среднем, над кронами деревьев, возвышалась старая деревянная церковь. Построенная без единого гвоздя, была она памятником времен давно минувших. Рассказывали, что был здесь когда-то монастырь, монахи которого славились искусным врачеванием. И помогала им в том чудотворная икона... В теплое время не иссякал поток паломников, страждущих исцелиться от недугов и хворей, приложиться к святому образу, помолиться за здоровье ближних...

Окруженный со всех сторон непролазными болотами, монастырь посуху был недоступен, и потому стоял на противоположном берегу озера большой гостиный двор, где ночевали богомольцы, дожидаясь рассвета, когда за ними приходили лодки с гребцами-монахами...

Все изменилось с тех пор. Исчезли монахи, обезлюдел некогда густо населенный край. Заросла лесом торная дорога паломников. И только храм по-прежнему вздымался на вершине холма, как будто время для него не существовало.

Несмотря на трудности дороги, молодой архитектор часто бывал в этой глухомани. Но не древние легенды манили его сюда. Хотелось понять замысел старого мастера: почему он поставил свой храм именно на среднем холме, а не на более высоком рядом. Казалось естественным воздвигнуть его на самом высоком месте, тогда он был бы виден еще дальше, выигрывал во внешнем величии... Не верилось в простой просчет: древние строили на века, оставляя память о себе потомкам. И один из этих потомков восторгался их творением и хотел научиться строить не хуже.

Он рисовал. Рисовал эти три холма с разных точек, порой с трудом отыскивая мало-мальски твердое место среди окружающих болот. Были это и грубые наброски углем, были тонко выписанные пейзажи. Но ни на одном из них не было храма. До мельчайших подробностей помня архитектуру, он дорисовывал его потом, в своей городской квартире, в долгие часы размышлений. Дорисовывал на разных холмах, прикидывая, где бы расположил его сам, ставя себя на место неизвестного зодчего. На малом холме храм терялся на фоне окружающего ландшафта; на самом высоком смотрелся неплохо. Но возникший снова вопрос - а почему не здесь? отпал после тщательного анализа. Приковывая к себе внимание, храм выпадал из пейзажа, довлел над ним. Разрушалась гармония природы и дела рук человеческих. И только на среднем холме был он на своем месте, своеобразным шпилем из пяти куполов венчая взбегавшие на кручу деревья. К великому огорчению, архитектор сознавал, что, доведись строить ему, он просмотрел бы это место и избрал бы высокий холм, простив себе, а то и вовсе не заметив, огрехи композиции. Сейчас-то он знал лучшее место!.. Но была у старого мастера и еще какая-то причина. Он это интуитивно чувствовал: в конце концов, несколько изменив формы, можно было попытаться вписать храм в природу и на высоком холме, он даже сделал несколько более-менее удовлетворительных набросков... И эта причина так и осталась загадкой. Мелькнула, правда, одна мысль, но ее не суждено было проверить. Сложилось так, что в те края ездить он перестал.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});