Левая Рука Бога - Пол Хофман

— А как быть с теми, кто жаждет разделаться со мной, но к официальной власти не имеет отношения? — спросил он тогда Випона.

— Это твоя забота, — ответил Випон. — Но если тебе удастся сблизиться с мальчиком, выведать нечто полезное и уберечь его от неприятностей, кое-что для тебя у меня, может быть, и найдется.

— Это не слишком надежно, мой Лорд, — осмелился возразить ИдрисПукке.

— Для человека в твоем положении, иными словами, для человека, не имеющего никакого положения, и это, полагаю, весьма щедрое обещание, — ответил Випон и жестом велел ИдрисуПукке удалиться, бросив ему вслед: — Если тебе пообещают что-нибудь получше, советую сразу же согласиться.

Помолчав еще час, Кейл спросил:

— Что мы собираемся делать в том месте, куда мы едем?

— Держаться подальше от неприятностей. А еще тебе придется там кое-чему поучиться.

— Например?

— Потерпи, пока окажемся на месте.

— Ты знаешь, что за нами следят? — спросил Кейл.

— Тот уродливый верзила в зеленой куртке?

— Да, — разочарованно подтвердил Кейл.

— Слишком откровенно, тебе не кажется?

Кейл, обернувшись, посмотрел на верзилу так, словно откровенность поведения их преследователя была очевидна и ему.

ИдрисПукке рассмеялся:

— Кто бы за этим ни стоял, он рассчитывает, что мы поймаем этого парня и оставим его в какой-нибудь придорожной канаве. Настоящий хвост — ярдах в двухстах позади.

— И как он выглядит?

— Они. И это твой первый урок. Посмотрим, сумеешь ли ты их вычислить, прежде чем я с ними справлюсь.

— Ты хочешь сказать — убьешь?

ИдрисПукке посмотрел на Кейла:

— Какой ты кровожадный маленький головорез. Випон ясно дал понять, что мы должны стать невидимыми, и я не собираюсь оставлять позади себя след из мертвых тел.

— А что ты собираешься делать?

— Смотри и учись, сынок.

Через каждые пять миль на всех дорогах, ведущих в Мемфис, стояли небольшие караульные посты, в которых дежурило не более полудюжины солдат. У одного из таких постов ИдрисПукке неожиданно вступил в пререкания с капралом — к немалому удивлению Кейла.

— Ради бога, человече, это ведь дорожный патент, подписанный самим Канцлером Випоном.

Капрал словно бы оправдывался, но был тверд:

— Простите, сэр. Ваш патент выглядит вполне официально, но я никогда прежде такого не видел. Обычно подобные бумаги подписывает главнокомандующий. Я знаю, как выглядят такие документы, и знаю подпись главнокомандующего. Постарайтесь встать на мое место. Нет уж, лучше я пошлю за лейтенантом Уэбстером.

— И сколько это будет тянуться? — спросил озлобленный ИдрисПукке.

— Вероятно, до завтра.

ИдрисПукке в изнеможении застонал и отошел к окну. Минуту спустя он сделал знак Кейлу приблизиться.

— Подожди снаружи, — шепотом велел он ему.

— Но мне ведь, кажется, велено наблюдать и учиться?

— Не спорь, черт тебя дери, просто делай, что я говорю. Выйди через заднюю дверь и сделай так, чтобы тебя здесь не видели.

Улыбнувшись, Кейл выполнил распоряжение. Позади караулки на невысокой стене сидели четверо солдат. Они курили и, судя по всему, отчаянно скучали. Спустя минут пять появился ИдрисПукке. Кивком предложив Кейлу следовать за ним, он повел лошадей по задней аллее в сторону от главной дороги.

— Ну? — спросил Кейл. — Что происходит?

— Он их арестует и дня два продержит в камере.

— Как тебе удалось его переубедить?

— А ты как думаешь?

— Я не знаю, потому и спрашиваю.

— Я его подкупил. Пятнадцать долларов ему и по пятерке каждому из его людей.

Кейл был искренне потрясен. Какими бы порочными, жестокими и ограниченными ни были Искупители, мысль о том, что можно пренебречь долгом за деньги, была для них исключена.

— Но ведь у нас есть дорожный патент, — сказал он с негодованием. — Почему мы должны им платить?

— Нечего лезть из-за этого на рожон, — раздраженно сказал ИдрисПукке. — Смотри на это как на часть своего образования. Просто прими к сведению как факт, расширяющий твои представления о том, каковы люди на самом деле. Не воображай, — сердито продолжил он, — будто только потому, что Искупители обращались с тобой, как с собакой, ты знаешь все о том, какое гнилое и продажное скопище ублюдков представляет собой человечество.

На этой гневной ноте ИдрисПукке закончил свою речь и пришпорил коня, не произнеся до конца дня больше ни слова.

Наверное, кого-то удивит, что ИдрисПукке — притом что он привык к гораздо худшим человеческим проявлениям — так разозлился из-за того, что его выпотрошил циничный пехотный капрал. Но скажите, многим ли из нас, чтобы сорваться, требуется действительно большое несчастье, если мы пребываем в дурном расположении духа? Потерянного ключа, попавшего под ногу острого камня, спора по какому-нибудь ничтожному поводу бывает достаточно, чтобы довести до белого каления даже вполне уравновешенного человека, когда он находится в соответствующем настроении. Каким бы ограниченным ни было Кейлово понимание человеческой натуры (исключая, конечно, натуру жестоких фанатиков), ему хватило ума оставить ИдрисаПукке в покое, пока тот не придет в себя.

Как бы то ни было, ИдрисПукке догадался, кто послал слежку за ними, и его гнев и страх были вполне оправданны: он прекрасно понимал, что Китти Заяц не позволил бы, чтобы его шпионов так легко раскололи. Те двое, которых ИдрисПукке вычислил и которые сидели теперь под замком, явно были приманкой, их послали специально, чтобы они были пойманы. А тем временем, пока Кейл и ИдрисПукке возвращались на главную дорогу и потом, на следующий день, сворачивали к Белому Лесу, за ними следили две другие пары глаз, но уж эти маскировались куда более хитроумно.

Солнце ярко светило, и воздух был чистым, как родниковая вода, когда они начали подъем в гору. Вчерашнее дурное настроение ИдрисаПукке развеялось, он снова стал бодр духом и без умолку болтал, рассказывая Кейлу о своей жизни, своих приключениях и своих взглядах, коих у него было в избытке. Вы можете подумать, что Кейла, способного на злую ярость и устрашающее насилие, раздражало то, что его спутник мнил себя наставником, а его — учеником, но следует помнить, что Кейл, несмотря на все свои железные качества, был еще очень молодым человеком, а обширность и специфический характер жизненного опыта ИдрисаПукке, его взлеты и падения, его любови и ненависти, могли захватить даже самого пресыщенного слушателя. Не в последнюю очередь Кейла подкупали умение ИдрисаПукке иронизировать над собой и готовность винить себя самого за большую часть провалов, случавшихся из-за отклонений от добродетели. Взрослый, смеющийся над собой, — для Кейла это было нечто не просто незнакомое, а почти немыслимое. Смех у Искупителей вообще считался грехом — кознями самого дьявола.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});