Идущие за кровью - Дмитрий Леонтьев

Она смотрела на меня со странным выражением. Я мысленно обозвал себя идиотом, вспомнив заклинавшего меня не распускать язык Петрова. Но обругав себя, я упрямо наклонил голову и добавил:

— Не хочу. Я знаю прекрасных людей, которые были коммунистами, и знал отъявленных мерзавцев, называвших себя демократами. И наоборот — подлецов-коммунистов и вполне приличных демократов.

— Я о другом думаю, — призналась она. — Не о политике, а о вашем максимализме. Вы идеалист. Вам будет очень трудно жить. Потому что вы наивный и честный идеалист.

— Нет, не наивный, — сказал я. — Обычно я никому не рассказываю о том, что творится в душе. Слишком устал от того, что «в раскрытую душу легче плюнуть». Это на меня сейчас затмение нашло. Засмотрелся на вас, и все тормоза сорвало. От вас исходит какое-то совершенно неправдоподобное сияние. Честное слово. Словно пьянеешь. Замечали, что пьяный особенно неприятен не тем, что у него заплетается язык, а тем, что он стремится вылить на собеседника свою душу? А это долго, нудно и никому не нужно… Извините меня.

— А мне, признаться, интересно, — к моему удивлению, сказала она. — Скажите, а в жизни такие принципы и идеализм мешают или помогают?

Я задумался и пожал плечами:

— Мешают, наверное. Был у меня друг, ещё со школьной скамьи. После армии судьба нас развела в разные стороны. Я пошел в милицию, а он подался в «криминальные структуры». Лично мне это не мешало. Наверное, я плохой гражданин и плохой милиционер. Согласно принятым ныне «нормам» жизни, я должен был бы хватать его за шиворот и тащить на скамью подсудимых. Но я всегда очень не любил Павлика Морозова и помнил совет Стругацких: «Если во имя идеала человеку приходится делать подлости, то цена этому идеалу — дерьмо!» Я думал, что он сможет найти в себе силы измениться и бороться с трудностями, как подобает мужчине, а не пытаться урвать все сразу, вопреки личной чести. А потом я узнал, что он прикрывается мной, попросту используя меня и втихаря презирая меня только за то, что я — «мент». Я очень долго не верил… потому что не хотел верить. Вот это и есть «мешающий жить идеализм». «Друг — это свято»… Потом, в одной по-настоящему серьёзной передряге он предал меня и сбежал. А я остался, дожидаясь его и не веря в то, что он сбежал, а не попал в беду. Принимал все оплеухи и ждал его… А потом узнал, что он не придёт… Так что, наверное, мешает… За идеализм приходится слишком дорого платить. Это очень дорогая роскошь.

— Могу поспорить, что жены у вас тоже нет, — серьёзно сказала она.

Я насупился и угрюмо заявил:

— Зато теперь я битый и учёный. Немного терпения, и я «исправлюсь»… У меня такое ощущение, что я болтаю со всем не по делу… Сколько времени?

— Третий час ночи…

— Третий час?! — ужаснулся я. — Простите меня, я… что-то со мной не то… Я займу у вас ещё буквально пять—десять минут, не больше… При реконструкции дома, в котором жил ваш предок, была найдена старинная книга довольно необычного содержания. Так уж получилось, что книга стала передаваться из рук в руки, и люди, к которым она попадала — гибли, не доживая даже до следующего утра. Два человека уже мертвы, а жизнь третьего находится в опасности. Кому-то очень нужна эта книга, и он идёт по её следу. Мне нужно успеть получить её раньше, чтобы избежать ещё больших неприятностей.

Я заметил, как она вздрогнула и, быстро поднявшись с дивана, отошла к окну. Я замолчал, несколько обеспокоенный её реакцией на мои слова.

— Скажите, как их… как они погибли? — не оборачиваясь, спросила она. — Разорванное горло или потеря крови от ран?

— Нет. Одного закололи, а второму свернули шею… А почему вы предложили такой странный способ убийства?

Она уже взяла себя в руки и, когда повернулась ко мне, лицо её ничего не выражало.

— Старая легенда, — сказала она. — Я сказала вам правду: я почти ничего не знаю о своём прадеде. Да и откуда я могу что-то знать? Семейных архивов у нас не сохранилось. А в те времена родство с подобными «социальными слоями» предпочитали держать в тайне. Старались даже не вспоминать. Вот и забыли… Но, волей-неволей, кое-что всё же дошло и до наших дней… В те времена вокруг моих предков тоже умирали люди… Умирали странной и страшной смертью — их находили с растерзанным горлом… Поэтому, когда вы сказали мне о погибших, я вспомнила об этом странном проклятье… Сказка, конечно… Вы верите в проклятья?

— В мире столько странного и необычного, что трудно утверждать что-либо категорично, — уклончиво ответил я. — Ирина Сергеевна, какие слухи до вас ещё доходили? Что-нибудь, связанное с кладами? С заклятьями, наложенными на эти клады?

— С каких это пор милицию стала интересовать мистика? — испытующе посмотрела она на меня. — Неужели вы хотите сказать, что всерьёз верите во все эти глупости?

— Бывают такие дела, расследуя которые волей-неволей поверишь в какие-то мистические отклонения. На территории нашего отделения есть два дома. В одном из них постоянно происходят убийства, в другом — кражи. Убийства, как правило, происходят осенью и зимой, а самоубийства — весной. Как сентябрь начинается — ждём сообщений о трупах. Возле этих домов начальство даже маршрут патрульно-постовой службы определило. Не помогает. А ведь это не притон, не «бомжатник»… Обычные дома. А есть дом, в котором вообще ничего криминального не происходит. Девятиэтажный, квартир много — должно же хоть что-то происходить… За последние шесть лет — ни одной примитивной драки… Что хочешь, то и думай… Ирина Сергеевна, я понимаю, что все это дико и нереально, но, может быть, вы всё же вспомните ещё что-нибудь, связанное с вашим прадедушкой?

— Вы с моими сестрами уже разговаривали? — спросила она.

— К ним поехал мой напарник. А я — к вам.

— Напарник?… Знаете, что… Позвоните в отдел и спросите, вернулся ли он.

— Зачем? — удивился я.

— Ну… Я хотела позвонить сестрам, но у них довольно тяжелый характер, и если он уже уехал от них и они легли спать, а я разбужу их своим звонком, то рискую напроситься на очень нудный и неприятный выговор… Я хотела уточнить у них относительно прадеда… Вы позвоните в отдел и спросите…

— У них о вашем предке сам Петров спросит, — сказал я. — За этим он к ним и поехал… Или, думаете, они ему не скажут то, что сказали бы вам?

— Да, именно так, — мне показалось, что она обрадовалась подсказке.

Я пожал плечами и набрал номер телефона дежурного по отделу.

— Петров вернулся?

— Нет, — ответил дежурный сонным голосом. — Даже не звонил… О! О звонках! Ему звонили. Он просил дежурного по главку сообщать ему информацию о необычных погромах и убийствах. Так один такой погром есть… Ты сегодня Петрова увидишь?

— Да. Рассказывай, я ему все передам.

— В районе Рыбацкого, на берегу Невы, есть коттеджи… Знаешь, какие сейчас себе «новые русские» строят? В три этажа? Так вот, разнесли все три. В смысле — перевернули и разгромили все, что можно. Кажется, пропал хозяин особняка.

— Что значит — «кажется»?

— Что-то странное у них там творится. Жена бизнесмена и охранник, находившийся в специальной комнате на первом этаже, клянутся, что спали и ничего не слышали, а самого хозяина и его машины нет… Вроде, ничего не пропало, но точно сказать об этом сейчас сложно — слишком велик разгром. Во всяком случае, его жена утверждает, что деньги и золото на месте. Может быть, всё это произошло не без её участия. Ребята из местного отдела сейчас это проверяют. Слишком сомнительно, чтоб все это произошло бесшумно…

— Машина, принадлежавшая бизнесмену, — тёмно-синий «мерседес»?

— Сейчас посмотрю. У меня это где-то было записано… Да, «мерседес», тёмно-синего цвета. Номерной знак…

— Не надо номеров, — перебил я. — Дай адрес этого особняка и отдела, который занимается расследованием.

Дежурный продиктовал адрес, и я повесил трубку.

— Что-нибудь случилось? — спросила девушка, прислушивавшаяся к нашему разговору.

— Намечается ещё один труп, — вздохнул я. — Третий.

— Ваш напарник? — испугалась она.

— Нет. Посторонний человек. Скорее всего это он купил книгу вашего прадеда в антикварном магазине… А мой напарник ещё не подъезжал в отдел.

— Я позвоню сестрам, — сказала она и, подхватив телефон, пошла с ним в соседнюю комнату. — Подождите меня здесь, пожалуйста.

— Если он ещё не уехал, попросите его к телефону! — крикнул я ей вслед. — Мне необходимо поговорить с ним…

Оставшись один, я наконец смог как следует оглядеться. Безусловно, у хозяйки квартиры был хороший вкус. К своему удовольствию, не заметил я и излишней аккуратности, доходящей порой у некоторых женщин до маниакальности. Вещи в квартире были добротные, изящные, но явно не из магазинов итальянской мебели и турецких тканей. Так что моя идея о «богатом спонсоре» «проверку сомнением» не выдержала. Правда, и о том, что мужчины вообще никогда не переступали порог этой квартиры, я тоже не мог сказать. На серванте стояли два подсвечника с огарками свечей, а на подоконнике я заметил фарфоровую пепельницу. Сама девушка не курила, да и люди, в одиночестве жгущие свечи, мне встречались не часто. Но то, что мужчины никогда не жили здесь постоянно, это я видел совершенно отчетливо. Я посмотрел на книжные стеллажи: исторические и любовные романы, классика и популярные детективы… Заметив подборку книг на нижней полке, я невольно нахмурился. О чем писали Папюс, Платон, Кейси, Алеф Зор и другие авторы, работающие в этом направлении, я уже знал. Я оглянулся на дверь в соседнюю комнату. О чем там говорили, разобрать было невозможно, но разговор шел явно на повышенных тонах.