В поисках вечного града - Георгий Чистяков

Читая это описание, нельзя не вспомнить слова из византийского чина погребения младенцев:"Кто не восплачет, зря твое ясное лицо увядаемо, еже прежде яко крин красный". Различаются эти два описания лишь тем, что у византийского гимнографа вид смерти вызывает боль, у Дюма–сына и его героев — ужас и отчаяние.

Гниение оказывается страшнее пустоты и небытия. Во времена"Песни арфиста"и Горация страх перед пустотой лечили стихи. Теперь Смерть предстала перед человечеством в новом обличии — в виде разлагающегося трупа. Однако и этот страх преодолим.

Всем без исключения людям свойственно бояться покойников. Но лишь до того часа, пока это чужие. Как только ты оказываешься у смертного одра близкого тебе человека, сразу оказывается, что бояться здесь нечего. На последней странице"Отверженных"Мариус и Козетта, упав на колени, осыпают поцелуями руки своего мертвого отца. Им не страшно, а больно. Любовь побеждает страх.

"Умереть — это ничего; ужасно — не жить", — говорил им умирающий Жан Вальжан буквально за несколько минут до этого момента. А потом:"Как хорошо умирать!"И обращаясь к Козетте:"Ведь ты поплачешь обо мне немножко? Только не слишком долго. Я не хочу, чтобы ты горевала по–настоящему". Не жить, конечно, ужасно, но Жан знает, что Козетта и Мариус будут жить, и поэтому он по–настоящему счастлив.

Проходит еще несколько минут."Не знаю, что со мной, я вижу свет… Я умираю счастливым", — теперь он счастлив не только из‑за того, что рядом его дети, но и потому, что видит свет."В нем замерла жизнь, но засветилось нечто другое. Дыхание все слабело, взгляд становился все глубже. Это был мертвец, за спиной которого угадывались крылья", — так описывает Гюго своего умирающего героя.

Писатель, который всю жизнь считался антиклерикалом, рисует картину, в которой присутствие Божие ощущается абсолютно реально. На деле он оказывается вовсе не безбожником, а, наоборот, первопроходцем на той дороге к Богу, по которой до него, возможно, вообще не ходили.

Оказывается, что любовь побеждает не только страх, но и смерть, однако при одном непременном условии: когда и тому, кто уходит, и тем, кто остается, бесконечно больно. Тайна нашего бессмертия раскрывается всем, но для этого нам необходимо научиться одной–единственной вещи — не бояться боли. Настоящей и невероятно сильной боли. И тогда станет ясно, что навсегда нам дана все‑таки не смерть, а жизнь.

«Плащаницею чистою обвив...»

22 октября 2000 года в Турине завершилась продолжавшаяся два месяца демонстрация Святой Плащаницы, во время которой ей поклонилось миллионы паломников из всех стран мира, в том числе и из России.

«Благообразный Иосиф с древа сняв Пречистое Тело Твое, плащаницею чистою обвив и вонями во гробе новом покрыв, положил». Эти слова, многократно звучащие в православных храмах по всему миру в дни Страстной седмицы, священник произносит каждый раз во время литургии, когда после Великого входа и пения Херувимской песни покрывает воздухом святой хлеб на дискосе и чашу с вином. «Плащаницею чистою обвив»…

Слова эти, как это нередко бывает в византийской церковной поэзии, почти дословно взяты из разных мест Евангелия, в которых описывается погребение Иисуса, совершенное Иосифом и Никодимом.

«И взяв Тело Иосиф обвил его чистою плащаницею и положил его в новом своем гробе»

(Мф 27: 59–60).

Слова этого краткого гимна мне довелось в капелле собора святого Иоанна Предтечи в Турине произнести на славянском языке. Об этом меня попросила одна из местных жительниц, которая среди других добровольцев следила за тем, чтобы паломники, подходя к Плащанице, сохраняли молчание и ровно через три минуты отходили от алтаря, у которого она была выставлена для поклонения, уступив место следующей группе.

Это было, как говорит Данте в «Новой жизни», in quello tempo che molta gente va per vedere quella imagine benedetta la quale Iesu Cristo lascio a noi per essemplo de la sua bellissima figura, то есть «в то время, когда многие отправились в путь, чтобы увидеть то благословенное изображение, что оставил для нас Иисус Христос как свидетельство о прекраснейшем его облике». Буквально за два дня до того, как она была вновь спрятана (как говорят до 2025 года), поскольку согласно традиции Santa Sindone выставляется на достаточно короткий срок и всего лишь несколько раз в течение одного столетия. В этом году она была открыта на два месяца в связи с юбилеем и наступлением нового тысячелетия.

А вообще в течение XX века Плащаницу выставляли всего лишь четыре раза: в 1931 году (в связи со свадьбой принца Умберто), в 1933, который считался юбилейным, ибо Христос согласно традиционной хронологии умер и воскрес именно в 33 году. Наконец, в 1978 году, когда исполнилось 400 лет со времени ее принесения в Турин, и 1998 году в память о том, что ровно за сто лет до этого была сделана ее первая фотография.

О Святой Плащанице, хранящейся с 1578 года в Турине и поэтому по–русски обычно называющейся Туринской, написаны сотни книг и, наверное, тысячи статей. И тем не менее некоторые факты все же имеет смысл напомнить. Плащаница — это кусок льняной ткани желтого цвета длиною 4,37 и шириною 1,11 метра, на котором ясно виден след фигуры человека, некогда завернутого в эту ткань именно так, как изобразил это в начале XVII века на своей акварели Джованни Батиста Делла Ровере.

Его фигура на льняном плате, называемом греческим словом «синдон» (именно это слово употребляется во всех трех синоптических Евангелиях, когда речь идет о той ткани, что купил Иосиф Аримафейский, чтобы завернуть в нее тело Иисуса), отпечаталась два раза, спереди и сзади. Отпечаток настолько точен, что современные ученые вне зависимости от своих религиозных убеждений «считывают» с него всё новую информацию, полностью соответствующую тем фактом, что известны из Нового Завета. Что же касается того, каким образом он остался на ткани, это неясно. И хотя на этот счет существует множество гипотез, ни одна из них пока не принята научным миром, как вполне обоснованная.

Человек, некогда завернутый в синдон, был избит плетьми по спине, увенчан терновым венцом, распят, а, вернее, не привязан, но именно прибит ко кресту гвоздями и затем умер от разрыва сердца, то есть от инфаркта и последовавшего вслед за ним сердечного кровотечения. Кровоподтёки (на руках и ладонях, на голове, на ногах и в области сердца) оставили на синдоне тёмные пятна (именно поэтому они особенно хорошо различимы невооруженным глазом), тогда как само тело умершего отпечаталось на нем словно на фотографической пластинке в виде негатива. Это ясно обнаружилось и, более того, стало сенсацией, когда в 1898 году туринский адвокат Секондо Пиа сфотографировал Плащаницу.

Иллюстрация: негативное изображение лица Иисусова. Получается при фотографировании

Почему так? Об этом можно только догадываться… Когда задумываешься об этом, то сразу встает в памяти как‑то особенно и удивительно светящаяся фигура нашего Господа, как изображается Он на иконах Воскресения, и картина Александра Иванова «Явление воскресшего Христа Марии Магдалине», а также слова из канона Святой Пасхи

«ныне вся исполнишася света, небо же и земля и преисподняя»

или из пасхальной стихиры

«из гроба днесь, яко от чертога возсияв Христос»…

Это сияние, наверное, и стало той вспышкой, что запечатлело навсегда Его еще мертвую фигуру на куске сотканной в елочку довольно грубой льняной ткани.

Александр Иванов «Явление воскресшего Христа Марии Магдалине» 1835

х, м, 242х321 Русский музей

Факты всегда упрямы. А те факты, что «считываются» с Плащаницы фантастически точно соответствуют тому, что говорит нам Евангелие и вообще древняя история. Даже странные на первый взгляд ее размеры (4,37 на 1,11) с точки зрения истории оказываются вполне объяснимыми, ибо, как показал английский ассириолог Ян Дикинсон, достаточно точно соответствуют 8 и 2 еврейским локтям.

Более того, эти факты иной раз исправляют иконографическую традицию. Так терновый венец оказался похожим не на лавровый венок, каким он обычно изображается как на Востоке, так и на Западе, а на шапку, или, вернее, на шлем, которым голова Иисуса была чудовищно сдавлена со всех сторон. Взирая на Плащаницу, нельзя не заметить и кровавого пятна у Его ребер. «Един от воин, — говорится в Евангелии от Иоанна (19: 34), —  ребра Его копием прободе, и абие изыде кровь и вода».

Само изображение Его тела, когда смотришь на Плащаницу, кажется слегка неясным и размытым. Вспоминаются слова знаменитой английской подвижницы Юлиании Норичской, которая, возможно, побывав в Риме в конце XIV века, писала о том, что образ Христа (правда, она говорила не о Плащанице, а о Нерукотворенном образе) выглядит каким‑то коричневым и обесцвеченным. Но Его кровь… Ее следы видны потрясающе ясно. Пятна Его крови… Их можно увидеть собственными глазами. В этот момент переживаешь что‑то такое, о чем вообще невозможно рассказать в словах. На негативных воспроизведениях лика Иисусова, наоборот, до предела ясно видны черты Его лица, но на месте кровоподтеков оказываются всего лишь белые пятна.