Эльбрус находит след. Рассказы о собаках - Ирина Волк

— Устал, наверно, — сказал командир. — Накормите его.

Потом он открыл дверь, и ветер ворвался в помещение, поднимая солому. Командир шагал по дороге, невольно ёжась от резких порывов ветра. Косой дождь бил в лицо, попадал за воротник. Ноги тонули в жидкой грязи. Командир подумал, как трудно было собаке пробежать эти километры, отделяющие разведчиков от части. Он ясно представил себе, как высокий, широкоплечий старшина, передвигаясь по-пластунски, чутко вслушиваясь в ночную обманчивую тишину, привёл собаку к реке и коротко отдал привычную команду: «Пост!»

И Лысец рванулся вперёд сквозь дождь и непогоду. Повинуясь своему собачьему долгу, который заключается в безусловном повиновении хозяину, он бросился в холодную воду и поплыл. А потом, выбравшись на берег, по брюхо в грязи, несся вперёд по дороге, чуть прижимая уши при свисте пуль…

Рука командира невольно нащупала в кармане кусок сахара: надо будет потом отдать Лысцу…

На командном пункте находились командир части и комиссар. Лица их были сумрачны. Положение было неясно. Чувствовалось, что там, за рекой, фашисты готовят что-то. Но что именно? Нельзя было послать разведку, так как вся территория вокруг беспрерывно простреливалась, а радиостанция из тыла не отвечала на позывные. Разведчик вручил командиру донесение, которое принёс Лысец. Его быстро расшифровали, и при тусклом свете керосиновой лампы командир прочёл:

«Выбыла из строя рация. Пробиться сами пока не можем. Посылаем Лысца. Фашисты выслали танки к Чёрному молу. Атака начнётся, видимо, утром».

Всё стало ясным. Зазвенели телефоны, забегали связные.

Командир разведчиков возвратился на старую мельницу уже на рассвете. Где-то впереди грозно гремела артиллерия, встречая вражеские танки. У мельницы стояли разведчики, дожидаясь своего начальника.

— Лысец! — крикнул командир, держа в руке сахар.

Собака не выбежала ему навстречу. Один из разведчиков сказал угрюмо:

— Ранен Лысец. Неизвестно, как и дополз вчера. Вечером-то мы не заметили, а сегодня оказалось — вся грудь разорвана. Сейчас несём его к ветеринарам.

Лысец уже лежал на носилках, заботливо укрытый чьим-то плащом. Двое разведчиков осторожно подняли носилки и двинулись вперёд. Они шли медленно, обходя кочки, чтобы не трясти носилки. Лысца принесли в лазарет, и ветеринар только покачал головой:

— Ну и пёс у вас лихой! Ни одна собака в таком состоянии не принесла бы донесение.

Больше месяца лечили Лысца доктора. Ему зашили рану, меняли повязки, поили горькими лекарствами. Выздоровев, он снова прибежал к разведчикам и, оглушительно лая, кинулся на грудь командиру.

И вскоре Лысец, как всегда, отправился в разведку и бесшумно, по-пластунски, так, как его учили, пополз меж кустов.

ЭЛЬБРУС НАХОДИТ СЛЕД

Человек прижался к мохнатому стволу и, казалось, сросся с ним. Осколок луны сверкнул в вышине и снова ушёл за тяжёлую пелену облаков. Только бы не прояснилось небо, только бы не показалась опять эта проклятая луна! Совсем рядом что-то зашуршало. Человек у дерева впился глазами в темноту. Он сдерживал дыхание и был безмолвен, как старое дуплистое дерево, которое обнимал.

В лесной сторожкой темноте он скорее угадал, чем увидел: качнулся куст, пригнулась чья-то фигура, потом снова дрогнул куст и всё стихло. Человек у дерева напряжённо считал:

«Раз, два, три, четыре… Сейчас он движется вправо, а через шесть шагов снова вернётся сюда. Значит, только сейчас…»

Он метнулся в кусты и через несколько секунд уже полз по мокрой траве, напряженно вслушиваясь. Всё было тихо. Он полз бесшумно, как большая ядовитая змея, тесно прижимаясь к холодной траве. Ему казалось, что не хрустнула ни одна ветка, ни один листок не дрогнул на кустах, мимо которых он проползал. Задыхаясь, он на мгновение остановился, и вдруг проклятье едва не сорвалось с его губ: ракеты взлетели над лесом, ракеты, означающие тревожный сигнал: «Граница нарушена».

Скрипнув зубами, он припал к земле, как загнанный зверь.

«Как они заметили, когда?»

Лихорадочно работала мысль. Обмануть, уйти, во что бы то ни стало уйти! Ловким, бесшумным движением он схватился за сучок ближайшего дерева, раскачался, перепрыгнул на второе. Он шёл по воздуху от дерева к дереву, внутренне ликуя. Он представил себе, как будет рассказывать об этом своему шефу. Он не чувствовал боли в ободранных ладонях. Он уходил, хищный зверь…

Начальник пограничной заставы сам наблюдал за Эльбрусом.

Глухо рыча, Эльбрус шёл по следу в глубь леса. Дойдя до того места, где нарушитель поднялся на дерево, Эльбрус замялся в недоумении. Он принялся бегать вокруг, растерянно поднимая вверх морду.

Начальник заставы осветил карманным фонарём дерево. На серой коре отчётливо виднелись царапины.

— Поверху пошёл! — сумрачно сказал один из пограничников.

Начальник заставы качнул головой:

— Догоним! Не уйдёт!…

Они шли вперёд, находя почти неуловимые следы: обломленную ветку, упавшую шишку.

Иногда следы снова шли по земле, потом снова пропадали.

Ясно было — преступник хитрил и не выходил на шоссе, которое он должен был обязательно пересечь, чтобы попасть туда, где, видимо, его ждали.

— Не обратно же он ушёл! — не вытерпел наконец кто-то из пограничников, наблюдая, как собака кружится на одном месте.

— Придётся прочесать лес во всех направлениях, — задумчиво сказал начальник.

Пограничники тронулись по лесу цепью…

А тот, наверху, уже торжествовал победу. Ему удавалось перелетать, как белке, с дерева на дерево и запутывать следы. Теперь надо только выждать, а потом переодеться и, прикинувшись трактористом, пробраться в условленное место.

Удобно устроившись в дупле старой лиственницы, он позволил себе даже вздремнуть немножко: напряжённые нервы требовали отдыха. Потом для большего спокойствия он снова переметнулся по воздуху с дерева на дерево, спустился на землю и пополз.

На берегу лесного ручья он вымыл окровавленные руки и, морщась от боли, забинтовал их марлей, запасённой на всякий случай. Он переоделся и с удовольствием потянулся, готовый идти к шоссе уже не прячась, во весь рост. И вдруг что-то огромное, рыжее ринулось на него из кустов. Не вскрикнув, он упал навзничь и, почти теряя сознание, увидел над собой разинутую собачью пасть…

Цепь пограничников сомкнулась у лесного ручья. На берегу, широко раскинув ноги, лежал тот, кого они искали, а Эльбрус сидел рядом.

Услышав шаги, нарушитель повернул голову; лицо его было бледное, ни кровинки. Эльбрус сразу же, рыча, приблизил свою морду к его горлу.

— Уберите собаку, — прохрипел он, — уберите…

Начальник погранзаставы сказал негромко:

— Эльбрус, дружище, ко мне!

И собака радостно подбежала к нему. Эльбрус торопливо лизнул руку начальнику, потом повернулся и кинулся к ручью. Пограничники молча следили, как пёс жадно пьёт воду.

ДЁМКИНА БОЛЕЗНЬ

Дёмку принесли мне совсем маленького. Он весь легко помещался в ладони, жалобно и тихонечко пищал. Дёмке было грустно и немножко страшно. Ведь час назад его отняли у матери и принесли сюда, в чужую комнату. Правда, тоска не отразилась на его аппетите: он жадно съел блюдце манной каши, и я решила выпустить его погулять. Он ещё не мог спускаться по лестнице, и пришлось нести его на руках. Перед моим домом был небольшой сквер. Я решила: пройдёмся-ка мы с Дёмкой вокруг этого сквера, мимо клумбы, которая сейчас, зимой, превратилась в круглый сугроб, а потом домой, спать.

Я не подумала о том, что Дёмка ещё такой маленький, а мороз сегодня большой — двадцать пять градусов.

Я опустила Дёмку на засыпанную снегом дорожку. Он сделал несколько торопливых шажков и вдруг, запищав, кинулся ко мне и поставил все четыре лапки на мой ботик. Я потрогала лапки, они были холодные. Я заставила щенка пробежать ещё немножко, а потом опять взяла на руки, и он, весь дрожа, кутался в мой меховой воротник, принюхивался.

Дома я положила его на коврик, постеленный в уютном уголке за большим шкафом, и уставший, сытый пёсик уснул, сладко похрапывая.

Так началась его жизнь в нашем доме. Постепенно Дёмка рос. Впереди его ждали самые различные приключения.

Как-то раз он бежал по тротуару, уже привыкнув к поводку, который охватывал его толстую шею, и вдруг откуда-то из подворотни выскочила злая одичавшая кошка. Она промчалась мимо нас и на ходу ударила лапой по Дёмкиной морде. Раздался жалобный визг, и я увидела струйку крови, которая потекла по рыжей шёрстке. Пришлось вести Дёмку в ветеринарную больницу. Там было много необыкновенных больных с необыкновенными болезнями.

В клетке сидела канарейка, и мальчик, который её принёс, взволнованно сказал, что у птички заболело горло и она не может петь. И вот сейчас он приносит ее сюда через день, и врач вливает в клюв какое-то хорошее лекарство.