Пролог - Николай Яковлевич Олейник

да ранний... Пойдемте на свежий воздух, там легче. Или вы хотите вернуться?

— Пойдемте.

Предвечерье дышало весной, первой зеленью, пробившейся у самых заборов, на ветвях деревьев, на кустах.

— Вот мы и познакомились, — проговорил Михаил Петрович. — Я про вас много слышал. В героях ходите. Похвально.

— Да, да, в героях, — с иронией ответил Сергей, — в своем хозяйстве дом горит, а у чужого очага греюсь.

— Смотря какой дом и какой очаг. Что до меня, то пусть сгорит этот дом со всеми его хозяевами и хозяйками, царями и царевичами. Очаг же, около которого вы ходите, не такой уж и чужой. Я знаю ваши заслуги и — скажу чистосердечно — горжусь. Горжусь, имея такого земляка. Вы ведь с Украины?

— С Украины. Из Таврических степей. Есть там такое не большое и не малое село Новый Стародуб. Странное название, не правда ли? Новый Старо...

— В топонимике, как и в песнях, народ отражает самые яркие события и впечатления, — сказал Драгоманов. — Есть, к примеру, Веселые Терны. Скажите: где вы видели веселые тернии? А здесь... Что-то ведь таится в этих названиях. Как вы думаете?

— А знаете, во время цветения даже тернии могут казаться веселыми.

— Возможно, возможно, — в раздумье молвил Драгоманов. И вдруг спросил: — И вы считаете себя украинцем?

Кравчинский помедлил.

— Моя мать украинка, отец белорус, язык я знаю, люблю украинские песни. По натуре же я, видимо, запорожский казак, — сказал и рассмеялся.

Вышли на набережную. После зимнего безлюдья она казалась тесной.

— Пойдемте отсюда, — предложил Кравчинский. — Не могу спокойно смотреть на это многолюдие.

— Сейчас везде так. Весна, Сергей. А нервы надо беречь.

— Надо, но как? — И добавил: — Самое лучшее — забраться бы сейчас на островок, к Руссо, но это далековато.

— Лучшее, мне кажется, будет, если мы сейчас отправимся ко мне, — предложил Михаил Петрович. — Познакомлю вас со своей семьей.

Драгоманов проживал в небольшом деревянном особнячке по улице Шмен приве де Фуайе, в рабочем предместье Сешерон. Это было почти на противоположном — от Террасьерки — конце Женевы, добирались туда около часа.

— Хочу похвалиться вам одной своей работой, — сказал хозяин, когда они после скромного, но вкусного обеда перешли в небольшую, заставленную шкафами и полками с книгами комнату — видимо, рабочий кабинет хозяина. — Вот, пожалуйста, — подал Сергею брошюру, — это доклад. Должен прочитать его на международном литературном конгрессе в Париже.

— Созывается такой конгресс?

— И даже довольно скоро, в начале мая. Под руководством Виктора Гюго. Ему я также послал экземпляр. Наша болячка всем припекает.

В прихожей послышались голоса. Хозяин приоткрыл дверь, громко сказал:

— Сергей, входи!..

В комнату вошел среднего роста человек.

— Знакомьтесь, — улыбнулся хозяин. — Слышать друг про друга вы, наверное, слышали, а теперь обменяйтесь рукопожатием. Оба Сергея, а фамилии...

— Подолинский, — отрекомендовался гость. — А вас я знаю, мы встречались в Лувре. Не знакомились правда. Кто-то из наших назвал вас. — Он умолк, с любопытством глядя на Кравчинского, и, заметив в его руках брошюру, добавил: — А знаешь, Михайло, твоим докладом заинтересовался Тургенев. Собирается поддерживать.

Подолинский только что вернулся из Франции, рассказывал разные парижские новости.

— Вполне возможно, что Маркс тоже будет на конгрессе, — закончил он.

— Вам известно, Сергей, — обратился Драгоманов к Кравчинскому, — что ваш тезка лично знаком с Марксом?

— И с Энгельсом, — дополнил Подолинский. — Это ближайший соратник Маркса. Я познакомился с ними лет шесть назад в Лондоне.

— Марксов «Капитал» восхищает меня глубоким знанием законов развития общества, — сказал Сергей. Он поведал, как пытался в своих сказках популярно изложить «Капитал», как в тюрьме, в Беневенто, они изучали этот труд, а его друг, Карло Кафиеро, перевел отдельные главы на итальянский язык. — Очень хотелось бы познакомиться с автором «Капитала», — добавил.

— Поедемте с нами на конгресс, — предложил Подолинский, — там познакомитесь. Это будет самый подходящий случай.

Кравчинский отрицательно покачал головой.

— Нет. Уже твердо решено: ехать на родину. Довольно странствовать. Там сейчас как никогда нужны люди.

Сергей до боли в суставах сжал подлокотники кресла, резко встал. Спокойный разговор, уютная комната... Нет, нет! Это не для него.

XIV

Орест Веймар сидел в своем кабинете в доме на Невском, когда в дверь постучали.

— Доктор, к вам можно?

Элегантно одетый господин среднего роста перешагнул порог комнаты.

— Добрый вечер.

Углубленный в дела, Веймар ответил кивком головы и жестом пригласил сесть.

— Одну минутку, — проговорил, не глядя на посетителя, и тут же, словно его осенило, поднял голову: удивительно знакомый голос!

— Извините, что нарушил ваш покой...

— Сергей! — вскочил Веймар.

— Он самый.

— Вот так неожиданность!.. — всплеснул руками доктор.

Они обнялись и трижды поцеловались.

— А мы ждали вас еще на прошлой неделе.

— Пришлось немного попетлять, — ответил Сергей.

— Раздевайтесь. Давайте сюда пальто, цилиндр... Вас и не eзнать сразу...

— На это и надеемся. Кругом столько соглядатаев! Шпик на шпике и шпиком погоняет... И вообще довольно плебейства — отныне я князь. Да, да. Далекий отпрыск знаменитого грузинского рода.

— О-о! Ваше высочество... — поддержал шутку Веймар. — Рад видеть вас. Правду говоря, мы все страшно по вас соскучились.

— Это заметно, заметно. Запроторили к чертям на кулички и забыли... Багаж сдали и квитанцию выбросили. — Сергей был в хорошем настроении, острил, смеялся, что в последнее время случалось с ним очень редко, — видимо, благополучная дорога, встреча с другом содействовали этому.

— Еще с недельку прождал бы вызова, а там имели бы работу — свалился бы как снег на голову.

— Раньше никак нельзя было, Сергей, поверьте. Здесь такое заварилось... Думал, и меня на этот раз не обойдут голубые мундиры... Ну, садитесь, садитесь. Я сейчас... велю чай подать. — Хозяин вышел, через минуту вернулся. —