Незваные гости - Эльза Триоле

Сержа ждали в той квартире, в которой он родился. В этой квартире обосновались его родители, после того как в 1907 году отцу Сержа удалось с помощью жены бежать с царской каторги. Здесь, в этой квартире, собирались тогдашние революционеры; некоторые из них стали потом всемирно знаменитыми. Отсюда отец Сержа ушел в 1914 году на войну, и здесь же мать получила уведомление, что муж ее пропал без вести под Аррасом… Через несколько месяцев родился Серж. Из этой квартиры Серж отправлялся каждое утро в лицей Людовика Великого. Здесь в 1936 году ему исполнилось двадцать лет, и отсюда он отправился в Испанию, чтобы вступить там в Интернациональную бригаду. Эту квартиру он опять покинул во время войны 1939 года. Тогда же он вступил в коммунистическую партию, и именно сюда, когда он был уже в армии, пришла с обыском полиция. Отсюда его мать вынуждена была бежать через крышу, спасаясь от рыскавших по дому немцев; с помощью жильцов, передавших ее с рук на руки, она добралась до глухого переулка позади дома и укрылась у друзей. Сюда же она вернулась и ждала за закрытыми ставнями, когда ей вернут сына. Здесь, когда его освободили из лагеря, Серж познал счастье возвращения и все, что последовало за этим счастьем. У Сержа оставалось немного времени для музыки, которую он хотел сделать своей профессией. Жизнь во что бы то ни стало стремилась превратить этого музыканта в бойца.

Все та же консьержка, все та же деревянная лестница с толстыми балясинами, грубо покрашенными в коричневый цвет, и все то же дерево в глубине двора… Столовая и комната матери выходили во двор, а комната Сержа и кухня – в переулок, по которому они никогда не проходили, если не считать того случая, когда мать Сержа бежала по нему, спасаясь от немцев. Еще была маленькая темная передняя. Сейчас во дворе играли другие дети, но они кричали «Салка!», как тридцать лет назад кричали «Салка!» Серж и его приятели. В эту самую квартирку переехала к Сержу та женщина, которую он отнял у другого и которая вернулась потом обратно к этому другому… Серж оплакивал ее, как мертвую, что не мешало ему влюбляться. Он был галантен и ласков, и многим женщинам нравилась его крепкая ладная фигура, восточное лицо, большие глаза и черные волосы, вьющиеся штопором.

Десять человек ждали Сержа… Впрочем, это только так говорится – десять, его ждали: Фанни, Патрис, один молодой музыкант, принесший свою партитуру, да еще Фернандо – коридорный «Гранд-отеля Терминюс», который в испанской армии был политкомиссаром Сержа.

– Целая толпа, – сказал Патрис, – если бы ты поставил себе телефон, то этого бы не было.

– Мама! – закричал Серж, как только вошел. – Чайник!

В кухне свистел чайник, и мать Сержа мелкими шажками просеменила через столовую.

– Третья очередь, – сказал Патрис, – твоя мать уже угощала нас два раза, по мере появления вновь прибывавших. Первым пришел я и жду тебя уже больше часа…

– Дариус пишет мой портрет. – Серж уселся за стол и принялся за еду, пропустив для начала рюмку водки и закусив ее селедкой. Так когда-то делал его отец.

– Красив ты на портрете? – спросила Фанни.

– Как сказать… Смотря с какой точки зрения… – ответил Серж уклончиво.

Так как все были знакомы с живописью Дариуса, ответ Сержа вызвал всеобщий смех.

– Садись за рояль, – сказал Серж молодому музыканту, – все будут разговаривать, но я буду слушать. Как поживает твой протеже, Фернандо?

– Карлос? Хорошо. Так хорошо, что мне теперь ночью не с кем сыграть в карты. Вернее, не с кем время провести, в карты-то мы все равно не играли. Норвежский ученый без ума от Карлоса. Он говорит, что Карлос – Галилей, Ньютон и Жолио-Кюри, вместе взятые… Новый Эйнштейн! Он собирается взять его с собой в Норвегию, а пока выправляют документы, он его устроил в лабораторию. Повезло парню… И мечта его сбылась, и вдобавок он станет нормальным гражданином… Ведь уже больше года он жил в Париже с одной только квитанцией вместо документов и даже не потрудился их получить. Он так глубоко, надежно погрузился в ночь, на песчаное дно большой гостиницы…

– У людей со спокойным характером всегда все получается гораздо лучше, – сказала Фанни.

– Это верно… – Фернандо внимательно посмотрел на Фанни, которую видел в первый раз: – Вы это очень правильно сказали. А у людей, лишенных родины, часто бывают беспокойные характеры, они всегда чего-то боятся… Документы, которые они носят при себе, для них необычайно ценны. Им все время чудится, что к ним придерутся. А Карлосу на все это наплевать, документы его не волнуют, он ничего не боится, он о них и не вспоминает.

– Собаки, – сказал Серж, – кусают людей, которые их боятся.

Музыкант, неловкий и застенчивый, возился с пюпитром рояля и с партитурой, которая все время падала. Но как только он уселся, пальцы его ловко и быстро забегали по клавишам. Мать Сержа принесла чай.

– Как подвигается портрет, Сереженька? – спросила она, наливая ему чай.

– Понемножку, мама. Сегодня Дариус сделал мне красивые рыжие волосы и добавил в них немножко зелени.

– О господи! – испуганно вздохнула г-жа Кремен и исчезла в своей комнате.

Патрис нетерпеливо ждал, когда ему наконец удастся вставить слово:

– Послушай, Серж, а как с Китаем, поездка состоится?

– Конечно, состоится! Отъезд пятнадцатого октября, вас будет пятнадцать делегатов. Не знаю от кого, но делегатов.

– А кто эти делегаты?

– Не знаю. Единственный мой кандидат и протеже – ты, других я не знаю. Почти все – из интеллигентов, это все, что я могу тебе сказать. Ах, да… по-видимому, будут два политических деятеля.

– Ты их тоже относишь к интеллигентам?

Патрис сказал это так серьезно, что все, кроме музыканта, занятого своим делом, рассмеялись.

– Я бы с удовольствием поехал в Китай, – сказал Фернандо задумчиво, – но пока что мне приходится заниматься товарищами, которых высылают в Канталь[49]. После Корсики и Африки – Канталь!

Серж перестал жевать и посмотрел на него, ожидая продолжения.

– В Канталь, – повторил Фернандо, – я пришел рассказать тебе об этом. Мы начинаем кампанию против высылки… Но пока что они уехали. Да и мне не миновать… Придется мне ехать на Корсику или еще куда-нибудь!

Серж встал весь красный. Патрис не совсем понимал, почему этого человека высылают на Корсику или еще куда-то… Но он чувствовал какую-то неловкость. Фанни крепко сжала руки. Один только музыкант продолжал брать звучные аккорды.

– Многовато для одного дня, – сказал Серж, засовывая руки в карманы, – американское посольство отобрало паспорт у Фрэнка Моссо… художника, у которого мастерская рядом с Дариусом. Испанцев высылают к черту на рога – в Канталь! Фернандо тоже, чего доброго, вышлют вслед за ними. На Корсику или в Канталь. И, конечно, как всегда, когда он бывает нужен, Ива нет!

Ив, друг Сержа, был адвокатом и заходил к Сержу почти каждый вечер, хотя бы на минуту. Он бывал у Сержа так часто потому, что жил бобылем, а у Сержа чувствовал себя дома, в своей семье. Ив был «домашним» адвокатом, как бывают «домашние» врачи. По всем болезням, по обычным неприятностям, которые бывают у людей, находящихся не в ладах с власть имущими, и по тем разнообразным, бесчисленным неприятностям, которые проистекают из положения эмигранта.

– Высылают! – воскликнула Фанни, сжимая на груди руки. – Но ведь это ужасно! Они очутятся там без работы, без жилья.

– Простите за нескромный вопрос, – сказал Патрис, – эта высылка – дело серьезное? Большое несчастье?

– Несчастье? Да, это несчастье, – ответил Серж, который стоял, засунув руки в карманы брюк.

– Это очень серьезно, – со свойственной ему степенной вежливостью подтвердил Фернандо, обращаясь к Патрису на своем изысканном с невероятным испанским акцентом французском языке, – более чем серьезно, потому что является симптомом определенного направления в политике. Репрессии против испанских республиканцев означают сближение с Франко. Одних отправляют на Корсику… других в Сахару… В Канталь, если очень повезет.

– Ты не мог сказать мне этого раньше, – вдруг обрушился на него Серж, – а что, если и тебя вышлют!…

– Нас не предупреждали, – вежливо возразил Фернандо, – за товарищами просто пришли на рассвете, когда они еще спали. Что касается меня, то со мной еще ничего не произошло, я только чувствую, как что-то надвигается. А с другими все случилось так быстро, что мы и опомниться не успели…

– Разрешите задать вам вопрос, мосье? – сказал Патрис своим самым консульским тоном, – вы, конечно, занимались политической деятельностью, живя во Франции? Не может быть, чтобы без причин…

Серж нетерпеливо прервал его:

– Послушай, Патрис… Как ты не можешь понять, что его политическая деятельность во Франции началась во французском лагере, куда он попал во время всеобщего бегства из Испании. Что его политическая деятельность во Франции привела его во французскую армию, где он был ранен. Что за эту деятельность его опять посадили во французскую тюрьму. Что за нее его наградили французским военным крестом. А как только он перешел испанскую границу, его за эту деятельность посадили в испанскую тюрьму… можешь ли ты взять в толк, что Фернандо всего два года находится на свободе…