Пиявка - Дафна дю Морье

Конечно, она боялась портить со мной отношения. Я слишком много знала о ее личных делах и о делах фирмы.

— Что ж, — сказала я, вытирая слезы, — попробую вынести этот удар, но слишком тяжело получать от жизни одни пинки и никаких радостей.

Хорошо было говорить этой Розе — у нее было богатство, известность, все с ней носились, а я была всего лишь Дилли Ступор, которая помогла выдвинуться ей и Кеннету. Верно, жизнь — тяжелая штука, но самой-то Розе вполне удалось в ней преуспеть. Шикарные апартаменты в Мейфэре,[17] куча любовников — вот что значило быть первой половиной «Розкен». Второй половине, вернее, тому, что от нее осталось, приходилось ютиться в нескольких комнатенках в Виктории.

Разумеется, после развода я уже не так часто виделась с Розой, правда, она сдержала слово и выплатила мне небольшую сумму, которой как раз хватило, чтобы привести в порядок мой старенький домик. И одежду я всегда заказывала у нее бесплатно. Ведь все знали, что я бывшая жена Кеннета и он возмутительно со мной обращался, так что, если бы я ходила в лохмотьях, фирме это бы чести не делало.

Все-таки у Розы тоже были свои слабости, как и у Кеннета, а это рано или поздно проявляется. И хотя я всегда следила за тем, чтобы не сказать о ней ничего компрометирующего, популярность Розы стала падать, в прессе в это время появились кое-какие колкости по ее адресу, и пошли разговоры, что фирма «Розкен» уже не та, что время ее расцвета прошло.

Я, конечно, вынуждена была подыскивать себе работу. Денег, полученных от Розы, и пособия, которое выплачивал мне Кеннет, не хватало. Я использовала старые связи и вскоре стала работать на партию консерваторов перед всеобщими парламентскими выборами. Если бы не я, кандидат от округа Саут-Финчли вряд ли одержал бы победу. Просто мне были известны кое-какие факты о его сопернике, тот встречался с одной из манекенщиц «Розкен», а избиратели Саут-Финчли больше всего осуждают в кандидате безнравственность. Я сочла своим долгом намекать о манекенщице при каждом удобном случае, и с небольшим преимуществом прошел кандидат нашей партии. Я ведь ужасная патриотка — для меня интересы королевы и страны превыше всяких сантиментов и личных соображений.

Что ни говори, напряженная работа у консерваторов помогла мне как-то пережить потерю Кеннета, и вот тут на одном из собраний я встретила лорда Чичестера.

— Кто этот чопорный человек с моноклем? — спросила я. Мне объяснили, что это Эдвард Фэрли-Гор, у него недавно умер отец и он стал членом палаты лордов.

— Один из способнейших деятелей партии, — продолжал мой собеседник. — Кандидат в премьер-министры в случае смерти всех остальных членов кабинета.

Мне удалось протиснуться к кружку лорда Чичестера, и я была представлена его супруге, седеющей даме, с виду несколькими годами старше его. Оказалось, она большая любительница охоты и практически не слезает с лошади. Поэтому я выразила опасение, что ей трудно поспевать за модой, когда она наезжает в Лондон, и что, должно быть, это ужасно — все время сомневаться, так ли ты одета. Леди Чичестер выслушала меня с недоумением и призналась, что платье на ней двухлетней давности.

— Вам надо одеваться у «Розкен», — посоветовала я ей. — Глава фирмы — моя золовка. Если она возьмется за ваши туалеты, не о чем будет беспокоиться.

— Я, собственно говоря, и не беспокоюсь, — ответила леди Чичестер.

— А что об этом думает ваш муж? — спросила я и удивленно вскинула брови. Больше я ничего не сказала и вскоре отошла от нее, но мои слова наверняка подействовали, так как я заметила, что леди Чичестер несколько раз взглянула на себя в зеркало — не хочу злословить, но это, как видно, случалось с ней нечасто.

Потом я попросила Розу послать ей приглашение на ближайшую демонстрацию моделей. Рыбка клюнула — леди Чичестер пришла. Я, конечно, тоже была там. Сидела с ней рядом и давала советы, что лучше заказать, — у нее самой не было никакого вкуса.

После этого две недели подряд я каждый день ей звонила, и в конце концов она пригласила меня на обед. Лорд Чичестер пришел поздно, и я успела перемолвиться с ним всего несколькими словами, пока мы пили кофе в гостиной, но мне явно удалось произвести на него впечатление.

— Вы читали о себе в последнем «Курьере»? — спросила я.

— Боюсь, что нет, — ответил он. — Я не читаю сплетен.

— Это не сплетни, — возразила я. — Это истина или, если хотите, пророчество. «Есть только один человек, способный превратить партию консерваторов в реальную политическую силу, и его имя — лорд Чичестер».

Как ни странно, даже самые умные мужчины поддаются на лесть. Пусть это лесть ничем не прикрытая, они упиваются ею. Лорд Чичестер улыбнулся и махнул рукой, словно говоря, что все это глупости, но я вынула из сумочки газетную вырезку и протянула ему.

Так начался наш роман. Лорду Чичестеру понадобился год, чтобы признать, что без меня он бы пропал. Сказав мне об этом, он не выдержал и разрыдался — он был явно не в форме, так как еще не оправился после сильнейшего приступа опоясывающего лишая.

— Сейчас вам необходимо хорошее питание, — сказала я ему.

Мы были вдвоем у меня в Виктории. Леди Чичестер упала с лошади во время охоты, сломала ногу и лежала в Уорикшире,[18] поэтому Эдвард — я уже называла его Эдвардом, а он меня — Дилли — жил один в их лондонском доме. Я беспокоилась, что он не сможет регулярно питаться, и объяснила ему, что это самое страшное для его здоровья, особенно после того, как он перенес такое тяжелое заболевание. И вот однажды я дождалась его в такси у палаты лордов и настояла, чтобы он поехал ко мне и как следует поел. Так он впервые провел у меня ночь.

— Не беспокойся, — сказала я ему на другое утро. — Никто ничего не узнает. Все останется между нами. Конечно, если эти газетные шакалы что-нибудь пронюхают, твоей карьере — конец, — добавила я со смехом. Никогда не видала, чтобы человек так перепугался, — чувством юмора он ведь никогда не блистал.

Бедняжка Эдвард… Оглядываясь на годы, проведенные рядом с ним, могу сказать, что я была его единственной настоящей любовью. Я убедила его, что Мэри Чичестер не самая подходящая жена для политического деятеля; с таким же успехом можно быть женатым на лошади.

— Все эти конюшенные разговоры — не для тебя, — говорила я ему. — Так ты никогда не станешь премьер-министром.

— Не уверен, что я вообще хочу быть премьер-министром, — отвечал он. — Иногда я мечтаю только об одном — уехать в Уорикшир и умереть.

— Тогда придется взять меня с собой, — говорила я.

Не знаю почему, но он так и не стал видной фигурой в консервативной партии, а ведь мог бы. Временами он напоминал мне папу в те далекие дни, когда мы еще жили в Истборне. У Эдварда был такой же загнанный вид. А когда я пыталась вызвать его на разговор о закулисных делах в палате лордов — я ведь, конечно, не теряла связей с прессой и время от времени снабжала своих друзей новостями, — он старался переменить тему и начинал рассказывать о лошадях жены.

— Видела бы ты Искорку, — говорил он. — Замечательная кобыла. У Мэри такая легкая рука, она удивительная женщина.

— Вся беда в том, что ты напрочь лишен честолюбия, — отвечала я. Бывали минуты, когда уже невозможно было сдержаться. Я тут готовлю ему разные вкусности, из сил выбиваюсь — ухаживаю за ним, а он только и знает, что жаловаться на несварение желудка и разглагольствовать о жениных лошадях!

Никогда я не отзывалась плохо о его жене. В конце концов, все деньги принадлежали ей, рано или поздно она свернула бы себе шею на охоте и мой любимый Эдвард стал бы свободен. Меня только беспокоило, что он готов был молиться на этот Уорикшир и совсем забросил свою деятельность в палате лордов.

— Пусть фермеры в Уорикшире сделают ограды повыше, — говорила я ему. — Если лошади твоей жены так хороши, как ты расписываешь, они наверняка и через стог сена перемахнут.

А затем я старалась перевести разговор на другую тему, чтобы отвлечь Эдварда от мыслей об Уорикшире и кое-что разузнать о его собратьях-пэрах или, еще лучше, о тех членах кабинета, кто занят большой политикой. Обидно было проводить с ним время без всякого толку. Если бы он обсуждал со мной внешнюю политику, планы правительства на Ближнем Востоке, я могла бы быть ему полезной, раз у него самого голова не варила, а так, кажется, и было на самом деле. Достаточно было мне обронить в некоторых кругах словечко-другое по любому из этих вопросов, и политический резонанс получился бы потрясающий.

— Если бы ты познакомился со мной лет десять назад, — часто говорила я ему, — мы бы с тобой сейчас здесь не сидели.

— Ты совершенно права, — соглашался он. — Я бы уже давно был где-нибудь на острове в Тихом океане.

Ему, видите ли, нравилось притворяться, что его ничего не привлекает, кроме спокойной жизни.