Скопин-Шуйский - Наталья Петрова

Во всем этом Михаилу Скопину еще предстояло убедиться, ведь не только для совета вызывал его царь. Именно ему Василий Шуйский решил поручить вести переговоры со шведами о найме войска, ему же поручалось и командование этой армией.

Чтобы выполнить царское поручение, Скопину предстояло из осажденной Москвы отправиться в Новгород. Почему именно в Новгород? Дело в том, что, по сложившейся традиции, все переговоры со Швецией велись не в Москве, а в Новгороде. Новгородские воеводы от имени великого князя и царя заключали договоры со шведами и даже скрепляли те договоры специально изготовленной в 1565 году для этих целей печатью[335].

Вот поэтому в августе 1608 года Михаил Скопин, попрощавшись с женой и матерью и получив благословение патриарха, отправился в трудное и опасное путешествие. Царь, как покажут дальнейшие события, всю организацию этого сложного предприятия полностью возложил на плечи молодого воеводы. Даже грамоты с государевой печатью, которая удостоверяла бы его право вести переговоры, Скопин с собой не вез: ему предстояло действовать на свой страх и риск. И здесь хитрый и лукавый нрав царя проявился в полную силу: если дело удастся — честь и хвала молодому воеводе, ну а нет — не обессудьте.

Глава шестая

НОВГОРОДСКИЙ НАМЕСТНИК И ВОЕВОДА

Рысь пестра извону, а человеци лукави изнутри.

Древнерусский афоризм

Переговоры

Когда земля, устав от июльского зноя, отдыхала в тихом тепле начавшегося августа, уже возвещавшего зябкими утренниками о приближении осени, царский воевода Михаил Скопин покинул Москву. Путь его лежал на север, в Великий Новгород, куда он получил назначение быть воеводой «для ратного дела» и откуда должен был вести переговоры со шведами: «Того лета послал царь Василей в Новгород боярина князя Михаила Васильевича Шуйского, а с ним дворян для немецких людей, чтоб, их наняв, притить с ними к Москве»[336].

Вместе с назначением Скопин был также пожалован титулом новгородского наместника. Наместнический титул был почетен; в то время его присваивали лишь боярам, а новгородское наместничество стояло вторым по значимости в списке наместников.

Какие же права получал князь и боярин Скопин вместе с этим титулом? Прежде всего, право вести переписку с иностранными государствами. Для новгородского наместника таковыми в первую очередь были Швеция и Польша[337].

Молодой воевода выглядел немного грустным: перед глазами стояло заплаканное лицо молодой жены, которая никак не хотела отпускать его, опасаясь дальней дороги и предчувствуя долгую разлуку. Алена Петровна утешала плачущую Александру, вспоминала частые отлучки отца Михаила в военные походы и его наместничество в том же Новгороде: что ж, таков удел жен всех служилых людей — от рядовых стрельцов до воевод, — уметь ждать своих мужей.

Впрочем, грустил Михаил не долго. «Не век же мне сидеть подле жены», — уже мысленно заглядывая в Новгород, думал воевода. Дело ему царь поручил чрезвычайно важное и сложное: нужно было и со шведами договориться, и деньги для найма людей найти, и свое ополчение по городам созвать, и Новгородом управлять. Алена Петровна, не любившая Шуйских, а в особенности царя Василия и брата его Дмитрия, советовала Михаилу быть осторожнее: не нравилось ей это поручение — не иначе задумал что старый лис. «Почему он не послал в Новгород своего брата Дмитрия или Ивана? Почему не дал с собой Михаилу никаких грамот?» — говорила она. Конечно, времена опасные, по дороге их перехватить могут, тут грамоты только повредят Михаилу. Но если грамот нет, то вся ответственность ложится на Михаила, не отопрется ли потом царь Василий в случае чего от своих слов?

Сам Михаил об осторожности думал мало, больше горел будущим делом и гордился поручением, которое позволяло ему отличиться: ведь не каждому в его годы предстояло стать и дипломатом, и администратором, и хозяйственником, и полководцем одновременно. О таком деле можно было только мечтать, — не один воевода позавидовал бы ему, узнав, за чем Скопин направлялся на север. Если ему удастся договориться со шведами и набрать наемников, да своих разбежавшихся служилых людей по городам собрать, — там можно будет и походом на Тушино идти, и выполнить то, что пока не удалось никому, — пленить самозванца.

Самые честолюбивые мысли одна за другой рождались в голове молодого воеводы, порой рисовались ему и такие картины: будто он на белом аргамаке, под звон колоколов всей Москвы въезжает впереди войска в стольный град, где народ встречает его хлебом-солью и величает «спасителем Отечества». Сам царь со слезами на глазах благодарит его, а патриарх служит в Успенском соборе благодарственный молебен. Вот он уже стоит посреди храма, рядом Александра Васильевна в нарядной шубе и кокошнике, улыбается радостно, а мать Алена Петровна кладет поклон за поклоном, благодарит Бога за избавление столицы от самозванца и возвращение живым и невредимым сына Михаила. Что и говорить, в чьей голове не зародились бы подобные мысли, особенно если носителю той головы всего 20 лет от роду?.. Перед отъездом все семейство Скопиных отстояло молебен, Михаил взял благословение патриарха Гермогена, по его совету приложился к чудотворному списку Казанской иконы Божией Матери.

А между тем отряды самозванца уже промышляли под Ростовом и Суздалем. Нечего было и думать проехать в Новгород по Тверской или Смоленской дорогам, блокированным войсками самозванца, как и дороги на Калугу и Тулу. Пришлось ехать кружным путем, по Стромынской дороге. Еще раньше, в июне, по ней отправились из Москвы приказной человек Евстратий Стефанов и переводчик Григорий Крапольский из Посольского приказа с царскими посланиями «на собрания воинского чина» людей, способных отогнать тушинского «царика» от столицы. Грамоты предназначались жителям Переславля-Залесского, Ростова, Ярославля, Костромы и Галича. Выехав из Москвы по Стромынке, они двигались «окольными дорогами — Владимирской на Киржацкий Ям, к Александровой слободе» и затем пешком в Переславль-Залесский[338].

Этим же путем решил ехать и Михаил Васильевич со своим немногочисленным отрядом: «Царь же Василей, видя то, что многие ратные люди с Москвы разъехались по домам и помочи ждать не от ково и посла племянника своего, князя Михаила Васильевича Шуйсково Скопина в Великий Новгород, а с ним отпустил немногих людей на помочь»[339]. А многих и взять было неоткуда — еще после Ходынки ратные люди начали разъезжаться по домам, провоевав с тушинцами все лето 1608 года: «Помалу же войско царево нача оскудевати и разыдошася кождо восвояси»[340].

Отряд, выехавший с воеводой Скопиным, насчитывал всего 200 конных и 200 пеших, набранных в костромской волости. Вооружены ратники были плохо: луки со стрелами, рогатины, редко у кого самопалы и сабли. Пехота выглядела и того хуже — «крестьяне оборванные, в лаптях, даже не имели жалкого топора, кроме палок с гвоздем на конце». Таким увидел воинов Скопина поляк С. Немоевский, возвращавшийся той же дорогой на родину. Встретились они 11 (21) августа в Переславле, откуда Скопин, по словам Немоевского, направлялся «к Новгороду Великому, защищать его от воров»[341]. Видимо, слухи об истинной цели поездки Скопина в Новгород до поляков еще не дошли, иначе живо интересующийся всем происходящим в России Немоевский знал бы о ней. Вооружение и внешний вид отряда, приданного Скопину, красноречиво свидетельствовали о плачевном состоянии войска Василия Шуйского в тот момент.

Вместе со Скопиным ехал опытный дипломат, дворцовый дьяк Сыдавной Васильев, с которым Скопин был знаком еще с Ходынского сражения: царь поручил дьяку вести переговоры со шведами. Сопровождал Скопина также его шурин — Семен Васильевич Головин. В то время стольник и воевода, он был старшим из двух сыновей боярина Василия Петровича Головина от брака с Ульяной Сабуровой. По всему видно, между ним и Скопиным сложились доверительные и дружеские отношения, что особенно проявится в заботе Скопина о своем шурине в Новгороде. Остальных воевод — из тех, на кого можно было положиться, — выбирал уже шурин Михаила: дворян Корнилу Чеглокова, Семена Коробьина, Якова Дашкова и других[342]. Семену Головину также предстояло из Новгорода ехать в Швецию для переговоров о найме людей в войско.

Первым воеводой в Новгороде был престарелый боярин Андрей Петрович Куракин, отправленный на воеводство еще при царе Федоре Ивановиче, вторым воеводой — присланный Василием Шуйским в ноябре 1606 года Михаил Игнатьевич Татищев. Дьяками при них состояли Ефим Телепнев и Иван Тимофеев[343].