По ту сторону (сборник) - Георгий Каюров

– Что это с ним? – удивился неожиданной перемене сторожа Виктор.

– Барыш помутил ему разум, – с тоскою ответил я.

– Какой ещё барыш? – не поняв, переспросил Глист.

– А, отстань. Пошли домой, – настроение у меня испортилось не на шутку. Мне не хотелось пересказывать сцену, свидетелем которой я оказался и, которая прошла мимо внимания Виктора.

Мы с Виктором, разочарованные, отправились восвояси. Наше чувство гостеприимства оказалось попранным, и меня опять посетили смутные сомнения. Пока поверхностное знакомство с духовным миром успело дважды испортить настроение и усомнить в избранном пути. Но я не привык отступать, а если и останавливаться, то, доведя начатое дело до логической развязки. Я нашёл себе успокоительное объяснение в том, что это всего лишь трудное начало в новых складывающихся обстоятельствах, и предстоит выработать личное отношение к вере и Богу персонально. Не могут люди быть одинаковыми. У каждого свой путь к богу. С такими мыслями я укладывался спать. Виктора тоже будоражили тяжёлые думы, но он всё-таки склонился на вечернюю молитву. Я же решил сегодня пропустить и выспаться грешником. Может быть, не таким уж и заклятым, поскольку не было поводов грешить телесно, но за крамольные мысли следовало обратиться перед сном к Богу.

Следующий день не принёс особых изменений и новых знакомств. Святые отцы отправились в соседний с семинарией храм, в котором и провели весь день. Неряшливые их отроки с распатланными волосами слонялись по тёмным коридорам и закоулкам семинарии с молитвенниками в руках и всё зубрили и зубрили, делая вид, что им нет дела друг до друга. Особо усердствовали, когда мимо проходил кто-то из служителей семинарии. Тогда они начинали декламировать молитвы в голос и одаривали проходивших заискивающими улыбками. Некоторые отважились и подбегали, хватали и прикладывались к руке священнослужителя. Тот в свою очередь шарахался и прибавлял ходу, чем ставил в затруднение льстеца. Но ненадолго! Со следующим проходящим всё повторялось. В перерывах зубрёжки отроки бесшумно перемещались, озираясь, прислушивались к загадочному семинарскому молчанию, заглядывали в пустые аудитории и всматривались в угловые тени. Нам с Виктором ни с кем ещё не довелось познакомиться, но враждебность в нас зрела. К кому бы я не подходил, тот сразу ретировался, как чёрт от ладана. В каждом отроке я пытался разглядеть вчерашнего единственного знакомого Семёна, но тот как сквозь землю провалился. И чёрт с ними!

Вечером сторож Степан встречал возвращающихся святых отцов ударом в дворовый колокол, которым служила корабельная рында. Орава святых отцов шла, мирно беседуя. И только раскрасневшиеся их лица и слегка подсиненные изрытые носы говорили о том, что их обладатели только что встали из-за сытного стола, во время которого и выпить подавали.

– Всем поступающим собраться в актовом зале, – на весь двор громогласно возвещал Примус, приглашая на всеобщий сбор будущих семинаристов.

– Разгорланился, окаянный. Всю преисподнюю созовёшь, ирод, – прикрывая ухо, выругался проходивший рядом со сторожем, один из святых отцов, которому досталось больше всего от колокола и Степана.

Мы с Виктором тоже отправились на собрание. В актовом зале восседал наш старый знакомый – ректор семинарии митрополит Владимир. После той, памятной мне и неожиданной встречи, до сего дня не довелось больше встречаться с ректором. Зато составлял отцу Владимиру компанию отец Михаил, с которым мы тоже успели за прошедшую неделю познакомиться. Отец Михаил служитель соседнего собора. Как впоследствии выяснилось, он – преподаватель семинарии. Мы встретились с отцом Михаилом в одно из посещений храма и поддерживали хорошие отношения. Правды ради, я не сделал для него исключения, навесив – Барсука. Бедное животное!

Здесь же находился и заведующий канцелярией архимадрит Тихон. Сыч! Слева от ректора мирно сидел и, как мне показалось, дремал мужчина с тучной фигурой. Если бы не его полосатый костюм, я точно решил бы – поп. Уж очень физиономия его походила на поповскую. Словно скрывшись в темноте угла, за маленьким столиком спряталась старуха из библиотеки. Интересно! Дьявол и Птица служили одному делу!

Когда мы вошли, отец Михаил едва заметно кивнул нам, но жест его не остался незамеченным. Ректор оборотился в нашу сторону и, пока мы не уселись, провожал пристальным взглядом. Барсук зашептал ректору на ухо. Мне очень хотелось узнать, о чём поведал, потому что я не сомневался, – говорили о нас. Ректор отстранился и всё с тем же, уже знакомым мне прищуром посмотрел в нашу с Виктором сторону. Несмотря на то, что в актовом зале присутствовало несколько человек, всё равно сохранялась тишина. Отец Михаил так тихо шептал, что был слышен скребущий звук карандаша, которым водила Птица. Виктор прикоснулся к моей руке и, очень смешно вытаращив глаза, ткнул носом в сторону старухи. Я успел заметить библиотекаршу, но меня изумила холодность пальцев товарища. Я сразу почувствовал неладное и едва собрался спросить, всё ли с ним в порядке, как Виктор, быстро приложил палец к губам и, переведя дыхание, закивал головою, запрещая мне и звук проронить. Его обезумевший взгляд застыл поодаль от старухи. Возникшая возня оказалась единственным шумом в этой ячейке внегробного мира. На нас сразу устремили взгляды и умолкший отец Михаил, и ректор. Я всё-таки решил взглянуть, куда указывал Виктор. Белым пятном рясы, спрятав лицо в тень шторы, сидел неизвестный мне святой отец, которого я не сразу заметил.

– Кто это? – одними губами вывел я. Виктор только одёрнулся и застыл. – Ты чего? – не отступал я, не желая понимать товарища, пока не получу вразумительного ответа. Тогда Виктор так же одними губами вывел:

– Это инспектор семинарии – Отец Лаврентий.

Настал мой черёд замереть. Я не смог рассмотреть лица инспектора, но мне казалось, он глядит сквозь меня. Спина взмокла у меня мгновенно. Ещё от своего покойного отца я был наслышан об инспекторе семинарии, о его могуществе и коварстве. Когда к отцу приезжали погостить священники разных приходов, то обязательно, хоть краем, заходил разговор о брате Лаврентии. Отец слушал очередные жалобы и сожалел:

– Да, да, сколько жизней сломал, – и, тяжело вздохнув, добавлял: – Доберусь как-нибудь до этого стервеца.

Отец не добрался, а я в его руках. Меня начали тяготить тишина и ожидание. Наконец, дверь распахнулась, и вошла первая пара – святой отец с отроком, а следом потянулись и все прибывшие поступать. Они парами подходили к ректору для приветствия. Святые отче по-разному представляли своих отпрысков – кто хлопал подбадривающе по спине, кто подталкивал, кто взъерошивал оболтусу на затылке волосы и в нужный момент склонял его голову перед ректором. Отец Михаил встал навстречу входящим и здоровался с вновь прибывшими стоя, а ректор – продолжал восседать. Матёр ректор!

Святым отцам приходилось наклоняться, чтобы трижды приложиться с ректором митрополитом Владимиром. Отроки целовали ему руку, а затем переходили к отцу Михаилу. Зрелище разворачивалось омерзительное. Разглядывая его, я позабыл об узурпаторе-инспекторе. Батюшки текли, расплываясь в сальных улыбках и поправляя бороды, расцеловывались с высшими чинами семинарии. Отроки же, будущие батюшки, ужами ползали у ног будущих наставников, перед которыми им придётся пресмыкаться годы обучения. И всё это действо подмазано льстивыми, угодливыми улыбками, заискивающими взглядами, в которых жадным блеском горела пёсья преданность. Находились особо нахальные, эти с напускным трепетом принимали дрожащими ладонями руку святого отца и медлительно целовали её, рассчитывая, что именно его приметят и отличат от других, как более достойного, и возлюбят ещё до экзаменов. Я не на шутку забеспокоился за свою судьбу. В памяти сразу начали восставать неуместные шутки, допущенные за эти несколько дней пребывания в семинарии. Гримасу на меня нагнало воспоминание о разыгранном юродивом горбуне, и я с силой потёр лоб, ничего лучшего не найдя в своем арсенале, – как противостоять судьбе. Виктор ткнул меня в бок, но я без него догадался о нашей убийственной промашке. Мне стало не по себе, но еще больнее было смотреть на товарища.

– Иди, вон там пристройся, – взглядом я указал в конец процессии, чтобы хоть как-то поддержать Виктора, и в ответ ткнул его в бок.

– А ты?

Я отрицательно покачал головой. Для себя решил проще – семь бед, один ответ!

– Пойдем вместе, – Виктор, умоляя, потянул меня за рукав, схватившись за спасительную возможность приложиться к руке ректора. Но мне не хотелось поддерживать Глиста.

– Иди скорее, пока не видят, – поторопил я Виктора, желая избавиться от его уговоров. Виктор, смешно ссутулившись, прошмыгнул рядами и пристроился последним в колонне. Я всем видом поддерживал товарища. Мой взгляд выхватил из толпы Семёна, и мы поздоровались, как старые знакомые. Семён, приветствуя меня, как-то нескладно поднял вверх руку со сжатым кулаком и заулыбался во всю ширь своего огромного, как он сам, рта, заработал оплеуху от отца и потерял ко мне интерес. Я усмехнулся – надо же, Кувалду приструнили!