Гуляла смерть в фате венчальной (сборник) - Николай Леонов

Они пошли дальше и вскоре вышли к скалам. Отсюда открывался красивый, но в то же время устрашающий вид — совсем не такой, как от начала спуска. Прямо из-под ног уходила вниз стометровая, почти отвесная стена. На другой стороне ущелья виднелась еще одна пропасть, даже более глубокая.

— Вот там мы его нашли, — сказал Абуладзе, показывая вниз. — Прямо под нами.

— И вы считаете, что кто-то вашего друга столкнул?

— Ну да! Иначе почему он упал?

— А вы тут много раз ходили? Здесь, наверху? — спросил Гуров.

— Нет, не очень, — ответил ресторатор.

— Это хорошо. Тогда стойте здесь, где сейчас стоите. А я похожу, посмотрю.

И он начал обследовать площадку возле скал, внимательно приглядываясь ко всем следам на снегу. Несколько раз он возвращался на прежнее место, сравнивал что-то, потом шел дальше. Так прошло минут двадцать. Затем Гуров вернулся к своему спутнику.

— Нет, вряд ли его толкали, — заметил он. — Нет никаких следов борьбы. Когда кого-то толкают или тащат, следы обязательно остаются.

— Но, допустим, Игорь не ожидал нападения, — стал рассуждать Абуладзе. — Возможно, человек, которого он здесь встретил, вызывал у него доверие. А может быть, он его даже знал. Игорь подошел, заговорил с ним — и тот его внезапно толкнул в пропасть. Тогда следов борьбы может и не быть.

— Да, возможно, — согласился Гуров. — Очень правдоподобное рассуждение. Тем более что кое-какие следы я все же нашел.

— Нашли? Где? — в волнении воскликнул Абуладзе.

— Вон там, немного в стороне, — показал Гуров. — Такое впечатление, что там кто-то стоял. А может, даже сидел на камнях.

— Значит, там остались отпечатки? И по ним можно найти убийцу!

— Вряд ли, — Гуров с сомнением покачал головой. — Должен вас разочаровать: этот ваш предполагаемый убийца носил точно такие же горные ботинки, как и ваш друг Семенов. Следы очень похожие. Впрочем, тут многие ходят в подобной обуви. Но у меня возник другой вопрос. Вы уже второй раз говорите, что у Семенова здесь мог быть кто-то знакомый. Вы такого знакомого случайно не знаете? Может, в поселке отдыхает кто-то, кого он знал еще в Москве?

— Нет, я никаких общих знакомых не встречал, — покачал головой Абуладзе. — И Игорь не говорил. Хотя нет, постойте! Он как-то упомянул, что встретил одного человека, которого знал. Он даже сказал о нем несколько слов… Но что именно? Нет, не могу вспомнить.

— Как я вижу, вам теперь многое придется вспоминать, — заметил Гуров. — Ладно, здесь я тоже увидел все, что хотел. Теперь давайте вернемся в пансионат — мне надо познакомиться со всеми, кто там живет, поговорить с ними. А пока будем спускаться, я задам вам еще несколько вопросов. 

Глава 5

Они вернулись к покинутой ими трассе и продолжили путь вниз. Мимо все так же проносились горнолыжники.

— Мы остановились на том, что у дочери Семенова были какие-то проблемы, — сказал Гуров. — Что за проблемы?

— Ну, понимаете… — ресторатор замялся. — В молодости каждый — ну, почти каждый — переживает какие-то увлечения, которых потом стыдится. Вот и у Ксении было что-то подобное.

— А что именно?

— Когда ей было пятнадцать, она часто впадала в депрессию, — начал рассказывать Абуладзе. — Устраивала отцу и матери скандалы. Заявила, что взрослые все врут, все скрывают. Что ведут скучную, тоскливую жизнь, только прикрывают ее красивыми словами. Думают только о деньгах, о богатстве… Ну, много чего говорила. А немного позже она заявила, что не хочет жить. Игорь и Лидия встревожились. Водили дочь к психологу, даже к психиатру… в церковь ходили… Ничего не помогало. Даже хуже стало. Она связалась с компанией очень странных молодых людей. Они называли себя готами.

— Вот как… — медленно произнес Гуров. — Кто такие готы, я знаю. Это и впрямь нехорошее знакомство.

— Да, так и есть. Она стала пропускать уроки в гимназии, иногда приходить после полуночи. А потом вообще не пришла ночевать. Родители обратились в полицию. Там выяснили, что Ксения участвовала в какой-то черной мессе. И что группа, с которой она связалась, практикует человеческие жертвоприношения. Игорь был просто в ужасе. Он решил спасти дочь любой ценой. Бросил все дела и занимался только ей.

— И какой же путь он выбрал, интересно? — спросил Гуров.

— Тот, который был ему ближе всего, — горные лыжи. Он запомнил, что им с Лидией говорила психолог — что у их дочери слишком сильный, неженский характер. Поэтому обычная жизнь со стандартным набором трудностей и удовольствий ей кажется пресной. А спуск, тем более с крутых, опасных трасс, — это достаточно сложное испытание. Адреналина тут хватает. И он решил попробовать. Увез дочь в Альпы, в Больцано, потом в Давос, и стал учить кататься. Как он мне рассказывал, получилось не сразу. Вначале Ксения не хотела. Потом желание появилось, но у нее не получалось, и она злилась.

— А что тут должно особенно получаться? — искренне удивился Гуров. — Я вот всего три дня назад впервые встал на горные лыжи — и ничего, успешно спустился.

— Так вы, наверно, по новичковой трассе спускались? — спросил Абуладзе.

— Ну да, а по какой еще?

— А Ксения захотела сразу ехать только по самой сложной. Уперлась, заявила отцу: или там же, где ты, или нигде. Пришлось ему уступить. Он мне говорил, что ужасно боялся сразу двух вещей: или что Ксения расшибется и все себе переломает, или что разочаруется, бросит все попытки и вернется к своим готам и их черным мессам.

— И что — не расшиблась? И не бросила?

— Представьте себе, нет. Все как-то обошлось. Ксения спустилась раз, другой… Увлеклась, старалась увеличить скорость. Начала интересоваться у отца, есть ли более сложные трассы, захотела поехать туда. Потом услышала про спуск со скал — ну, вы, наверно, видели эти кадры. Вот это чистый экстрим! Фактически люди прыгают на лыжах в пропасть. Ксения и этим позанималась. И в результате в течение года стала совсем другим человеком. Бросила своих готов, выбралась из депрессии, поступила в институт. Только не в юридический, куда ее хотела устроить мать, а совершенно неожиданно в историко-архивный, на отделение дизайна. Заявила родителям, что хочет стать дизайнером. Причем не обычным, который убранство квартир проектирует, а парковым. У нее появились новые друзья, подруги… В общем, как я уже говорил, она стала другим человеком. С сильным, самостоятельным характером.

— Как я понял из вашего рассказа, отец принял гораздо большее участие в судьбе Ксении, чем мать, — сказал Гуров. — Можно предположить, что и контакт у нее был прежде всего с отцом.

— Да, Игорь и Ксения хорошо понимали друг друга, — подтвердил ресторатор. — Понимали — и любили. Ксения очень тяжело переживает смерть отца. Ей очень плохо…

— А еще из нашей беседы с Лидией Евгеньевной в пансионате у меня сложилось впечатление, что она не слишком огорчена смертью мужа, — продолжал Гуров. — Или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь, — отвечал Абуладзе. — Надо признаться: в последние годы отношения между Игорем и его женой были не слишком теплыми. Впрочем, я вам это уже говорил.

— Можно узнать, почему так случилось?

— Ну, опять же я об этом упоминал, — пожал плечами Абуладзе. — Во-первых, у Лидии возникли обычные женские проблемы, связанные с возрастом. Близости между ними уже быть не могло. А потом… наверное, они просто устали друг от друга.

Однако у Гурова сложилось четкое впечатление, что лучший друг погибшего бизнесмена в этом вопросе был не совсем откровенен.

За разговором они — уже пешком, а не на подъемнике — преодолели путь в обратном направлении и вновь оказались возле пансионата «Вершина».

— Значит, вы хотите побеседовать с родственниками и друзьями Игоря? — спросил ресторатор.

— Да, с каждым, — подтвердил Гуров.

— И с кого хотите начать?

— Пожалуй, с дочери. Если она может разговаривать.

— Да, Ксюша вполне может. Я ведь с ней тоже советовался, прежде чем пойти к вам. И она полностью одобрила эту идею… в отличие от Лидии.

— Вот и пойдемте к ней, — предложил Гуров.

Они вошли в здание и поднялись на второй этаж. Пансионат выглядел вымершим, по дороге им никто не встретился. Абуладзе провел Гурова в конец коридора и постучал в дверь.

— Кто там? — послышался в ответ девичий голос, в котором слышались боль и раздражение.

— Это я, Олег, — отвечал Абуладзе. — Я привел гостя.

— Хорошо, входите, — ответили из-за двери.

Ресторатор толкнул дверь, и они вошли в комнату.

Как понял Гуров, комнаты в «Вершине» были обставлены с претензией на роскошь. Дорогая мебель, пушистый ковер на полу, на одной из стен — выполненная маслом картина с видом Чегета. Причем нарисовано это было не тем зализанным стилем, каким рисуют художники, торгующие своими изделиями на Арбате, — это была настоящая живопись, у художника имелась собственная манера.