Истории простых вещей - Фаина Османова

В этом была принципиальная, почти революционная особенность нового жанра. Предшествовавшие блюзу афроамериканские песнопения были всегда коллективными, по большей части песнями, помогавшими в работе. Или же песнями в стиле госпел, жанре духовной христианской музыки, зародившемся в методистских церквях американского Юга. Блюз превратился в музыку очень личную, почти интимную. Он стал неким выражением privacy, личного пространства исполнителя. Той его части, которую можно показать посторонним.

Постепенно, к началу XX века, сложилась классическая формула блюза: цепочка 12-тактных куплетов, гармонически основанных на чередовании тоники, субдоминанты и доминанты. Текст в традиционном варианте строится следующим образом: одна строчка повторяется с небольшими вариациями два раза, а затем подытоживается финальной строкой, часто содержащей комментарий к описанной в предыдущей строке истории. Комментарий иногда был ироничным. И — самоироничным. Например:

Кто-то украл мою жену,Кто-то украл ее, наконец.Скоро он взвоет, этот парень, это точно, о да!

Однако публике требовалось нечто содержащее в себе эмоциональный заряд традиционного блюза, но очищенное от излишней откровенности и, кроме того, приглаженное, приукрашенное. Подо что можно было и потанцевать. Так появился классический блюз 20-х годов XX века, когда традиционный блюз Юга США был переработан профессиональными музыкантами и попал в репертуар таких эстрадных звезд, как Уильям Хэнди и Бесси Смит. Блюз таким образом прорастал во все стороны, становясь одним из наиболее влиятельных явлений в музыкальной культуре: ведь чуть раньше на основе блюза зародился джаз.

Первой записью классического блюза стала песня «Сумасшедший блюз» в исполнении Мамми Смит в 1920 году. Традиционный блюз стали записывать значительно позже, и он сразу опередил классический по популярности. Главными фигурами были, разумеется, Роберт Джонсон, по легенде продавший душу дьяволу за умение играть на гитаре, а также Джон Слипи Эстес, Биг Билл Брунзи, Блайнд Лемон Джефферсон. Считалось правильным использовать выразительные прозвища Большой, Слепой, Соня, но музыкой заработать на жизнь могли лишь единицы.

Традиционная музыка «черных» долгое время оставалась для «белых» неизвестной, пока в конце 50-х — начале 60-х годов не начался блюзовый бум. Билл Брунзи приехал в Европу. Уже началась эра рока, очень многое позаимствовавшего у блюза, уже выпекались первые поп-группы, а немолодой, грузный человек сидел на сцене в каком-нибудь Копенгагене, играл на гитаре и пел. Один. Не очень громко. Потомков викингов пение потомка рабов брало за душу.

Главным блюзовым материком в те годы вдруг стала Великобритания. Там блюз развивался и рос, чтобы потом триумфально вернуться на родину, в США, оставив в Англии о себе добрую память. Так, в блюзовом ансамбле Алексиса Корнера играли тогда еще совсем юные Мик Джаггер, Эрик Клэптон, а в 1968 году девятнадцатилетний Роберт Плант, перед тем как уйти в будущую супергруппу «Лед Зеппелин», записал с Корнером блюз Operator.

Блюзовые исполнители тех лет Хаулин Вулф, Джон Ли Хукер, Вилли Диксон и, конечно, легендарный Би Би Кинг стали живыми идолами, а блюз — товаром.

«Блюз — это когда хорошему человеку плохо». Когда по свету пошла гулять эта расхожая фраза, не знает никто. Но правда жизни сейчас такова, что блюз уже скорее обломок чего-то уходящего навсегда. Господствуют другие жанры. В статьях о некоторых из них уместны многажды употреблявшиеся, но не потерявшие актуальности слова «рэп — это когда плохому человеку хорошо».

Музыка «плохих людей» почему-то продается лучше прочей. Если после продажи блюзового альбома уходят «в ноль», то уже хорошо. Вот только следует помнить, что и великий и ужасный рэп вырос из блюза. Так часто бывает — дети пожирают своих родителей, не все же древнегреческому богу Крону ими закусывать. Да и само слово «рэп» на старом «черном» английском — языке, на котором пели первые исполнители блюза, означает «быстрая лживая речь». Иначе, исполнять рэп — значит «трепаться, гнать, врать». Тут есть над чем задуматься.

Но слова словами, а любителей блюза все меньше. Правда, среди любителей и знатоков блюза все больше людей «продвинутых», самостоятельных, обеспеченных. Большие сцены, тем более стадионы — разве что если концерт организует Эрик Клэптон — блюзменам не грозят, а вот в клубах, где они выступают, собирается особая публика. Там пахнет хорошими сигарами. У подъездов любителей блюза дожидаются дорогие автомобили. Сами же блюзмены, отыграв свой номер, подхватывают футляр с инструментом и бредут к метро.

Впрочем, даже тогда, когда были еще живы многие из великих блюзменов, никто из них, за редким исключением, не мог похвалиться устойчивым финансовым успехом. С одной стороны, сказывались некоторые присущие блюзменам особенности, так сказать — органические. Например, Джон Слипи Эстес как-то приехал на сеансы звукозаписи со своим другом Хэмми Никсоном, губным гармонистом, и они заработали за несколько дней фантастическую по тем временам — 30-е годы прошлого века! — сумму: триста долларов. Куда ушло заработанное потом и кровью? Правильно! Слипи и Хэмми прогуляли все за четыре дня и домой возвращались на товарняке.

Но как они выглядели до начала «банкета»! Это видно по старым фотографиям классиков блюза: удивительное достоинство, хорошие костюмы, начищенные ботинки. Эти люди, работники зарастающих бурьяном Великой депрессии плантаций, одевались под белых, старались выглядеть, как люди, которые хорошо зарабатывают. Но как поется в старом, многажды перепетом блюзе: один «скотч», одно виски (то есть бурбон, виски кукурузное), одно пиво, сигарета… Потом пошло-поехало…

Один ныне действующий отечественный блюзмен рассказывал, что в молодости, во времена глубоко советские, совершенно случайно попал в командировку в Чикаго. Принимающая сторона стремилась обеспечить советским товарищам и досуг, и блюзмен, тогда инженер-механик, был спрошен: куда бы он хотел пойти в свободное от напряженной работы время? «В клуб, где играют блюз, — набравшись смелости, ответил советский инженер. — Я знаю, что в Чикаго живет и работает блюзовый гитарист Мадди Уотерс. Вот хотелось бы послушать…»

Принимающая сторона не знала, кто такой Мадди Уотерс. Фрэнк Синатра, Перри Комо — понятно, но Уотерс? Однако навела справки и в один из вечеров повезла инженера-механика в клуб. Ехали долго, долго искали. В клубе, в дыму от дешевых сигарет, клевали носами полтора десятка пьяниц. На маленькой сцене сидел он, великий Мадди. После концерта принимающая сторона сделала так, что инженер-механик смог пообщаться со своим кумиром. «Из Советского Союза? Меня там знают? А сколько получают блюзмены в СССР? Я — тридцать долларов за вечер…» И это тогда, когда Мадди Уотерс был уже непререкаемым классиком!

Чикаго тут помянут не случайно. Когда окончательно разорившиеся сельскохозяйственные рабочие из южных штатов США стали переезжать в города Севера, очень многие осели именно в Чикаго: промышленный гигант — нужны рабочие руки… Старые песни Дельты, дельты реки Миссисипи, оказались перенесенными в новые условия. А ритм большого города разительно отличается от ритма сельского.

К тому же вовремя подоспело одно изобретение, кардинально изменившее всю систему блюза. Электрогитара! Она, а также микрофон, который стали использовать для игры на губной гармошке, сделали из «дельтаблюза» блюз в его современном звучании. Правда, музыкантам, даже с электрогитарами и микрофонами, чтобы быть услышанными в барах южной окраины Чикаго, надо было перекричать полупьяную толпу проституток, сутенеров, бандитов и прочих темных личностей, а также негритянских рабочих со сталелитейных заводов.

Так и возник тот блюз, что лет через сорок навсегда очаровал нашего отечественного блюзмена, пока еще инженера-механика. Как считает другой отечественный блюзмен, Доктор Аграновский («по совместительству» — действительно доктор, доктор биологических наук и профессор), этот новый, городской блюз взял из старого, луизианского, по преимуществу традиционного блюза полиритмию, непередаваемое обаяние, обычно обозначаемое через особенный блюзовый термин «драйв», а также — исповедальную интонацию и ироничные стихи. Да, герою блюзовых песен практически всегда плохо, он всегда хороший парень, и поэтому все образуется. Даже если все и окончится смертью. И все это — на «небелом английском», на своем, особенном языке. Для непосвященных не очень понятном, наполненном массой сленговых словечек, иногда крайне двусмысленных. Но и тот традиционный блюз остался: постепенно на севере США появилась массовая ностальгирующая аудитория. Ностальгическая музыка downhome. То есть, как говорит Аграновский: «По карте вниз, домой, из Мичигана в Луизиану…»