Тысяча И Одна Ночь. Книга 4 - без автора

И Маймуна поцеловала Камар-аз-Замана меж глаз многими поцелуями и произнесла такую касыду.

"Что за дело мне до хулителя, что бранит тебя?Как утешиться, когда ветка ты, вечно гибкая?Насурьмлён твой глаз, колдовство своё навевает он,И любви узритской исхода нет, когда смотрит он.Как турчанки очи: творят они с сердцем раненымДаже большее, чем отточенный и блестящий меч.Бремя тяжкое на меня взвалила любви она,Но, поистине, чтоб носить рубаху, я слишком слаб.Моя страсть к тебе, как и знаешь ты, и любовь к тебеВ меня вложена, а любовь к другому - притворство лишь,Но имей я сердце такое же, как твоя душа,Я бы не был тонок и худ теперь, как твой гибкий стан,О луна небес! Всею прелестью и красой еёВ описаниях наградить должно средь других людей.Все хулители говорили мне: "Кто такая та,О ком плачешь ты?" - и ответил я: "Опишите!" - им.О жестокость сердца, ты мягкости от боков еёНаучиться можешь, и, может быть, станешь мягче ты"О эмир, суров красоты надсмотрщик - глаза твои,И привратник-бровь справедливости не желает знать.Лгут сказавшие, что красоты все Юсуф взял себе -Сколько Юсуфов в красоте твоей заключается!Я для джиннов страшен, коль встречу их, но когда с тобойПовстречаюсь я, то трепещет сердце и страшно мне"И стараюсь я от тебя уйти, опасаясь глазСоглядатаев, но доколе мне принуждать себя?Черны локоны и чело его красотой блестит,И прекрасны очи, и стан его прям и гибок так".

И, услышав стихи Маймуны о её возлюбленном, Дахнаш пришёл в великий восторг и до крайности удивился..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто восемьдесят вторая ночь

Когда же настала сто восемьдесят вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда ифрит Дахнаш услышал стихи Маймуны, он затрясся от великого восторга и воскликнул: "Поистине, ты хорошо сказала о том, кого ты любишь и прекрасно описала его, и я тоже обязательно не пожалею стараний и, как могу, скажу что-нибудь о моей возлюбленной".

Потом Дахнаш подошёл к девушке Будур, поцеловал её меж глаз и, посмотрев на Маймуну и на Будур, свою возлюбленную, произнёс такую касыду (а он сам себя не сознавал):

"За любовь к прекрасной хулят меня и бранят они -Ошибаются, по неведенью ошибаются!Подари сближенье влюблённому! Ведь поистине,Если вкусит он расставание, так погибнет он.Поражён слезами, влюбившись, я, и силён их ток,И как будто кровь из-под век моих изливается.Не дивись тому, что испытывал я в любви своей,Но дивись тому, что был узнан я, когда скрылись вы.Да лишусь любви я, коль скверное я задумаю!Пусть любовь наскучит, иль будет сердце неискренно! -

И ещё слова поэта:

Опустел их стан и жилища их в долине,И повержен я, и элодей мой удалился.Я пьян вином любви моей, и пляшетВ глазах слеза под песнь вожака верблюдов.Я стремлюсь к счастью и близости, и уверен я,Что блаженство я лишь в Будур найду счастливой.Не знаю я, на что из трех стану сетовать,Перечислю я, вот послушай, я считаю:На глаза её меченосные иль на стаи её,Что копьё несёт, иль кудрей её кольчугу.Она молвила (а я спрашивал о ней всякого,Кого встречу я из кочевых и оседлых):"Я в душе твоей, так направь же взор в её сторонуИ найдёшь меня", - и ответил я: "Где дух мой?"

Услышав от Дахнаша эти стихи, Маймуна сказала: "Отлично, о Дахнаш, но кто из этих двух лучше?" - "Моя возлюбленная Будур лучше, чем твой возлюбленный", - ответил Дахнаш. И Маймуна воскликнула: "Ты лжёшь, проклятый! Нет, мой возлюбленный лучше, чем твоя возлюбленная!" - "Моя возлюбленная лучше", - сказал Дахнаш. И они до тех пор возражали друг другу словами, пока Маймуна не закричала на Дахнаша и не захотела броситься на него.

И Дахнаш смирился перед нею и смягчил свои речи и сказал: "Пусть не будет тяжела для тебя истина! Прекратим твои и мои речи: каждый из нас свидетельствует, что его возлюбленный лучше, и оба мы отворачиваемся от слов другого. Нам нужен кто-нибудь, кто установит между нами решение, и мы положимся на то, что он скажет". - "Я согласна на это", - сказала Маймуна.

А затем она ударила рукой об землю, и оттуда появился ифрит - кривой, горбатый и шелудивый, с глазами, прорезанными на лице вдоль, а на голове у него было семь рогов и четыре пряди волос, которые спускались до пяток. Его руки были как вилы, ноги как мачты, и у него были ногти как когти льва и копыта как у дикого осла. И когда этот ифрит появился и увидал Маймуну, он поцеловал перед ней землю, а потом встал, заложив руки за спину, и спросил: "Что тебе нужно, о госпожа, о дочь царя?" - "О Кашкаш, - сказала она, - я хочу, чтобы ты рассудил меня с этим проклятым Дахнашем".

И затем она рассказала ему всю историю, с начала до конца, и тогда ифрит Кашкаш посмотрел на лицо этого юноши и на лицо той девушки и увидел, что они спят обнявшись и каждый из них положил руку под шею другого, и они сходны по красоте и одинаковы в прелести. И марид Кашкаш посмотрел на них и подивился их красоте и прелести, и, продлив свои взгляды на юношу и девушку, обернулся к Маймуне и произнёс такие стихи:

"Посещай любимых, и пусть бранят завистники -Ведь против страсти помочь не может завистливый,И Аллах не создал прекраснее в мире зрелища,Чем влюблённые, что в одной постели лежат вдвоём.Обнялись они, и покров согласия объемлет их,А подушку им заменяют плечи и кисти рун"И когда сердца заключат с любовью союз навек -По холодному люди бьют железу, узнай, тогда,И когда дружит хоть один с тобой, он прекрасный друг:Проводи же жизнь ты с подобным другом и счастлив будь.О хулящие за любовь влюблённых, возможно лиИсправление тех, у кого душа испорчена?О владыка мой, милосердый бог, дай нам свидетьсяПеред кончиною хоть на день один, на единственный!"

Потом ифрит Кашкаш обратился к Маймуне и Дахнашу и сказал им: "Клянусь Аллахом, если вы хотите истины, то я скажу, что оба они равны по красоте, прелести, блеску и совершенству, и отличить их можно только по полу - мужскому и женскому. Но у меня есть другой способ: разбудим одного из них так, чтобы другой не знал, и тот, кто загорится любовью к своему соседу, будет ниже его по красоте и прелести". - "Это мнение правильное!" - воскликнула Маймуна, а Дахнаш сказал:

"Я согласен на это!"

И тогда Дахнаш принял образ блохи и укусил Камар-аз-Замана, и тот вскочил со сна, испуганный..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто восемьдесят третья ночь

Когда же настала сто восемьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Дахнаш принял образ блохи и укусил Камар-аз-Захана, и тот вскочил со сна испуганный и стал драть ногтями укушенное место на шее, - так сильно оно горело. Он повернулся на бок и увидел, что ктото лежит с ним рядом, и дыхание его ароматнее благоухающего мускуса, а тело его мягче масла, и изумился Этому до пределов изумления.

И, поднявшись, он сел прямо и взглянул на то существо, которое лежало с ним рядом, и оказалось, что это девушка, точно бесподобная жемчужина или воздвигнутый купол, со станом как буква алиф, высокая ростом и выдающейся грудью и румяными щеками, как сказал про неё поэт:

Четыре здесь для того только собраны,Чтоб сердце моё изранить и кровь пролитьСвет лба её и мрак ночи кудрей её,И розы щёк, и сиянье улыбки уст,

А вот слова другого:

Являет луну и гнётся она, как ива,Газелью глядит, а дышит как будто амброй.И будто горе любит моё сердцеИ в час разлуки с ним соединится.

И Камар-аз-Заман увидел Ситт Будур, дочь царя альГайюра, и увидел её красоту и прелесть, когда она спала рядом с ним, и увидел на ней венецианскую рубашку (а девушка была без шальвар) и на голове её - платок, обшитый золотой каймой и унизанный дорогими камнями, а в ушах её - пару колец, светивших как звезды, и на шее - ожерелье из бесподобных жемчужин, которых не может иметь ни один царь. И он посмотрел на неё глазами, и ум его был ошеломлён.

И зашевелился в нем природный жар, и Аллах послал на него охоту к соитию, и юноша воскликнул про себя: "Что захотел Аллах, то будет, а чего не хочет он, того не будет!" А потом он протянул руку к девушке и, повернув её, распустил ворот её рубахи, и явилось ему её тело, и он увидел её груди, подобные двум шкатулкам из слоновой кости, и любовь его к ней ещё увеличилась, и он почувствовал к ней великое желание.