О дьяволе и бродячих псах - Саша Кравец

по холлу.

Джеймс перешел сразу к делу:

— К вам сегодня доставили девушку, хочу забрать.

— Кем вы ей приходитесь? — женщина одарила его беглым взором и вернулась к бумагам, не спеша обременять себя поздним гостем.

— Друг.

— Боюсь, ничем не могу помочь.

— Муж, — тут же исправился Джеймс, наивно полагая, что лишь в этом заключался отказ дежурной сестры.

Женщина подозрительно смерила его и, похоже, мысленно начала подбирать чудно́му посетителю отдельную палату.

— Могу ли я увидеть ваши документы?

Демон сердито зарычал, отчаявшись найти понимание.

— Подумайте сами, мы держим пациентов не из прихоти, они могут быть опасны для общества…

— Назовите цену.

Круглое лицо женщины исказила удивленная гримаса. Оправившись, в ее глазах тотчас заиграл возмущенный огонек:

— Если вы сейчас же не выйдете за дверь, я позову охра…

Она замерла на полуслове, стала безмолвна и неподвижна, как статуя с озлобленной маской. Джеймс и сам было остолбенел от удивления: только раз он видел такую «магию».

— У тебя тридцать секунд найти ее, и две минуты, чтобы скрыться.

За спиной тенью стоял Люциус. Он был мрачен и утомлен лицом. В тусклом свете глаза горели изумрудными всполохами; не было в них ни приязни, ни волнения. Одна лишь черствость.

Джеймс был так изумлен происходящим, что даже не смел задавать вопросы. Нутром чувствуя всю ответственность момента, он собрал самообладание в кулак и приготовился.

— Направо. Восьмая палата, — Люк бросил ключи и обратился к наручным часам, засекая время.

Связка с унылым звоном упала в руки, и Джеймс бросился вглубь лечебницы со всех ног, как обожженный. В погоне за драгоценными секундами он отдавал всего себя. Казалось, миг промедления — и еще одна Стелманис исчезнет навсегда. Он то нырял в тень, то возникал в блеклом свете потолочных ламп. Вместе с ним неслись, убывая, черные дверные номера, словно напоминая, сколько секунд осталось в распоряжении. По инерции Джеймс пролетел чуть дальше восьмой палаты, вернулся назад, и, тяжело дыша от бега или волнения, припал к стеклянной вставке. От увиденного по спине побежали мурашки.

Нина застыла за дверью с каменным лицом и пустым, помутненным взглядом. Она напоминала куклу, безразлично наблюдающую за прохожими с витрины магазина, но купить такую ни у кого рука бы не поднялась. Побледневшая, осунувшаяся. Бровь разбита и заклеена тонкой полоской пластыря, на лбу и щеках синяки. Нина смотрела на Джеймса и не видела его.

За ее спиной черно-белым столбом высился кукловод. Заметив бледные пальцы Винсента на плече Нины, Джеймса пробрал холодный пот, — все это походило на позирование для жуткого семейного портрета. Винс вложил в руку Нины револьвер и шепнул на ухо свою волю. Она послушно приставила дуло к виску, не сводя с Джеймса невидящих глаз. Винсент улыбнулся ее покорности и — не галлюцинация ли — в улыбке скользнула печаль. Демон попятился прочь и пропал.

С губ Джеймса сорвалось ругательство. Тревожно зазвенела связка. Он принялся судорожно перебирать ключи один за другим, но все предательски отказывались входить в замочную скважину. С каждым промахом Джеймс ругал себя за промедление. Оно могло стоить очень дорого. Волнение кусало руки, делало их непослушными. Страх бил молотом по сердцу.

Палец Нины лег на курок и напрягся.

Попытка лишила двух секунд, еще одна — столько же.

Ключ провернулся в дверном замке.

Джеймс ворвался в палату и одновременно со звуком выстрела резко возвел руку Нины к потолку. Пуля ушла в сторону. Нина обмякла и без сознания упала демону в объятья. Он прижал к себе обездвиженное тело, стремясь защитить от всех бед, и на глазах вдруг выступили жгучие слезы.

Джеймс не помнил, когда в последний раз ему было так страшно.

Над макушками сосен поднимался рассвет, низы застилал морозный туман. Порт-Рей — нечастый баловник солнца озарился золотым свечением, и под снежным одеялом замерцал дрожащими искрами.

Нина не приходила в сознание, но доктор Грей заверил, что причин для опасений нет, и волнение немного улеглось.

Ричард знакомил Грейсона с уловом из местного оружейного магазина. Джеймсу было все равно, чем из похищенного арсенала он разделается с Лорканом. Он курил и с каждой затяжкой глубже погружался в невеселую задумчивость. Руки все еще потряхивало от минувших событий. «Я ведь мог не успеть», — Джеймс с досадой стиснул челюсти, заново переживая нервный мандраж.

— Нам пора, — Люциус не отрывался от часов на запястье.

Джеймс не стал спрашивать, что именно иллюзионист там высчитывал. Если способности Люциуса помогут им одолеть Лоркана, то в гробу он видал все эти головоломки. Джеймс бросил хмурый взгляд на дверь за спиной. Люк понял его без слов:

— Они не придут за ней. Поверь мне.

— Почему я должен тебе верить?

— Потому что я еще ни разу не подвел, — решительно заявил Люциус и шепотом добавил, будто самому себе, — мне каждый раз кажется, что ты сможешь доверять мне, но вот, ошибся. Снова.

Глава 19. Финальный акт

Кто-то гладил ее по волосам с материнской нежностью. Никогда еще касания не были такими ласковыми, бережными.

Кто-то гладил ее по волосам и тихо приговаривал: «Возвращайся в «Барнадетт». Я буду благодарен, если сегодня ты сумеешь спасти не одну жизнь».

Сначала пробудилась боль. Гадкая, давящая на виски и глаза. После — сознание.

Нина проснулась в номере, одетая в больничную рубаху. Она долго лежала в постели, отходя ото сна, и смотрела через окно на кусочек пасмурного неба. Сегодня оно было темно-серым и опушало окрестности снегом. Мир казался тихим, не ведавшим ужаса. Он говорил, что опасности нет, но Нина больше не верила.

Револьвер на прикроватной тумбочке стал паскудным напоминанием о последних двенадцати часах. Глядя на него, в голове медленно начал проясняться туман, рисуя события минувшей ночи все детальнее. Каждый новый штрих заставлял вздрагивать. Нина села в кровати и повторила ужасающую мысль, — секунда и она погибла бы от собственных рук. Страшнее, что этот выбор принадлежал не ей. Бледному демону.

Она отправилась в душ — избавиться от рубахи, смыть с себя эту ночь и недомогание. Вода расслабила ноющие мышцы и унесла во все более удручающие размышления. Нина совсем пала духом. Лапы смерти тянулись к ней отовсюду, расставив костлявые капканы, а она выскользнула вновь. Сколько еще предстояло бегать от погибели, надеясь на счастливые случайности?

Нина протерла запотевшее зеркало и с опаской взглянула на изнуренный вид. На скуле краснела покрытая коркой ссадина, бровь разбита. Худоба делала лицо угловатым, болезненным, лишая чересчур заострившиеся черты привлекательности. Но больше Нина не видела, — мягкий, успокаивающий