С дедушками не спорят - Валерий Воробьев

зубозакладывания.

Чангачуков дед занимался на пригорке, где вековые сосны приютили небольшую поляну, укрытую от невнимательного взгляда смородиной и орешником.

Но чалмики опоздали.

Дед успел допеть все мантры и, завязав мускулистые ноги в узел падмасаны, висел в воздухе, в метре над землёй. Безо всякого антиграва.

Старый алеут довольно улыбался, а на левом его плече чистил пёрышки нахальный молоденький воробьишка.

4. Р-7 8К71ПС

Гроза собиралась весь день, да так и не разразилась. Успокоилась, разнежилась, разленилась на солнцепёке, разлеглась где-то невдалеке, за лесом. Её детишки, проказливые мелкие облачка, за день устали шалить и попрятались под крылышко мамы-тучи, как цыплята. Даже неугомонный ветерок обленился, лишь чуть-чуть пошевеливал тополиный пух на асфальте и ластился к прохожим. Солнце выглядывало из-за горизонта не закатным багрянцем, но алой половинкой молодой клубничины, ломтем неспелого арбуза, так, что немудрено и спутать с рассветом…

В такой вечер особенно остро ощущается нестерпимая потребность осчастливить всех, всех, всех: от гиганта левиафана до мельчайшего ночного мотылька.

А вот Пинни-Вух затаился в непролазных зарослях акации возле мостика через канал и боялся шевельнуться. Дедушка, самый главный дедушка во Вселенной стоял по стойке «смирно». А рядом с дедушкой Пинни переминались с ноги на ногу и дедушка Гавроша, и дедушка Чанга-Чука. И краснели. Как нашкодившие школьники перед завучем, как бандерлоги перед питоном Каа, как…

–…та-ак, картина маслом: Пинчук, Гаврилов и Чангаев. Кто бы мог сомневаться! Не навоевались? Не наигрались? Пинчук, глазки-то не прячь, нечего. Тут стушевался институточкой, а как теперь внуку в глаза посмотришь? – Бабушка Эля, рослая и громогласная, славилась умением перемежать пренеудобнейшие риторические вопросы лексиконом из книг и старинных кинофильмов. Молчаливая бабушка Аля по обыкновению не произносила ни слова, но и сурово поджатыми губами, и негодующим взглядом глубоко посаженных карих глаз выражала поддержку разносу дедушек. Бабушки Гавроша и Чанга-Чука в бабушкинской табели о рангах числились младшими, и потому также помалкивали.

Наконец Пинни-Вух не выдержал: тягостное напряжение ситуации стало непереносимым и превозмогло любопытство. Чалмик по-пластунски, осторожнейше, не потревожив ни веточки, ни травинки, просочился между колючих кустов, прошмыгнул на мост и улизнул домой. Только годы спустя, уже взрослым, он разобрался в том, что тогда произошло. Как оказалось, истоки этой истории находились в незапамятной древности, когда и сам Пинни, и Гаврош, и Чанга-Чук были ещё совсем-совсем маленькими, даже не совсем чалмиками, а почти ляльками…

Так вот, начнём.

А ну-ка, отвечайте: сколько на свете дворов? Не счесть! Солнечные и тенистые, зелёные и пустынные, малюсенькие и огромные – дворики, дворы, дворищи. В большинстве дворовых с раннего утра до самого вечера бурлить жизнь, но случаются и такие, в которых никто не живёт. В любом случае, в каждом дворе свои загадки, свои чудеса, свои истории…

Двор Пинни-Вуха и его друзей просто великолепен. Настоящий замок! Четыре стареньких высотных «столбика» по углам – как четыре сторожевых башни. Крепостными стенами их соединяют разноэтажные цветные террасы современного кондоминиума, а внутри этой крепости – огромный двор.

И какой двор! Зелёное кружево живых изгородей сплетается с разноцветной вышивкой клумб, узором детских площадок, орнаментом спортивных комплексов. А посреди этого великолепия – горка, а на горке – полукругом пятиподъездная девятиэтажка, в которой и жил Пинни-Вух со своими лучшими друзьями. А с крыши девятиэтажки открывается вид на окрестности двора-замка: на хрустальное ожерелье оранжерей, на магистраль для колёсных тяжелогрузов, на скверик, ведущий к школе, на саму школу, на канал, на джунгли за каналом, на ангары за джунглями и дальше, дальше, дальше, на города, страны, океаны, острова и континенты… Замечательный двор!

Но как в самых чистых озёрах случаются пиявки, так идиллию лучшего во Вселенной двора несколько нарушала троица записных хулиганов.

Хулиганы обитали в юго-восточном столбике и были старше, выше и крупнее всех остальных чалмиков. Крупнее как раз настолько, чтобы попытки мятежа регулярно разбивались о неоспоримое превосходство в грубой силе.

Настоящие имена "плохишей" история не сохранила. Сами себя они именовали не иначе, как Good, Bad и Ugly2, не расставались с пробойными3 пистолетами (в их-то возрасте!) и играли только в "войнушку" по самым жестоким правилам.

Между собой Пинни с друзьями наградили недорослей прозвищами Хитрый, Злобный и Глупый.

Хитрый изображал пай-мальчика: волосы аккуратно стрижены и зачёсаны на идеальный прибор, рубашка и брюки выглажены, туфли начищены до блеска. Всегда и везде – только туфли! Если Хитрый замечал взрослых, то немедленно преображался в лучшего друга и защитника малышей. А ещё Хитрый постоянно хвастался, жульничал в играх и врал. За жульничество и враньё Хитрого, случалось, поколачивали собственные товарищи. И поделом.

Злобный стригся наголо, облачался исключительно в камуфляж и украшал левую щёку татушкой-черепом. Не настоящей татушкой. Переводной картинкой. Если в процессе хулиганско-злодейских дел Злобный всерьёз потел, татушка, иной раз, размазывалась. Конфуз! Но никто Злобного не жалел, а Хитрый и Глупый так и вообще не упускали случая для жестоких насмешек над приятелем.

Глупый щеголял ярко-красным ирокезом, цветастыми гавайками, изобильным пирсингом и огромными туннелями в мочках ушей. Глупый вечно одевался не по погоде: в жару натягивал свитер, а зимой выходил в лёгкой куртке, без шапки и шарфа. Прозвище Глупый заслужил даже не за нелепый внешний вид, но несуразными выходками и всякими гадостями: плевал вверх, ждал, пока упадёт и дико хохотал, обливал прохожих из окна подъезда, натягивал нитки поперёк дороги, закапывал в песочнице кирпичи и убивал кузнечиков. И всё время грыз ногти. Грязные ногти.

Хитрый, Злобный и Глупый представляли серьёзную опасность, с которой приходилось считаться всем чалмикам двора. Впрочем, Пинни давно заметил, что хулиганствующая троица никогда не появляется ни в библиотеках, ни на стадионах, ни в музеях. Чалмики ощущали себя в полной безопасностив спортзалах и в кружках, на субботниках и гуляньях. Но стоило друзьям, к примеру, отправиться в экспедицию на свалку, начать «войнушку» против соседней улицы, или затеять какую иную проказу, естественную для чалмиков, но не одобряемую взрослыми…

Так вот, продолжим.

Однажды весной, когда акации и баобабы уже зазеленели, но ещё не расцвели, в погожий субботний вечер, когда угли заката уже отпылали, но ещё не остыли, в тот час, когда двор уже отужинал, но пока не уснул…

Пинни-Вух, Гаврош и Чанга-Чук выбрались на пустырь, за каналом, когда сумерки уже расползлись по зарослям ивы у воды, но одуванчики ещё перемигивались с закатным солнышком. Благоухала липа. Любопытная мартышка наблюдала за чалмиками из пустующего аистиного гнезда. Енот-подросток волок куда-то здоровенный картонный ящик. Ящик цеплялся за молодые побеги ползучей лианы, и хвостатый хозяйственник недовольно ворчал