Ярослав Мудрый - А. Волков

— Как только все уснут, так и начнем, — сказал этот третий голос слишком уж характерно, будто переплевывая слова через губу в своем нескрываемом пренебрежении к собеседникам и ко всему, что было вокруг. — Довольно уже! Надоело! Загонит он нас прямо в болото! Сам не ведает, чего хочет. Нет больше моего терпения, а вам и того больше! Коней всех заберем. Чтобы и гнаться за нами не на чем было. Его жеребец вельми приучен к своему хозяину, его нужно зарубить! Двух отроков, которых он подцепил в Киеве, непременно найти, я с ними сам… Их оставлять нельзя: больно уж сообразительные да всевидящие — наведут на наш след… А тебе…

Они еще не верили, что это был голос Джурилы, ибо никак не вязалось, чтобы первый сообщник купца да замышлял такое тяжкое предательство, но когда он вспомнил о них, то все сомнения исчезли: да, это Джурило!

Хлопцы не испугались его угроз, потому что надежно спрятались от всего мира, они продолжали лежать в своем укрытии, притаив дыхание и вслушиваясь в негромкий разговор внизу.

— А найдем ли дорогу? — спросил один из заговорщиков.

— По следам пойдем, — коротко бросил Джурило.

— Где-то уже и следы стерлись на сухом, — рассудительно добавил третий, — много дней прошло…

— Коней пустим, они выведут из пущи, — прервал его Джурило, — конь всегда сумеет вернуться, лишь бы никто не мешал ему…

— А если… — снова заныл один из заговорщиков, но у Джурилы, видно, не было охоты на разглагольствования, внизу что-то звякнуло, послышался глухой удар, так, как если бы кого-то ударили по спине.

Джурило приглушенно засмеялся, подавляя нетерпеливую злость, сказал почти спокойно:

— Довольно, скажите своим, пускай прикидываются спящими, а как только начнут гаснуть костры, так и айда! Коней тут не оставлять! Тебе — гнедого! Ты поможешь мне наши доходяг… С собой брать только золото и серебро да немного еды. По дороге еще раздобудем. Ну, за дело!

Они, осторожно ступая, направились в темную болотную мглу — и ничего не стало, так, словно и не слышали хлопцы, и не ведали. Немного полежали, сдерживая дыхание, потом Лучук прошептал:

— Что же делать? Сказать Какоре?

— А ежели он один или с двумя-тремя остался? — спросил Сивоок. — А все — в кулаке у Джурилы? Убьет Джурило всех и нас с тобою.

— Что же ты советуешь?

— А не знаю еще, — произнес Сивоок и долго лежал, углубившись в думы, а Лучук не мешал ему, поскольку оказалось, что ничего толкового не умеет посоветовать. Все же не удержался, захотелось показать, что есть у него перевес в быстроте над медлительным Сивооком. Снова шевельнулся, толкнул локтем товарища под бок:

— А что, если пойти за ними следом и, как только они станут на ночлег, угнать их коней?

— И что?

— Ну и вернуться к купцу с конями. А те пешком не догонят. Да и побоятся.

— Не знаю.

— Сделаем! — загорелся Лучук. — Пускай Джурило покрутится!

— А как же ты успеешь за ними? Они ведь быстро будут удирать.

— Как? Ну… — Лучук задумался, но быстро сообразил: — А мы пойдем впереди! Вот сейчас и тронемся. Пока они тут соберутся, пока двинутся, мы уже будем вон где! Ежели и обгонят нас, то на их ночлег мы будем уже снова рядом с ними. Ну?

— Постой, — сказал Сивоок, — дай подумать… Не ведаю, как с конями…

— Погоним, да и все!

— А как ты погонишь их? Пойдут ли они?

— Почему бы не пошли? Свяжем их в две связки — да и айда.

— Не пойдут кони, — уперся Сивоок.

— Почему бы должны не идти, ежели будем подгонять!

— Ты пробовал вести сразу несколько коней на одной веревке?

— Ну и что с того, если нет!

— А то, что будут они тянуть в разные стороны, а третий упрется на месте, четвертый начнет ржать, а остальные будут кусаться… В самый раз, чтобы Джурило со своими подоспел и…

— Ой ты! — испуганно вздохнул Лучук. — Что же делать?

— А еще если бы хоть бежать назад, куда кони охотнее идут, чувствуя выход из пущи на волю, а в дебри ты их не погонишь никакой силой, — добивал его надежды Сивоок.

— Беда, беда! — чуть не плакал Лучук. — Так давай хоть сами убежим!

— А теперь и вовсе поздно. Если бы тогда, когда ты сначала советовал, то ничего. А теперь не годится. Одно, что далеко уже забрались, а другое: знаем коварство Джурилы, не можем так оставить, нехорошо это!

— А не ведаю, что можно…

— Вельми хорошее дело посоветовал, — сказал ободряюще Сивоок, но Лучук все глубже впадал в отчаяние.

— Где уж там! — простонал он. — Ничего не выйдет!

— Тронемся сразу, как ты сказал, — не обращая внимания на его отчаяние; предложил Сивоок.

— Зачем?

— Увидим.

— Все-таки хочешь вернуть коней?

— Не знаю. Побежим, а там видно будет…

Хлопцы осторожно спустились с дерева, украдкой обошли спящий обоз вдоль кромки болота и изо всех сил помчались назад, по следам своих многодневных странствий.

Они сразу же вспотели, хотя и расстегнули корзна и сорочки, в темноте часто спотыкались то о корни, то просто о ветви, наползающая с болот тяжелая влажность с разгона забивала им дыхание. Сивоок, более крепкий телом, широкогрудый, бежал все-таки легко, а Лучук, более привыкший лазать по деревьям, неуклюже плелся за своим товарищем, с трудом переводя дыхание: «Хе-хе! Хе-хе!».

Когда миновал первый испуг, а позади уже не было ни огней, ни шума лагеря и вокруг окутывала все темнота, да лес, да близкие болота с липкими испарениями, хлопцы замедлили бег и двинулись рысцой более спокойно. Лучук, еще и не отдышавшись как следует, попытался заговорить с Сивооком, потому что очень уж хотелось знать, как же он думает действовать дальше, когда настигнут их беглецы Джурилы.

— Догонят нас, что тогда? — тяжело дыша за спиной у товарища, спросил он.

— Не догонят, услышим их, — спокойно ответил Сивоок.

— А ежели услышим, что тогда?

— Взберемся на дерево.

— И что?

— Встретим их. — Сивоок был так спокоен, что Лучук даже попытался забежать наперед и заглянуть ему в лицо. Но темнота была такая, что все равно ничего не увидишь.

— Как же мы их встретим?

— Не знаю.

— Вот так да! — разочарованно воскликнул Лучук. — И я не знаю. Так кто же знает? Куда бежим?

— Хочешь отдохнуть? — спросил Сивоок.

— Да нет, я хоть три дня могу бежать.

— А я бы уже и передохнул малость, — сказал более сильный, жалея своего слабого товарища.

Лучук промолчал, побоявшись возразить, но и не настаивая на остановке. Сивоок свернул немного в сторону, остановился возле темного дерева, оперся о его шершавый ствол спиной, схватил подбегающего Лучука в объятия, будто малое дитя.

— Да я! — куражился Лучук, хотя на самом деле еле передвигался уже.

Стояли они недолго. Хотя ноги у них подгибались от усталости, хотя струился по всему телу горячий пот, хотя очень жаль было бросать опору за спиной и снова мчаться вперед, давясь едкими болотистыми испарениями, но речь шла не об усталости и трудностях — речь шла о делах очень важных, рядом с которыми все меркло и теряло свое значение.

— Нужно бежать, — сказал Сивоок, — и как можно скорее. Чтобы не настигли они нас в темноте.

— А разве это не все равно? — не понял его намерений Лучук.

— Если будет рассвет, ты сможешь их стрелами хорошенько угостить. А в темноте что? Посвистишь вослед?

— Я такой, что и средь ночи попаду! — похвалялся Лучук, которому хотелось еще хотя бы минутку посидеть возле дерева.

— Не можем рисковать, — рассудительно промолвил Сивоок, — их много.

— А может, и нет.

— Много. Знаю.

— Что ж, ежели догонят еще до рассвета?

— Пропустим и пойдем следом. Где-нибудь да и настигнем их.

Они побежали дальше. Снова рванули изо всех сил, но быстро устали и еле плелись рысцой, правда, теперь уже молча. Иногда Сивоок немного сбивался со следа, сворачивал то влево, то вправо, но Лучук сразу же наставлял его на правильный путь, потому что чувствовал дорогу самими подошвами ног, ему не нужно было даже на землю смотреть.

Такой долгой ночи, наверное, еще не было ни у одного из них за всю жизнь. Бежали в черноту, углублялись в такую беспросветность, будто погружались в болотные дебри. Тьма еще больше усиливалась от тишины. Не слышно было ни шелеста листьев, ни криков ночных птиц, — одно лишь пошаркивание мягких постолов по твердой лесной земле да свистящее дыхание. Красные круги изнурения раскручивались у них перед глазами с каждой минутой все быстрее, с каждой минутой все напористее, все яростнее. Возникали из темноты к во тьме исчезали. Красная чернота и черная краснота. А на их место наползали мохнатые ужасы, страшные духи ночи, ужасные видения, ночь щедро рождала всякие ужасы в пущах и болотах, эти ужасы подступали к ним со всех сторон нагло и зловеще, то бросались под ноги каменно-твердым корнем дуба, то хлестали по лицу упругой веткой, то пугали прикосновениями чего-то отвратительно скользкого. И чем дальше бежали хлопцы, тем меньше знали они, ради чего бегут: то ли ради какого-то дела, то ли просто сдуру или же от жуткого испуга, от которого просто невозможно убежать…