Рецепт колдуньи. Сборник - Черных Валентин Константинович

Он посмотрел на меня, и я поняла, что он принял какое-то решение. Учительницы умеют читать по лицам, я этому научилась за пять лет работы в школе. Из нашей школы две учительницы ушли в таможню и за год стали лучшими таможенниками. Их, наверное, научили каким-то профессиональным хитростям, но многое они уже могли определить сами. Когда я вхожу в класс, то сразу вижу, кто не готов к ответу.

Он смотрел на меня, и на его лице я читала решение. На какие-то доли секунды мне стало страшно. Я была почти уверена, что он об этом скажет в Петербурге.

В Петербург мы прилетели во второй половине дня, потому что летели через Берлин с пересадкой. В самолете я ему сказала:

— Я побывала в четырех странах и ничего не видела.

— Для делового человека это нормально. В первую очередь — дело.

В Петербурге на заводе нам сразу предложили отобедать.

— Давайте договоримся на берегу, — сказал Идкинд. — Мы, вероятно, будем сотрудничать и дальше. Я хочу, чтобы вы знали: я не ем борщей, солянок, расстегаев, икры, котлет по-киевски. Я не пью водку «Столичную», «Кремлевскую», «Московскую» и вообще никакую. К сожалению, такого количества холестерина, какое потребляете вы, не выдержит даже мой могучий организм.

Мы сделали свое дело и могли улетать в Москву. Я попросила начальника завода, чтобы нам заказали билеты на ближайший вечерний рейс на Москву. Он тут же распорядился и отправил своего помощника в кассы Аэрофлота.

— Вы мне понравились, — сказал сэр Идкинд, прощаясь.

Я не поняла, этот комплимент относится ко мне лично или к нам обоим.

Мы вышли на набережную Невы.

— Вера, — сказал он, — я бы хотел сказать очень важное для меня…

— Я всегда говорю своим ученикам: не надо говорить — «я хотел бы сказать…», просто говорите.

— Говорю просто, — сказал он. — Ты мне очень нравишься.

— Ты мне тоже. С самого начала, как только увидела тебя в институте Склифосовского.

— Но потом ты изменила свое мнение?

— Нет.

— Тогда, — он вдохнул, как будто собирался нырнуть в холодную воду, — после зрелых размышлений я пришел к выводу, что ты — единственная и неповторимая, поэтому считай это объяснение предложением.

— А можно чуть проще? Я чего-то не поняла.

Я все поняла, конечно, но мне хотелось, чтобы он повторил и тем самым закрепил сказанное.

— Я прошу тебя выйти за меня замуж.

— Я согласна. — И поняла, что поспешила с ответом, не удержалась и добавила: — Опять я поступаю, как идиотка. Наверное, надо было поблагодарить за предложение и попросить время подумать. Но пока я думала бы, ты ведь мог и передумать… Я согласна. Сразу.

ЭПИЛОГ

Мы вернулись в Москву, и я поселилась у него. Теперь в офис мы приезжали на его машине. Настя ни о чем меня не расспрашивала, у нее хватило на это и такта, и ума. Отец задерживался. Наконец позвонил и попросил, чтобы за ним приехала Настя. С ней поехали только Игорь с охраной. Было ясно, что Настя выиграла, отец возвращался к ней. Анюта и мать жили в деревне. Мне позвонила Римма и сказала, что директор собирает учителей на уборку школы после ремонта. Я поехала и, чертыхаясь, отмывала полы. Вечером мы все: Настя, Шура, Малый Иван, Игорь и я, собрались у отца в доме на Рублевском шоссе. Шахов так и не нашел иностранного инвестора, Идкинд перекрыл ему кислород, как сказал отец. Я его спросила:

— Когда ты выйдешь на работу?

— Я хочу передохнуть месяца три, — ответил отец.

— Через несколько дней — первое сентября, — напомнила я ему.

— Подавай заявление об уходе, — сказал отец. — Ты сейчас нужней в компании.

Я не стала уточнять, а что потом? Первого сентября я не выдержала и поехала в школу. Первое сентября для меня по-прежнему оставался праздником. Вот уже двадцать два года, с первого класса, первого сентября я шла в школу, потом в институт, потом снова в школу. Как всегда, первый раз в первый класс шла малышня. В школу их внесли парни из одиннадцатого класса. Были цветы, радость начала новой жизни для самых младших. Я целовала, меня целовали. Прозвенел первый звонок. Мои подруги ушли из учительской на уроки. Я прошла по пустым школьным коридорам. Мне было грустно. Но я была абсолютно спокойна, зная, что могу сюда вернуться. Учителей математики всегда не хватает.

РАССКАЗЫ

ПОДЖИГАТЕЛЬНИЦА

Рассказ

Шарову было за пятьдесят, может быть, чуть меньше или больше, на таких женщины уже не обращают внимания. Они, конечно, существуют: для своих старых жен, для детей, которым они дают деньги, для руководства — они ведь опытные сотрудники, но молодые женщины проходят мимо них, стараясь даже не думать, что их будущие мужья тоже станут такими же полнеющими, лысеющими, в тесноватых пиджаках, блеклых галстуках и ботинках со стоптанными каблуками.

— Ни за что, — сказала она себе и улыбнулась ему.

Шаров как будто наткнулся на ее улыбку и спросил:

— Чего надо?

— Ничего, — ответила она.

— А чего улыбаешься?

— Приятно встретить гения, — ответила она. — Женщинам надо говорить, что они замечательно выглядят, а мужчинам, что они — гении.

— Ты правильно поступаешь, — похвалил ее Шаров. — Лесть должна быть грубой — тогда она легче доходит.

Она улыбнулась и разгладила на бедрах почти идеально облегающее ее трикотажное платье. По его взгляду она поняла, что он заметил ее стройную фигуру, ее хорошей формы грудь — не большую и не маленькую, подходящую для всякой мужской руки, как говорила ее мать.

Она вслушалась в стук его стоптанных каблуков. Оглянется или не оглянется? Если бы оглянулся, ритм шагов изменился. Она всегда слышала, оглядывается ли мужчина. Шаров не оглянулся. При точно поставленной цели усилия не должны прерываться, часто повторяла ее главная подруга. Значит, придется приложить усилия.

Ирина Шияк, старший лаборант, крашеная блондинка тридцати двух лет, не уродина, но и не красавица, а таких, как известно, большинство, не могла решить двух проблем: выйти замуж и защитить диссертацию. Два ее последних романа закончились ничем, и она решила отложить вопрос с замужеством и сосредоточиться на защите диссертации, потому что только ученая степень давала необходимую стабильность в ее Институте тонкой химической технологии. Но получить ученую степень с каждым годом становилось все труднее. Проанализировав защиты аспиранток в институте, она пришла к выводу, что им обязательно кто-то помогал. Или отцы, используя свои наработанные годами связи, или любовники — обычно крупные величины в науке.

Ни отца, ни мужа у нее не было. Мать работала на заводе резинотехнических изделий и ничем ей помочь не могла. Правда, некоторые аспирантки сами переваливали эту первую ступень в науке, обычно это были упорные отличницы еще в школе. Она же долго колебалась, кем стать: химиком или медицинской сестрой. Ей нравилось ходить в белом халате, а учителя ее всегда хвалили за ловкие руки, в которых, как известно, особенно нуждаются и химия, и медицина.

Она стала химиком, поступив в «керосинку» — Институт имени Менделеева. Не сразу, конечно. Отработала два года на заводе резинотехнических изделий и поступила как работница завода, в те годы для рабочих были льготы. Теперь она заканчивала аспирантуру, а диссертация не получалась. Нужна была идея.

Она не стала советоваться с матерью. На заводе резинотехнических изделий женщины не спали с мужчинами ни за идеи, ни за деньги. Работа во вредных условиях хорошо оплачивалась, и заводские женщины имели свою рабочую гордость и спали только с теми, кто им очень нравился, или с теми, кому они очень нравились, потому что в конце смены они очень уставали и рано ложились, чтобы рано встать.

Приняв решение, она просчитала возможные кандидатуры, которые ей могли помочь. Выяснилось, что тех, с идеями, совсем немного. Она остановилась на Шарове. Его и держали в институте из-за идей. Шаров числился ведущим научным сотрудником в соседней лаборатории, но его чаще всего прикрепляли к группам, которые заваливали разработки. Он всегда находил выход из безвыходных положений.