Игры богов - Игорь Бусыгин

Синеус ждал побратима, ему уже передали, что вот-вот должен появиться Олег. Летели низкие облака, и ветер тревожил седую воду залива. Откуда бы не дул здесь ветер, пахнул он солёной волной. И гостей обычно ждали с севера, с той стороны, где за устьем фьорда ворочается в своём ложе древнее море и незримо тянутся по нему дороги на запад, на юг и на восток. Но Олег должен был появиться с юга. Загадочный, терпеливый, задиристый, скучный и дерзкий, он всегда, сжав зубы, выдернет из зубов смерти, сам помрёт, но ради побратима готов идти на всё, даже на смерть.

Синеус ждал, его покрытое шрамами лицо растянулось в улыбке, вспомнилось, как Олег бил его по голове деревянным мечом, приговаривая: «Хочешь жить — защищайся». Тёмный плащ, расшитый цареградским золотом, подбитый седой волчьей шкурой, распахивало тугим, сырым ветром. Он его не поправлял, ждал и улыбался воспоминаниям, полупьяным изречениям Олега: руны сами себя режут в узоры, подобные Мировому Змею, пожирающему собственный хвост. Саги — тот же змеиный узел, ибо повесть о жизни не всегда начинается с рожденья и завершается смертью. Наша жизнь и вовсе начиналась вообще с возвращения из мёртвых. Как вода рек, озер, морей и океанов превращается в облака, а облака — в дождь, а дождь пополняет те же реки и моря, так же и мы умираем, потом опять возрождаемся, и только избранные помнят о своих прошлых жизнях.

И в это самое время проревел рог.

— Откуда ты узнал, что я у тебя появлюсь? — Олег несказанно удивился, увидев на скале Синеуса.

— Да вот, ветер нашептал.

— Опять игрушки твоих вещих норн…

— Да нет, Яга заскакивала, сама отказалась рассказывать, ей, мол, запрещено, но зато притащила с собой предсказательницу — Хильду, она всё про тебя рассказала.

Синеус замолчал, не хотелось ему рассказывать про некромантию, знал, как Олег не любит подобные развлечения, но поневоле ему вспомнилось.

* * *

Хильда стояла на холме среди круга камней перед костром, зажжённым ею у подножия кургана. На земле стоял сосуд с водою, яркое пламя придавало поверхности воды красный, или, вернее сказать, кровавый оттенок. Вокруг костра был выложен круг из кусочков коры, вырезанных в виде острия стрел, их было девять, а на каждой из них были вырезаны руны. В правой руке Хильда держала посох, ноги её босы, а талия стянута поясом, на котором тоже были изображены руны, к нему была прикреплена сумочка из медвежьего меха, украшенная серебряными пластинками.

Наступила тихая безлунная, но звёздная ночь; по небу бродили облака, как будто желающие заслонить сияние звёзд.

— Это вино для вас, охрана великого мертвеца, — проговорил она. — Пейте и своё разумейте, нас же не замечайте, мимо пролетайте, иного желайте…

Ответом была тишина. Затем, совсем рядом, послышался странный звук, словно затрепетали крыльями невидимые птицы. Хильда выпрямилась, нахмурилась и резко произнесла:

— Прочь, неприкаянные души! Хозяйка Хель на пороге!

Вновь шум — и у костра стало тихо. Скроппа, помощница Хильды, наполнила вторую чашу.

— Это вино для вас, души заложные, неприкаянные. Ищите Нифльхедь, страну девяти миров, нас же обходите, не будет вам поживы, пролетайте мимо…

Ответом был тихий стон. Скроппа вылила вино на землю. В третий раз наполнила чашу Хельга, дочка Скроппы, и осторожно поставила прямо на траву:

— Эта чаша для Тора. Пусть ему будет весло в битвах и сохранит нас от Мокрой Мороси.

Мёртвая тишина была ответом. Но вот еле заметно дрогнул холм. Испуганно заблеяли овцы. Взяв одну из них, Хильда достала жертвенный нож, одним взмахом перерезала ей горло. Кровь с лёгким шипением полилась на землю.

Всё это время Синеус не проронил ни слова, он только всё крепче сжимал свой меч. Оранжевые языки костра испуганно прижались к земле. Огромные крылья закрыли звёзды, со всех сторон надвинулась тьма, только резкие порывы ветра взлохмачивали землю кургана.

Возник крылатый силуэт, ещё более чёрный, чем затопившая ложбину ночь. Костёр напоследок вспыхнул и погас. Хильда негромко произнесла:

— Это над нами пролетел Хубин, великий ворон Одина. Отцу богов стало интересно, что здесь происходит.

Лицо Хильды приняло мрачное и дикое выражение. Она будто никого не замечала, взмахнула рукой, и огонь снова взвился к небу. Она пристально смотрела на огонь. Потом, пробужденная неведомыми силами, закружила у костра и запела тихим, глухим голосом:

У священного ручьяСидят норны,И водой его ежедневноОсвежают Ясень жизни,Олени щиплют листья,А змей подгрызает корни.Но зоркий орёлСтережёт древо.Капли воды из ручьяЯ на курган твой пролью.Руны вызовутПламень жизни,Славный сонм наших праотцовИз могилы возведут.Всю правду пророчищеИ вождю ты скажи.

— Месяц на небе, мертвец в земле. Месяц всё видит, мертвец всё знает.

— Торлейф, Ярловый Скальд! Заклинаю тебя кровью, твоей и чужой — приди!

Отзвучали последние слова, и внезапно налетел ветер — холодный, резкий.

Хильда брызнула на курган водой и кинула в огонь кусочки коры с начертанными на них рунами. Из могильника стало вырываться яркое сияние, из середины которого постепенно стал появляться призрак огромного размера. Как Синеус, внимательно наблюдавший за происходящим, ни напрягал зрение, он не мог решить, видит ли он настоящее привидение или просто клубы сгустившегося тумана.

Вскоре Хильда снова начала петь:

О Великий мертвец,Кому саваномСлужит блеск его подвигов,Ты прими мой привет!Как Один во дни минувшиеМрак преисподней вопрошалИ от головы МимираНаучения ждал,Так и гордый потомокЕго ждал от могил,Чтобы дух его праотцовЕго путь осветил.

Костер громко затрещал, и к ногам пророчицы полетели кусочки коры, на которых руны уже как будто были выжжены красным.

Хильда подняла их, рассмотрела и издала такой ужасный крик, что у Синеуса от ужаса усы встали дыбом. Затем она вновь запела:

Ты не воин, сошедшийВ лоно хладной земли;Я дрожу пред тобоюПосол высшей судьбы,Мощный сын исполина,Грозный вождь,Ты сковал мне уста,Силу чар сокрушил!

Хильда страшно скорчилась, пение её перешло в хрип изо рта показалась пена, но она продолжала:

Моногарм, сын колдуньи,В Ямвиде царствуешь ты,И на гибель несчастнымПрядешь нить зол и беды.Когда в час роковойСудно мчится на мель,Тогда гады толпойИз болота ползут.И на месте, где тыВ сне являлся девице,Стоишь гордо, но крыльяРаспусти и лети поскорей.Грозен, грозен дух злобыИ коварен.Но тыНе робей, и надменныйВраг падёт пред тобой.

Пророчица опять замолчала, и Синеус решился приблизиться к ней, видя, что она всё ещё не обращает на него внимания. Он ждал, Хильда махнула рукой. Чёрная тень подступила ближе, к Синеусу, на миг наклонилась, снова выпрямилась…

— Почему вы не даёте мне покоя?

Голос, прозвучавший из тени, был обычным, немного усталым. Чёрная тень дрогнула, надвинулась, но круг, защищённый рунами, не пустил её к костру:

— Боитесь… — в голосе прозвучала горечь. — Боитесь меня, великого Скальда и воина.

— Я не боюсь козней врагов, но раз уж даже Буря-Яга отказалась отвечать мне на вопросы, то здесь что-то не так. Так что будь посредницей между мною и этой тенью, я буду задавать, а ты мне отвечать.

Послышался смех — горький, невеселый:

— Задавай.

— Будет ли урожай на овёс, на рожь?

— Нет, не будет, закупай зерно заранее.

— Много ли выловим селёдки?

— Достаточно.

— Как мой сын, Таркель?

— Он погиб, защищая Императора во время дворцовой смуты, а с ним ещё 57 норманов.

— Правда, что Олег-Хельга погиб от укуса змеи?

— Нет, он жив и скоро придёт к тебе в гости.

— Когда он придёт ко мне?

— Через 109 дней.

— Он придёт ко мне с просьбой или с какими-то предложениями?

Хильда захрипела, изо рта появилась пена, Синеус обругал себя за неправильный вопрос.

— Когда я пойду в набег?

— После того, как дважды расстанешься с Олегом.

— На кого?

— Ты возьмешь Бирку, а потом будет война, огромная, страшная война, продлится она сорок лет.

Тишину звёздной ночи разорвал вой ветра, костёр вспыхнул, взвился метра на три и упал в бессилии, чуть-чуть сердито пошипел и потух. Хильда без сознания упала на землю, её тело изогнулось, скорчилось в судорогах, дёрнулось в последний раз, и она обмякла, после этого её отхаживали несколько дней, а молчала она дней десять.