Радуйся, пока живой - Анатолий Афанасьев

Заглянул в кладовку. Фирмач сидел на полу, обняв колени, скрючившись в дугу. Увидя Гату, жалобно заныл:

— Как же можно, мы же цивилизованные люди! Я не отказываюсь платить. Но зачем мучения, пытки?

— Пыток еще не было. Пытки будут, когда денег не Дашь. Говоришь, красивая твоя баба?

— При чем тут она?

— Плохо воспитывал. Мало бил. Ты тут сидишь, она кобелей водит.

Фирмач попытался вывалиться из подсобки, Гата впихнул его ногой обратно.

— Выпустите, пожалуйста, — заблеял Подгурский. — Я же не убегу. Ну посижу на кухне. Я боюсь темноты.

— Дурачок ты, дурачок, — пожалел пленника Гата. — Играешь во взрослые игры, а ничего не понял про жизнь.

Через десять минут он собрался ехать в бар «Саломея». Отправился налегке, даже пушку с собой не взял. Кого бояться? В горах на человека иногда нападают волки, а в Москве на него некому напасть.

3. ОСВОБОЖДЕНИЕ ЗАЛОЖНИКА

Инсценировку поставили с шиком. Операторы из «Аэлиты» засняли все подробности. Операция освобождения узника проходила по всем правилам американских боевиков. Окруженный омоновцами дом в Бутово, скопление техники, рев сирен, оттеснение любопытных за черту ограждения, команды в мегафон, интервью с суровым офицером в защитной форме — и все прочее, что бывает в кино.

Вечером прокрутили репортаж по трем каналам, включая РТР. Телевизионщики умело подавали выигрышные кадры: крупным планом рыдающая от счастья блондинка в красной мини-юбке от Диора, супруга похищенного предпринимателя, эффектно заламывающая руки и повторяющая, как заклинание, заученную фразу: «Спасибо, спасибо нашему президенту и господину Зенковичу. Это все они, все они!» Появление на пороге подъезда бизнесмена Подгурского, закрывающего разбитое лицо ладонью, словно прятал глаза от солнца, и обезьяньи ужимки юркого адвоката, отсекающего журналистов с воплем: «Без комментариев, без комментариев!» Проход под конвоем высокого, горбоносого и чернявого лица кавказской национальности (актер Самойленко из театра на Таганке), перепуганного до смерти и дико озирающегося по сторонам… — в общем все, как на Западе, только еще убедительнее и с перчинкой.

Тем же вечером в передаче «Герой дня» предстал перед телезрителями Игнат Семенович Зенкович, родственник государя. Одет он был в скромную серую тройку и имел утомленный вид, как если бы не спал несколько суток подряд. Знаменитая ведущая, Кассандра демократии, обращалась к нему с такой нежной предупредительностью, точно перед ней был сам президент. Зенкович на вопросы отвечал по бумажкам, разложенным на столе в определенном порядке.

Вопрос: Добрый день, господин Зенкович! Как вы себя чувствуете?

Ответ (с заглядыванием в бумажку): Добрый день, Светочка. Добрый день, господа телезрители. Чувствую себя как человек, вырвавшийся из ада. Как еще я могу себя чувствовать?

Вопрос: Вы, конечно, имеете в виду прошлогоднюю историю?

Ответ: Никому из телезрителей не пожелаю испытать того, что выпало на мою долю.

Вопрос (после серии скорбных гримас и вздохов): Скажите, дорогой Игнат Семенович, ваш личный опыт, героический побег из плена, вероятно, помогли вам в проведении сегодняшней блестящей акции?

Ответ: Вы сами как думаете?

Вопрос (после заливистого смеха и эротического передергивания): Вы, как всегда, остроумны… Правда ли, что бандиты не получили ни копейки выкупа?

Ответ (загадочно): Полагаю, что нет. Шиш им, а не выкуп. Надо учиться у Запада, как обращаться с этой нечистью.

Вопрос: Игнат Семенович, раз уж мы заговорили об этом… Ни для кого не секрет, наше общество, увы, сверху донизу поражено коррупцией. Все продается и покупается. Поговаривают о повсеместном вхождении криминала во власть. Что вы можете сказать по этому поводу?

Ответ (долго ищет нужную бумажку): Мое отношение однозначное, на террор следует отвечать террором. Давить беспощадно. Не взирая, как говорится, на лица. Расстреливать на месте.

Вопрос (сопровождаемый непонятными жестами, словно ведущая потянулась обнять Зенковича): О-о-о!.. У нас откровенный разговор, Игнат Семенович, и, как вы понимаете, дальше этой студии информация не пойдет… Прошел слух, будто вам предложили пост министра МВД в новом правительстве… Правда ли это?

Ответ (с посуровевшим лицом, в этом месте Су Линь, сидевший у телевизора, от удовольствия потер руки): Не берусь обсуждать слухи, но… Вы же знаете, в нашем государстве все зависит от воли президента. Скажу одно. Чтобы остановить победное шествие криминала, нужен человек, не замешанный в политике. Я это буду, или кто-то другой — не важно. И еще. Хорошо бы, если этот человек на собственной шкуре испытал, что значит для рядового россиянина власть бандита.

Вопрос (с лукавой улыбкой): Но вы-то как раз испытали?

Ответ: Да, испытал… Не у всех, Светочка, хватит денег, чтобы откупиться от насильника и террориста. Власть пахана для обывателя — это вечный страх, страдания, нищета и смерть. Надеюсь, с этим скоро будет покончено. Во всяком случае, я сделаю все, что в моих силах.

Вопрос (со слезами умиления на глазах): Игнат Семенович, когда стало известно, что вы придете к нам в студию, начались бесконечные телефонные звонки. Люди спешат выразить свое восхищение. Все говорят одно и то же: спасибо вам, Игнат Семенович, за то, что вы есть на свете. Разрешите и мне, хотя это не принято, присоединиться к общему мнению и преподнести вам этот скромный букет алых роз от фирмы «Олдей-плюс».

Ответ (в смущении принимая цветы): Спасибо и вам, что пригласили на передачу…

Глеб Егоров принимал в одном из офисов «Аэлиты» именитых посетителей — Кривого Арсана и Гату Атабекова. Гости были похожи друг на друга, как родные братья, приземистые, широкоплечие, налитые нутряной силой, темноволосые, с мутноватыми глазами и с одинаковой иронической складкой в уголках толстогубых ртов: непосвященный при виде таких крутых мужиков начал бы, пожалуй, без всякой просьбы выворачивать карманы, но только не Глеб Егоров. Он не раз убеждался, что вести дела с гордыми воинственными сыновьями гор не более опасно, чем с отмороженными соплеменниками. Национальность в российском бизнесе вообще не имела значения. Все одинаково мошенничали, никто не держал слова, не соблюдал договоренностей, но все же криминальные кланы взаимодействовали в определенных границах, выходить за которые считалось западло. Того, кто не чувствовал этих границ, или сознательно их нарушал, рано или поздно находили с простреленной башкой. По таким неписаным законам испокон веку живет любая уголовная зона, с той лишь разницей, что теперь в зону превратилась вся Россия, словно в насмешку провозглашенная демократической страной и вдобавок великой державой. Самое забавное, что находились люди, которые и доселе верили в этот бред, но это уже были клинические идиоты.

Егоров знал, что в отношениях с бандитами (хоть кавказцы, хоть русские, хоть турки, хоть евреи) необходимо соблюдать всего лишь одно золотое правило: не покупаться на предложения сердечной дружбы, соблюдать дистанцию, не выказывая при этом пренебрежения, напротив, всей душой как бы стремясь к близости, но вроде бы и робея, тушуясь. Игра немудреная: бандит падок на лесть и привык к тому, что его побаиваются, потому что так заведено самой природой — у кого кулак крепче и ствол в кармане, тот всегда прав. Горькая судьба ждет того, кто по неосмотрительности приблизится к братве на слишком короткое расстояние, надеясь получить от этого какую-то выгоду. Начнет пить с ними водку, спать с ихними девками и — последняя стадия — подмахнет сгоряча денежный контракт. Такому ухарю лучше бы вовсе не родиться на свет. Егорову недавно показали одного человечка, который задолжал казанской группировке ни много ни мало — пять миллионов долларов. Как это получилось и на чем его подловили мог, наверное, объяснить кто угодно, но только не он сам. Говорили, в прошлом это был довольно известный банкир, светлая голова, рыночник-прогрессист, теперь от него осталось лишь воспоминание. Он функционировал, как растение, за ним повсюду ходили двое дозорных из банды, следили за каждым его шагом, кормили и поили с ложечки, но если он Позволял себе какую-нибудь вольность, вроде лишней сигареты или рюмки водки, выпитой украдкой, беспощадно его избивали. Вид у него был непотребный, весь в крови и соплях, одетый в нищенскую хламиду, с выражением лица таким же, как у вылезшего из могилы мертвеца. То есть обычный москвич-избиратель в сравнение с этим несчастным выглядел джентльменом. Бандиты каким-то образом отмывали через него бабки, погашая якобы с каждым днем увеличивающиеся проценты. О том, чтобы списать весь долг, речь уже не шла, на это бывшему банкиру не хватило бы и десяти жизней, и в этом обстоятельстве Егоров углядел трогательное сходство со всей Россией, опущенной навеки в долговую яму озорниками-реформаторами. Он тайком сунул ему в карман десятку баксов, о чем-то спросил, но банкир только бессмысленно мычал, пуская красные пузыри, озирался по сторонам и при каждом шорохе пугливо закрывал голову руками. Один из сторожей, интеллигентного вида парень, видимо, из недоучившихся студентов, похвастался Егорову: