Марианна. Книги 1-6 - Жюльетта Бенцони

Язон? Может быть, в цитадели или в другой тюрьме, которую отсюда не видно? Этот город не походил ни на один другой. Он сбивал с толку, своеобразный и соблазнительный, своей невероятной жизненной силой, и Марианна у этого окна чувствовала себя на пороге неведомого мира, который одновременно и притягивал ее, и пугал.

— Я попросил милейшего Дюкру подать нам ужин сюда, — раздался позади нее знакомый голос. — Я не думаю, что вы хотите смешаться в общем зале с заполняющими гостиницу людьми. Самым мудрым на сегодня будет, я считаю, поужинать и спокойно провести ночь в постелях, которые показались мне превосходными.

Она повернулась.

— Я хочу как можно скорей увидеть губернатора, Жоливаль. Разве нельзя отправиться сегодня вечером в его резиденцию и попытаться получить аудиенцию?

Жоливаль принял оскорбленный вид.

— Дама вашего ранга, моя дорогая, сама не отправляется просить аудиенцию. Так же, как и такой человек, как я. Но не волнуйтесь, именно сейчас один из лакеев мчится галопом к вышеупомянутой резиденции с вышедшим из-под моего гениального пера сугубо официальным посланием, выражающим ваше живейшее желание приветствовать старого друга вашего отца.

— Вы еще раз правы, друг мой, — вздохнула молодая женщина, поблагодарив его извиняющейся улыбкой. — Нам остается только выполнить вашу программу: поужинать и отдохнуть. Я надеюсь, что завтра нас позовут к герцогу…

Вечер был тихий и спокойный. Удобно расположившись в прилегающей к комнате Марианны небольшой гостиной, друзья отдали честь превосходной кухне отеля Дюкру, кухне совершенно французской, напомнившей молодой женщине деликатесы, которыми великий Карем украшал стол Талейрана. Что касается Жоливаля, осчастливленного расставанием с османской стряпней, то он с такой жадностью поглотил карпа по-шамборски, рагу из утки и пирожки с клубникой, словно не ел несколько недель, не переставая смаковать восхитительное шампанское, рожденное в окрестностях прославленного Эпернея, которое Дюкру доставал благодаря хорошим отношениям с бывшим хозяином и густой сетью контрабандистов.

— Как вам угодно, — доверительно сказал он Марианне, заканчивая вторую бутылку, — но нет ничего подобного этому вину, чтобы заставить вас видеть вещи и людей в совершенно ином свете. Я уважаю склонность императора к шамбертену, но, по-моему, он слишком однообразен. Шампанское же обладает незаменимыми достоинствами.

— Я думаю, он знает это, — улыбнулась молодая женщина, которая в это время смотрела на пламя свечи сквозь легкие пузырьки, поднимавшиеся в ее бокале. — Именно ему я обязана тем, что впервые в жизни попробовала шампанское.

Волнение затуманило ее оживившийся взгляд при воспоминании о том вечере. Было ли это вчера, или века прошли после того, как эта лиса Талейран снежной ночью привез одетую в розовый атлас молодую женщину в павильон Бютара, чтобы смягчить своим пением горе некоего господина Дени? Она снова увидела музыкальный салон, уютный и очаровательный, крупную голову Дюрока, немного скованного своей ролью сводника, почти всюду испускавшие аромат цветы, пылающий огонь в камине, замерзший пруд за прозрачной преградой окон.

И он, невысокий мужчина в черном фраке, слушавший ее пение, не произнося ни единого слова, но с такой нежностью в серо-голубых глазах… Она вновь видела все это и вновь частично ощутила то смятение, когда легкие пузырьки шампанского бросили ее, более чем согласную, в объятия незнакомца… И тем не менее в эту минуту она спросила себя, действительно ли с ней произошло то приятное приключение, или это была только рассказанная кем-то история, одна из тех галантных сказок в духе Вольтера или Лафонтена?

Закрыв глаза, словно пытаясь сохранить ощущение того вечера, она сделала глоток освежающего вина.

— Франция далекое — заметила она, — и кто знает, что ждет нас здесь?

Жоливаль вскинул бровь и улыбнулся своему пустому бокалу и заставленному остатками еды столу.

— В эту минуту у меня нет ощущения, что она так уж далеко… и затем, мы теперь топчем ту же землю, что и его величество император и король.

Марианна вздрогнула и открыла глаза.

— Ту же землю? Что вы хотите сказать?

— Ничего, кроме того, что я узнал у Дюкру, с которым поболтал немного. По последним сообщениям, император в Вильне. Вот почему мы видели здесь такую массу военных. Собираются татарские и черкесские полки, чтобы присоединиться к армии царя… и говорят, что герцог де Ришелье собирается возглавить их.

— Возглавить их? Француз? Это невозможно!

— Почему? А вы забыли, что маркиз де Ланжерон сражался при Аустерлице под царским орлом? Ришелье такой же, как и он, непримиримый эмигрант. Он только и мечтает уничтожить Бонапарта в надежде возвращения на трон этих страдающих одышкой Бурбонов.

Охваченный внезапным гневом, Жоливаль схватил тонкий хрустальный бокал, который он только что осушил, и яростным жестом послал его на белый мрамор у камина, где он разлетелся вдребезги.

— Тогда, — заметила молодая женщина, — я спрашиваю себя, почему мы здесь попиваем шампанское, философствуем, вместо того чтобы попытаться увидеть этого человека, может быть, урезонить…

Жоливаль пожал плечами, встал и, взяв руку своей юной подруги, нежно поднес ее к губам.

— Всему свое время, Марианна. И герцог де Ришелье не уедет сегодня ночью. Могу ли я, кстати, напомнить вам, что мы собирались кое о чем просить его и наше положение не такое уж завидное, чтобы пытаться читать ему мораль? Забудьте то, что я вам сейчас сказал, и мое раздражение. Я надеюсь, Бог простит мне, что я становлюсь старым безумцем…

— Безусловно. Но вы свирепеете, когда речь заходит об эмигрантах и принцах. Спокойной ночи, друг мой. И вы тоже постарайтесь забыть…

Однако в момент, когда он хотел уйти, она удержала его.

— Аркадиус, — сказала она, — эта женщина, эта мадам де Гаше, с которой мы встретились, вы не вспомнили, где видели ее? Очевидно, она эмигрантка. Может быть, она подруга вашей жены?

Он отрицательно покачал головой.

— Категорически нет. Она должна была быть довольно привлекательной, а Септимания никогда не выносила красивых женщин. Мне кажется… да, мне кажется, что она связана с чем — то ужасным, с жутким воспоминанием, затаившимся в глубинах моей памяти, которое я не могу извлечь на свет. Я надеюсь, однако, и пытаюсь, ибо, встретив ее сейчас, я испытал своего рода предчувствие опасности, угрозы…

— Ну хорошо, идите спать! Ведь говорят, что утро вечера мудренее, и, может быть, завтра ваши воспоминания прояснятся. И потом, мне кажется, мы начали сочинять роман и придаем слишком большое значение несчастной женщине, которая ни к чему не причастна.

— Возможно. Но мне не понравилась ее манера разглядывать людей, и я не перестану доискиваться, кто она в действительности.

Хорошо выспавшись и отдохнув, Марианна совершенно забыла о женщине в черном, когда утром в ее дверь осторожно постучали в то