Конь бледный - Андрей Чернецов

Нет-нет, нужно немедленно бежать отсюда, бежать куда угодно, только подальше от проклятого вертолета.

Быстро собрав все свои вещи и поудобней перехватив тяжелый автомат, Шершень выскочил из десантного отсека наружу. В Зоне заметно потемнело. Приближался вечер. Пережидать ночь в Темной долине вне надежного убежища — чистое самоубийство.

Шершень ускорил шаг. Он отказывался думать о том, что с ним сейчас происходит. Потому что все это не поддавалось никаким объяснениям. У него была цель — добраться до Периметра, все остальное сейчас не имело значения. Он подумает потом, когда окажется в тепле и безопасности. Но есть ли для него теперь такое место?

Шершень не знал.

Вся его жизнь казалась ему мутной цепочкой слабо связанных друг с другом черных эпизодов. Сколько душ он загубил на своем долгом пути в Зоне? Шершень честно пытался припомнить, обозначить конкретную цифру. Но конкретной цифры не получалось. Быть может, все, что творится с ним сейчас, это справедливое наказание за пролитую кровь. Пролитую кровь отнюдь не мутантов, а обыкновенных людей, пытающихся жить по правилам оголтелой волчьей стаи. Скольких он убил просто так, в спину, опасаясь, что пробирающийся через Зону попавшийся на пути незнакомец без разговоров первым откроет огонь. Он не знал их имен, не видел их лиц, так было намного проще. Ведь стрелял не в конкретного человека, а устранял возможную опасность, зеленую точку на узеньком мониторе ПДА.

Рано или поздно за это должна была настать страшная расплата. Кто-то должен был прийти к нему однажды и сказать, мол, пришла пора отдавать долги, а их за эти годы накопилось очень и очень много.

Шершень снова подумал о Боге, пробираясь сквозь укрытый серыми сумерками лес. Ведь он, по сути, никогда в него не верил. Не верил во всемогущее всепрощающее существо… Или он снова все путает? Путает сына Бога с самим собой? Казалось, в таком месте, как Зона, сама мысль о вере была чем-то совершенно неуместным, чем-то, что следовало без зазрения совести оставить где-то там за Периметром, на Большой Земле, как часто называли сталкеры нормальную незараженную территорию.

О какой вере можно говорить, когда ты способен спокойно забрать жизнь незнакомого тебе человека только потому, что тебе показалось, что он, возможно, сам захочет тебя убить? О каком Боге можно думать, когда вокруг тебя шныряют дьявольские твари, словно специально вышедшие из пышущей огненным жаром преисподней? В этом месте не было Бога, в этом месте царило Зло. Но не то зло, определение которому можно было найти в мудрых христианских книгах… Нет, это было совсем иное зло, не имеющее ничего общего с человеческой природой, зло, пришедшее совсем из иного мира, чужого, жестокого, враждебного. Там, в этом мире, наверняка все было по-другому, и то, что здесь сходило за добро, возможно, там считалось страшным преступлением.

— Здесь нет Бога… — прошептал Шершень, уже едва разбирая землю под ногами. — Здесь царит страх… не у кого просить защиты… потому что Тот, Кто Может Услышать, тут абсолютно глух…

В нем самом тоже не было Бога. Он даже не знал, есть ли у него нательный крестик. Да и был ли он крещен? Кто отпустит его грехи, если он вдруг внезапно умрет?

КТО ЗДЕСЬ ОТПУСТИТ ЕГО ГРЕХИ?!

Не попадет ли он после смерти сразу же в ад, минуя все возможные прощающие грешников инстанции?

И в какой ад можно попасть из этого страшного места?

Словно в кошмарном бреду, Шершень метался среди растопыривших влажные лапы деревьев. Он был абсолютно дезориентирован. Он не знал, куда идет.

Это казалось немыслимым, но его ПДА не работал, что означало только одно — неминуемую и страшную гибель. Наверное, он закричал бы от отчаяния, если бы не опасался привлечь внимание уже наверняка вышедших на охоту ночных тварей.

Когда через час беспорядочных блужданий сталкер опять вышел к разбившемуся вертолету, его волосы поседели. Внутри пузатого Ми-24 определенно кто-то был. Что-то в глубине десантного отсека глухо ворочалось, словно пытался неуклюже подняться на ноги окоченевший мертвец.

Шершень побежал, беспорядочно стреляя из автомата. Вырывающийся из короткого дула огонь на время вернул ему рассудок. Следовало остановиться и решить, что делать дальше. Трясущаяся внутри овца исступленно желала жить.

Он сделал еще несколько шагов и хотел было остановиться, но не успел. В темноте Шершень не заметил едва различимую даже при дневном свете парящую над землей сферу. Гравитационная аномалия цепко схватила свою жертву. «Мясорубка» стремительно раскрутилась, разрывая хрупкое человеческое тело на куски.

Последними звуками, услышанными сталкером в этом мире, были стремительно удаляющийся дробный конский галоп и зловещее ржание.

Глава вторая. Труба зовет

г. Киев

Новенькая светло-серая «Nokia» мелодично затренькала, выдавая знаменитое вступление к бессмертному хиту группы «Pain» «Shut Your Mouth». А это означало только одно: звонит шеф, вызывая подчиненного на ковер. Степан прикола ради обозначил таким образом звонки от начальства, которое, как известно, имеет тенденцию доставать подчиненных в самый неурочный час. Вот и сейчас, спрашивается, какого дьявола наяривать в семь утра? Да еще в субботу, когда сам бог велел отдыхать. Притом после бурно проведенной ночи…

— Это кто? — недовольным тоном спросила из-под одеяла Светлана.

Эге, никак хозяйские нотки у нас прорезались? Вот и приглашай после этого девушку к себе домой три раза подряд.

— Кордон! — почему-то шепотом пояснил, поспешно нажимая кнопку.

— Ты чего трубку не берешь?! — заорало чудо финской техники хриплым шефским голосом. — Снова с бабами прохлаждаешься?! А я один за всех тут, значит, должен отдуваться?!

Степан покосился на уже окончательно проснувшуюся девушку, забавно хмурящую брови. Неужели услышала шефский перл насчет «баб»? Не могла ведь не услышать. Ильич вопит как резаный. Ой, да пусть ее. Что ему с ней, детей крестить? Ни к чему не обязывающий флирт, и все. Во всяком случае, так ему сперва казалось. Или он ошибался?

Если она не так что-то поняла — это, как говорится, не его проблемы.

— Да что случилось-то? — попробовал вклиниться в филиппики шефа Чадов. — Можешь толком объяснить?

— Все объяснения получишь на месте! — буркнул Кордон, переходя с крика на более спокойный тон. — Чтоб через полчаса был у меня в кабинете.

— Через час, — бескомпромиссно отрезал Степан и быстро утопил кнопку отбоя, продержав ее чуть дольше, чем следовало.

Аппарат, коротко пискнув, тут же, естественно, отключился. Нелишняя мера предосторожности. Ильич ведь не успокоится, пока не доведет себя и других до белого каления.

А ему еще надо привести себя в порядок.

— Эй, там, под теплым одеялом, кофе мужчине своей мечты не сваришь? — осведомился парень, легонько дергая Светлану за длинный вьющийся локон.

Не любил упражняться при посторонних.

— Ну да как же… бегу…

— Ну, Света… не будь такой букой…

— Хорошо-хорошо… уже иду…

Из-под одеяла показалась узенькая маленькая ножка.

— Отвернись!

— Это еще зачем?

— Отвернись, говорю, иначе кофе не будет!

Пряча улыбку, Чадов исполнил просьбу неожиданно сделавшейся страшно целомудренной девицы.

Блондинистая сотрудница отдела светской хроники, обиженно поджав губки, с вызовом и явной провокацией продефилировала мимо, не преминув слегка задеть его своей роскошной грудью. Дескать, будешь знать, от чего отказываешься. Понятное дело, она надеялась на соответствующее продолжение очаровательного вечера и потрясающей ночи. А тут обычное проявление мужского шовинизма — шагом марш на кухню, готовить самцу еду. Нет бы самому расстараться и принести даме кофе в постель.

Однако следовало очистить мысли и настроиться.

Степан с большим трудом оторвал взгляд от удаляющихся соблазнительных ягодиц коллеги, обтянутых шелковым китайским халатиком с двумя красными драконами на спине. Затем он посмотрел на большое бронзовое изображение пляшущего бога Шивы Натараджи — Повелителя Танцев, стоящее на тумбочке у изголовья кровати. Тронутое благородной патиной лицо божественного отшельника как всегда загадочно улыбалось.

— Ом намах Шивайя! — сложив лодочкой ладони перед лицом, поприветствовал Плясуна Чадов. — Слава Шиве!

За спиной раздался оглушительный хлопок двери. Но это уже было так далеко, что не достигло сознания парня, полностью отдавшегося танцу.

Он, конечно, мог бы сразу перейти в режим Свободного Потока. И все же начал с примитивных позиций, чтобы острее почувствовать момент перехода. Не случайно выпросил у начальства лишние полчаса. (Хотя в принципе «час» — это расплывчатое понятие, в котором спокойно может уместиться какой угодно отрезок времени).