Демон Монсегюра - Ольга Крючкова

Проснулся Огюст ближе к вечеру, самочувствие было, мягко говоря, неважное.

– Гийом, сделай одолжение, приготовь что-нибудь поесть!

– Я уже приготовил вашей милости жареную рыбу с тмином. Сейчас подам на стол.

Шевалье с трудом встал с кровати, умылся, привёл себя в надлежащий вид и сел за стол. На новой кровати спалось хорошо, если бы не последствия бурной ночи, отдававшиеся в голове безумной пульсирующей болью, было бы просто волшебно. За новым столом удобно и приятно трапезничалось. Шевалье принялся за рыбу, немного поковырял её кинжалом, придя к выводу, что, в общем-то, он не так и голоден. Во время еды шевалье постоянно посматривал на браслет. В голове опять поднялся беспорядочный рой мыслей. Душу раздирали сомнения и противоречия. Попытавшись от них отмахнуться, он и налёг на рыбу.

Шкура на дверном проёме откинулась, вошёл Монпелье.

– Приятного аппетита, шевалье! Вы, в курсе последних новостей?

– Каких именно, виконт? Не желаете ли разделить со мной трапезу? – предложил де Кавальон.

– Благодарю вас, шевалье, но я только что откушал жареной куропатки. Всё понятно, вы не знаете ничего. Пока вы мирно почивали – утекло столько воды! Все вернулись из Беннахи не раньше полудня, изнурённые бурной ночью. Ну, это понятно, девушки и иарнгуал сделали своё дело. Самое интересное, что наш сиятельный Антуан де Безье потерял голову от своей золотоволосой «пышки» и собрался жениться. Шевалье де Брисак и граф де Мюррей отхватили себе сестёр-двойняшек и приехали, пьяные и счастливые, позже всех. Остальные тоже не отставали, а многие и вовсе не вернулись!

– Да, виконт, двойняшек я видел ещё вчера. Подумал, сначала, что в глазах двоится от этого шотландского напитка. Господи, как голова болит! – Кавальон отодвинул блюдо с рыбой, подперев голову рукой.

– Интересный браслет, шевалье, не припоминаю его у вас ранее, – полюбопытствовал Монпелье.

– Подарок, – кратко пояснил Огюст. – Виконт, умоляю, не надо столько вопросов! Честное слово, мне худо, я сейчас упаду прямо на стол.

– Извините, шевалье, но барон де Тревэль, к примеру, ещё в более плачевном состоянии, чем вы. Граф де Сен-Этьен вообще с кровати встать не может, и оруженосец Жак, прикладывает ему к голове мокрое полотенце и отпаивает морсом. Шевалье де Монсюлон не смог спешиться с коня, а упал прямо на руки своему оруженосцу. Так и тащил, бедняга своего господина до острова. Барон де Сен-Женье совсем ума лишился, машет кинжалом и требует чашу жертвенной крови…

– Да, дорогой виконт, куда уж хуже, – вяло согласился Кавальон и принялся через силу доедать рыбу. – Знаете ли, скоро из рыцарей-тамплиеров мы превратимся в кельтов-язычников с рыжеволосыми жёнами и кучей детей… Всё, нет больше прецептории ордена в Килмартин, есть клан-община. Назовите, как хотите, но только не рыцарский орден! Представьте рыцарей, одетых в килт. Живописное зрелище! Особенно, если по истинно шотландскому обычаю, не надевать штанов. А каково? Граф де Безье или виконт Каркасонский в килтах! Видел бы нас магистр де Молэ. Он со стыда бы умер. Община язычников!..

– Но, шевалье, вы же понимаете, рано или поздно килт всё равно придётся носить, иначе нас арестуют в угоду Филиппу Красивому. А так мы – кельты, и к французским тамплиерам не имеем никакого отношения, – попытался деликатно возразить Монпелье. – Собственно, чем плохо быть кельтом? Они живут полнокровной жизнью, не стесняются своих естественных желаний.

Шевалье де Кавальон, на все его доводы только махнул рукой.

После ухода Монпелье, мелькнула мысль: «Вот женюсь на Федельм, и буду каждую ночь утопать в её объятиях и предаваться страстному безумию…»

К вечеру, когда головная боль, наконец, отступила, Огюст попытался собраться с мыслями: «Отчего мне снова привиделся прадед? Хотел поделиться со мной тайной ордена?.. Неужели часть казны была некогда забыта в пещере Пиренеев?.. Странно… Хотя сейчас деньги были бы весьма кстати… А Бафомет? Опять я видел его огненно-красные глаза…»

Неожиданно Огюст ощутил непреодолимое желание извлечь ритуальную чащу из походного мешка, который он хранил в плетёной корзине под кроватью. Дождавшись, когда оруженосец выйдет из дома, он достал мешок из корзины, развязал кожаные ремешки, и, обхватив чашу руками, ещё долгое время не решался взглянуть на неё.

Опять его захлестнули размышления: как статуэтка Бафомета и ритуальная чаша могут быть связаны между собой? Ведь чаша ещё со времён Гуго де Пейном тоже называлась Бафометом. Неужели первый магистр ордена имел какое-то отношение к статуэтке? Владел ею? А уж потом она попала в руки Клермона де Бланшефора…

Шевалье не находил ответов на многочисленные вопросы. Но он знал одно: ему хотелось испить красного вина из ритуальной чаши… Причём с кровью…

* * *

Шевалье де Кавальон уже две недели не видел Федельм и совершенно извёлся. Она снилась ему обнаженной, лёжащей на волчьей шкуре. Наконец, он решил прекратить внутреннюю борьбу и отправился в Беннахи.

Знакомые холмы быстро привели к нужному месту. Да, но Кавальон не зная, где, именно, находится дом Федельм, направился к Кеймсу. Его встретила Этильтрида, хлопоча у очага. Он сразу же перешёл к делу и сказал на скудном гаэльском:

– Я ищу Федельм.

Этильтрида выпрямилась, как струна, пристально посмотрев на Кавальона:

– Знаете ли вы, что Федельм – дочь нашего главы, лорда Каэльта Мак Кумала?.. Найдёте её в замке Крэг Фадриг.

Огюст понял речь женщины: неужели Федельм живёт в том самом сказочном замке на вершине горы? Он был полон решимости её увидеть, даже если бы пришлось взять замок штурмом.

Огюст сел на лошадь и направился в сторону замка. Дорога петляла по отрогам Гримпиан, пытаясь запутать и сбить его с пути, но шевалье упрямо продвигался к цели. Наконец показался замок. Вскоре Кавальон достиг рва, проехал подъёмный мост и остановился перед воротами.

Вблизи замок казался ещё выше. Он состоял из трёх огромных башен. Самая высокая башня-донжон* – в центре, две башни-турели[59], увенчанные машикулями, пониже, – по бокам. Окна располагались столь высоко, что из них, вероятно, обитатели замка могли наблюдать лишь за полётом птиц. Кавальон рассмотрел старую древнюю кладку камней внизу, выше – относительно свежую, светлую. «Видимо, старому замку лет триста, а то и больше. Наверно, он был разрушен в постоянных межклановых войнах, затем заново отстроен», – подумал Огюст.

Из надвратной башни высунулась огромная рыжая говорящая грива:

– По какому делу?

– Я хотел бы видеть госпожу Федельм, – вежливо на ломаном гаэльском объяснил шевалье.

Грива кивнула и исчезла, ворота открылись. Шевалье въехал во внутренний двор замка. По двору важно ходила огромная свинья, привязанные лошади, накрытые попонами, стояли под навесом и жевали сено. Шевалье спешился, гилли[60] взял лошадь под уздцы и отвёл к коновязи. Огюста провели в башню-донжон, где всё тонуло в полутьме даже ясным днём, горели лишь несколько факелов, освещая лестницу. Слуга поднимался всё выше и выше, шевалье следовал за ним, наконец, они прошли по узкому коридору и оказались перед тяжёлой дубовой дверью.