Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(М. Макаров)
Пронское било
В слободе Плотной, составляющей одно из предместий нынешнего города Пронска, на колокольне тамошней приходской церкви, хранится древнее било, южное вече, заменявшее некогда вечевые колокола. Это било, неизвестно для чего, неоднократно переносили из Пронска, верст за пять, в село Елшино; но било опять уходило в старое место в Пронск. Предание говорит, что оно принадлежало женскому монастырю, ныне уничтоженному, бывшему на том самом месте, где теперь сооружена приходская церковь, сохранившая еще и доселе чудное било. Тут похоронены многие княжны и княгини пронские. Сказывают, что одна из них отдала било кладью в церковь с тем, чтобы оно принадлежало навечно одной и той же церкви. Завещание княжны или княгини исполнено, и никакою силою невозможно себе присвоить било с того места, которому оно завещано. Очень часто видели, как сама завещательница, стройная, высокая, точно птица небесная, летала за перенесенным билом в Елшино, и, как сказано, невидимо возвращала его опять на прежнее место.
(М. Макаров)
Проёмный куст
Близ села Старой Дубровы (Пронского уезда), в дачах деревни Студенцы, лет за сорок назад существовал ещё толстый, древний дуб со скважиною. Дуб этот назывался проёмным кустом и украшался развешанными на нём всякими лоскутьями; ствол его препоясан был во многих местах поясками, кушаками и проч.
Он пользовался в простом народе, особым уважением: бедных детей, страдавших грыжею, или, как народ называет, грызью, протаскивали сквозь дубовую скважину раза по три. Уходя от дуба, каждый больной, без исключения, оставлял и прикреплял на нём часть своего платья, или пояс, или кушак!.. Недавно этот проёмный дуб срублен помещиком.
(М. Макаров)
Село Федора Никитича Романова
В Рязанском городе Михайлове недавно еще существовало предание, что он когда-то составлял одну из лучших понизовых собственностей, принадлежащих фамилии бояр Романовых. Лет за сорок народ, старые люди поговорили бы вам еще о селе Федоровском, выселенном из Михайлова на степь Федором Никитичем Романовым. Там в сельской церкви, тогда же, поставлен образ Феодоровской Богоматери: это верная копия с явленной иконы в Костромской губернии. Тут же указали бы вам и на вырытый, по приказанию царя, пруд, на котором, при особых гнездах, долго важивались переселенные из Китая царские гуси.
(М. Макаров)
Верёвкин
Дорога от Рязани в Радовицкий монастырь ещё и теперь полна рассказами о Верёвкине. Вам укажут место, где он один остановил многолюдную свиту именитого рязанского помещика Волынского; вам расскажут подробно, как он взял у него все, оставив ему только по расчету, сколько было нужно на проезд, на молебен и на свечу к Чудотворной иконе. Вот здесь тот же Верёвкин, с крутой горы Федякинской, спускал богатых купцов кубарями и для примера двоих лихоимцев отправил за рыбными процентами на дно Оки. В селе Сельцах его неоднократно окружала городская команда; но Верёвкин выпивал заветный стакан вина и сам исчезал в том стакане. В другой раз его совсем было захватили, связали; но вдруг Сельцы объяты были каким-то чародейским огнем, — Верёвкин опять пропал.
Долго, может быть, он не попался бы, если бы не изменила ему любовь: одна рязанка, которая имела случай узнать тайные чары Верёвкина, выдала его с головою. Удалец не стал, однако ж, ждать конца своей судьбины: он отравился. После него шайка его была переловлена ряжским помещиком Ляпуновым. Похождения Верёвкина столь же любопытны, как и Картушевы, как и Ваньки Каина. Дела о нем ещё недавно были целы в рязанских архивах.
(М. Макаров)
Троицкая дорога
Троицкая дорога исстари была самая многолюдная по числу богомольцев, отправлявшихся в Троицкую Лавру. Эта дорога была очень грязна и глиниста, но, несмотря на это, усердные поклонники св. Сергия из самых дальних краев России проезжали и проходили по ней. Эти путешествия делятся на молитвенные, подвижнические, обетные, благодарственные, умилительные. Троицкая дорога известна уже пять веков. Св. угодник, как сказано в его жизнеописании, скрыв себя в пустыню, не мог скрыть имени своего. Эта дорога обильна историческими воспоминаниями: по ней ездили и ходили наши деды, вселенские и русские святители, великие князья и цари, именитые иностранцы, знатные русские сановники; многие, в подражание св. Сергию, который никогда не ездил на коне, ходили на поклонение мощам его пешком. Патриархи отправлялись в этот путь с целой свитой и клиром; на перепутьях, где они останавливались, около хоромов их теснился народ, прося их благословения. Сколько полчищ, враждебных России, во время лихолетья, кишело на этой дороге. По ней везли с Белого моря мощи св. Филиппа митрополита, и тихо, скромно двигался поезд из Москвы в Лавру с гробами, под черными покровами, в которых находились останки тел царя Бориса Годунова, жены его и сына Федора, сопровождаемые несколькими монахами и обливавшейся слезами дочерью Бориса, царевной Ксенией. По этой дороге везли тело патриарха Никона с Белого озера в Новый Иерусалим. Сколько воспоминаний!
Не пропустим молчанием и знаменитого троицкого похода великого князя Димитрия Донского к преп. Сергию для испрошения его благословения перед Куликовской битвой.
Все наши императоры и члены их семейств неоднократно посещали это святое место, бывая в Москве.
Царские походы к Троице совершались по установленному церемониалу: предварительно посылались в монастырь гонцы с извещением о прибытии в него царя с его семейством; вследствие этого начинались там большие приготовления для встречи и принятия его. Крестьяне, приписанные к Троицкому монастырю, высылались исправлять дорогу и чинить мосты. В царские путевые дворцы (находившиеся в Алексеевском, Тайнинском, Пушкине, Братовщине и Воздвиженском) отряжались разные придворные чины: стряпчие, сытники, стольники, постельники, бараши (шатерники) и прочие с постельным бельем, со столовой посудой, со стряпней, с разборными столами, с разгибными стульями и с прочими укладистыми вещами. Обозники расчищали, готовили места для слазок, где выходили цари из своих колымаг, чтобы поразмять члены, пройтись пешком по этой дороге; им расставляли под сенью деревьев для отдыха парчовые шатры на пушистом собольем подбое. Эти походы уподоблялись торжественному шествию. Впереди царского поезда ехал отряд стрельцов, вооруженных алебардами, за ними большая, на высоких колесах, в виде кареты, колымага царская, запряженная шестью (иногда более) рослыми лошадьми; она управлялась бородатым возницей, державшим в руках поднятый вверх позлащенный бич; с боков колымаги ехала стража. Царский экипаж двигался степенным шажком. Царица и все семейство следовали сзади; за ними тянулись во многих повозках разные придворные чины и женский штат царицы в крытых повозках. Хвост этого длинного поезда составлял обоз с разной утварью и съестными припасами.
Троицкие походы со всеми роздыхами, обедами, полдниками и ужинами продолжались несколько дней; утром и вечером на пристанищах для царей устанавливали иконы из везомой запасной образной их; помолившись усердно, они закусывали неспешно, и отправлялись далее.
(С. Любецкий)
Сказка о братовщинах
Село Братовщина, что на Троицкой дороге, весьма замечательно своим названием: это древний выселок южных славян. Братствами любили селиться муравы (моравцы) и, особенно, волыняне, или волинцы, везде селившиеся своими братскими слободами.
Вот сказка о начале Троицкой Братовщины. Сыновья не любимые, теснимые отцом, не за родную мать, а за мачеху, поклонившись на все четыре стороны родной земле, отправились дружно куда глаза глядели; шли они долго и лесами, и пустынями, и пришли, наконец, на берег светлой речки Скаубы, осмотрели место красное и поселились на этой речке Скаубе. Долго это братство удерживало обычаи родины; но время здесь, как и везде, переделало все по-своему — славяне моравские переродились русскими мужичками.
Кроме Троицкой Братовщины, у нас есть ещё Семибратовщина в Ярославской губернии; где-то ещё — Побратовщина и многие другие Братовщины, и каждая со своею сказкою о многих или немногих братьях.
Но что же в Троицкой Братовщине осталось моравского! Неужели речка Скауба, или другие же урочища, возле которых и на которых расселена Братовщина?
(М. Макаров)
Братовщинский дворец
В запустелом Братовщинском дворце, и потом уже в его развалинах, неоднократно видели, в полуночное время, какое-то яркое освещение; иногда по аллеям придворного сада протягивались хороводы, но тихие, без песен, без шуму; все игравшие проходили с потупленными очами, и вдруг во дворце открывались и закрывались сами собою ставни; они хлопали громко, рамы некоторые распадались, шумно сыпались из них стекла, и все это исчезало.