Семь змей и мертвец - Дара Богинска

глазами из-за ограды своих домов, — Но правда — это не то, что в телеге.

— А что в телеге? — скрипел зубами старейшина.

Данте помолчал, склонив голову к плечу. Какое-то время он размышлял, после чего кивнул своим мыслям и поманил Линдура рукой:

— Зайдите, прошу вас. Нам есть, что обсудить. Этот разговор не для чужих ушей.

Повернувшись, Данте сквозь опущенные ресницы кинул красноречивый взор на своего спутника. Руки Йоля опустились. Да уж, не смог справиться с небольшим конфликтом. Да чего уж там — с собственной злостью. Многого же он стоит...

— Сторожи телегу. Народ успокоился, но лучше перестраховаться.

Неприятное ощущение, напоминающее душевную тошноту, накатило на Йоля. Уловив настроение меченосца, Данте без улыбки хмыкнул и закрыл перед его носом дверь.

Чувствовал себя колдун чуть лучше того высушенного парня из гробницы. Руки и ноги казались непомерно тяжелыми, про голову и говорить было нечего. Силы ещё толком не восстановились, как пришлось их вновь тратить! Каждая шалость имела цену, в этом мире всё так устроено. Игнорируя присутствие в доме постороннего человека, Данте протиснулся мимо его массивной фигуры на кухню. Стоило договориться с хозяином дома о постое, как малефик приспособил эту комнату под свои нужды. На многочисленных полках заблестели флаконы, небольшие котелки рядком стояли на столе, пара инструментов для приготовления различных декоктов вроде стеклянных трубок и миниатюрных весов нашли своё место, отодвинув обычную кухонную утварь. Аларик часто из любопытства сидел на стуле в углу, наблюдая за готовкой снадобий и припарок, а Йоль побаивался всех этих подозрительно булькающих отваров, и спешил убраться куда-нибудь в лес с тренировочным мечом.

Едва малефик начал перебирать травы, склянки с подозрительно тёмным стеклом, как легкий вздох сорвался с губ. Здесь всё было знакомо, ясно и понятно. Никаких сюрпризов, никаких людей, никаких проблем. И любое действие всегда приносит результат — для этого не нужно было копаться в чужих головах и разрывать свою собственную бесконечным потоком образов, от которых ты не можешь закрыться.

Отпив острого, приторного настоя на имбирном корне, Данте закусил питье пригоршней сушеных коричневых грибов, покрытых бледно-зеленоватым налетом плесени, и, наконец-то, обратился к топчущемуся на пороге старосте:

— Присаживайтесь, прошу вас.

Малефик заметил, что руки Линдур спрятал под стол. Действительно, нужно ли церковнику видеть, как дрожат у старейшины поселения пальцы?

— Вы хотели узнать, что в телеге. А я хочу узнать, что было в деревне странного кроме восстания беспокойных.

— На кой?

Мелкий, жалкий хапуга, а? Отсутствие симпатии к Церкви одно, открытое неповиновение — другое. Ему следовало бы напомнить, чем пахнут руки хозяина.

Падаль, бессмертник, змеиная чешуя и черепки — не золото, Линдур. О, как ты разочаруешься.

Данте отодвинул стул и неловко упал на него, ноги едва ли слушались. Хорошо хоть язык не заплетался.

— Вы уже слышали эту историю, — раздраженно ответил ему Линдур, — Мне нечего к ней добавить. С утра всё было спокойно, а ночью встали эти долбанные мертвецы.

Не очень-то он почтителен к... как там звучало?.. погибшим отцам и матерям, которых раз за разом приходится сжигать.

— Бросьте. Всегда есть что-то ещё. Не тратьте моё время.

Линдур от наглости Данте покраснел, пошел яркими пятнами. Очевидно, он привык к более почтительному отношению. Злобный поганец привык, что его боятся и оттого ходят рядом на цыпочках? Что ж, в этом они с Данте были похожи.

— Да я...

— Ладно, — вздохнул колдун, снова поднялся и кинул в кипящую воду пару ароматных трав. Линдур хотел было закрыть нос, чтобы не дышать этим колдовским зельем, но уловил запах мяты и липы. Данте просто варил чай. Староста нервничал. — Давайте тогда издалека. Кто-нибудь приезжал к вам в город незадолго до этого? Может, заходила какая-нибудь странная тварь, нет? Или был ребенок, которому почудилось что-то, что мама потом рассказала соседкам-прачкам, и они вместе посмеялись...

— Они убили меня.

Позвоночник одеревенел.

О нет. Нет-нет! Нет-нет-нет-нет!

— Они убили меня.

Колдун медленно, на пятках, развернулся. Линдур что-то громко и с вызовом отвечал малефику, но звук его голоса отодвинулся на второй план. Выцвело яркое лоскутное полотно, закрывающее стену рядом с лавкой, и пробежавший в комнату рыжий, как алыча, кот вдруг стал бледно-серым, цветочки на плещущихся по ветру занавесках стали похожими на бесцветных пауков на длинных ножках.

На плечах у Линдура лежали тонкие белые кисти. Сквозь прозрачную кожу просвечивала желтая кость. Высокая, парящая фигура с женскими очертаниями и размытыми контурами, и синий, ярко-ярко синий сарафан, бесстыдно открывающий плечи.

Данте не был готов... Он так устал. Эффект от настойки и грибов продлится недолго — не пройдет и двух часов, как малефик снова упадет ноющей головой на подушку, и только пришествие всех богов вместе сможет на этот раз пробудить его, не крик Йоля.

У него нет сил беседовать с ней... Нет желания...

— Они убили меня.

— Кто ты?

Линдур опешил и приоткрыл рот. Данте прервал его резким, хлестким движением руки в воздухе. Густой воздух поддался со свистом.

Морок задрожал. Миниатюрная головка, скрытая под пологом развевающихся чёрных волос, склонилась вбок и замерла. Бледные кисти легко погладили плечи чертова Линдура. Данте перевел на него взгляд — тот сидел с тупым лицом набравшего в рот воды теленка.

— Кто она? — спросил его Данте.

— Кто — она?

— Девушка в синем.

На лице Линдура парой черт обозначились желваки, и все. Так же он мог отреагировать на любую другую глупость, которую только мог сморозить церковник. Данте прямо-таки чувствовал без всяких усилий, как массивную фигуру старосты захлестывали волны гнева. И видел, как девушка в синем как будто ахнула, и краски её образа проступили ещё ярче, до боли в глазах. Малефик опустил ресницы, с усилием растер веки. Их жгло, будто колдун смотрел на огонь.

— Вы шутите? Сколько можно... Сначала этот полудурок с мечом, и бешеный шлюхин сын с кухонными ножами, теперь