Триумф непослушания (СИ) - Хрущёв Виктор

— Эй, красавчик, — женский голос вывел Вильгельма из раздумий. — Чего такой грустный? — игриво спросила девушка, вывалив на стол полуоголённый бюст. — Пошли, я знаю средство от хандры. Всего десять пулек и я твоя.

— Отвянь, — бросил Вилли, едва глядя на неё.

— Странный ты какой-то, — грустно протянула путана и покинула его общество.

Вильгельм даже не взглянул в её сторону и продолжил пялиться в сторону стола.

— Зря ты Птичку обидел, — послышался сзади баритоновый голос. — Она кому попало свои услуги не предлагает.

— С кем имею честь говорить? — спросил Вильгельм, не оборачиваясь.

— Эрвин Кнут, командир гвардии Гвина.

— Садитесь, командир, — махнул вяло Вильгельм в сторону свободного стула. — Я угощаю, — он наполнил до половины стакан коньяком.

— Если тебя угощают, то отказаться — верх нахальства, — офицер сел. Об пол бряцнули тяжёлые сапоги. На лицо упала густая тень. Поправив свои золотые волосы, он опустошил ёмкость до дна.

— Чем я вас так заинтриговал, Эрвин? — Вильгельм особо не хотел услышать ответ на свой вопрос, просто хотелось поддержать беседу.

— Понимаешь, ты в нашем муравейнике почти живая легенда. На улицах только и слышно о главаре Тёмного сектора. Но ты меня заинтересовал не этим. Если какой-то счастливчик попадает в наш тесный и «дружный» коллектив, он всеми силами укрепляет своё положение связями, знакомствами и услугами. Я за тобой слежу неделю. Прости, госпожа Элизабет приказала. Как-никак я обязан ей своим местом. И за всё это время ты ни с кем, кроме бармена, не заговорил. В чём дело, хмурый?

— Чем больше я отсюда наблюдаю, тем меньше мне с кем-то хочется вести «светскую» беседу.

— Оно и не удивительно, — вздохнул командир. — Когда я впервые попал в Генеральный штаб, меня, мягко говоря, охватил культурный шок. Не думал, что нами руководят такие кретины, у которых вместо мозгов говно перемешанное с бухлом.

— Я просто хочу договориться с Гвином и поскорее убраться отсюда.

Эрвин прыснул.

— Ты думаешь, что сможешь с ними договориться? — спросил офицер, успокоившись. — Друг мой наивный, их устроит только одно условие — когда вы все сдохните. Можно не сразу, а постепенно. По одному. Можно даже стравить вас, но оставлять в живых они точно не планируют. Открой глаза. Вы ведёте переговоры с головорезами, что вчера спали в своей блювотине за решеткой.

— Но ведь ты не такой. Элизабет тоже. Если всё так плохо, почему вы им служите?

— Я не могу всё так бросить, — серьёзно ответил Эрвин. — И Элизабет тоже. За это я и восторгаюсь ей. Я не могу бросить своих людей. Вся криминальная грязь перебралась к верхушке власти, а под пули лезем мы — обычные ребята, взявшие вместо книжки винтовку. Хотя, — он перешёл на шепот, — Гвин хоть и прошлый бандит, но лидер достойный. И если он не дурак, а он не дурак, и хочет процветания государства, то он избавиться от этой шушеры, — он кивнул в сторону игрового стола. — Будь уверен, рано или поздно это случиться.

— Если ты так говоришь, то и нам нечего бояться.

— Кажется, ты меня не понял, — покачал головой Эрвин. — Ты не выгоден Гвину. Ты, твои дружки, твоя анархическая жизнь. Это идёт в разрез с его системой.

— Что ты предлагаешь? — Вилли побледнел. Он понял, что все они влипли.

— Если честно, я бы на твоём месте бежал. Но ты не я. Решай как знаешь. Может тебе даже удаться уболтать Гвина. Но это не моя забота. Я солдат, и от меня требуется только одно — исполнять приказы, не обдумывая их, — он встал, отдал честь и скрылся в тени. — И да, — послышалась сзади, — я настоятельно рекомендую Птичку. После ста граммов коньяка с ней открываются по-настоящему райские ощущения.

***

— Ещё раз повторяю, — сказала Элизабет, ведя Вильгельма по узкому коридору, — если он что-то говорит — не перебивай, а выслушай до конца. Если предложит выпить или закурить — согласись. Он очень обижается, когда отказывают. И, пожалуйста, — они остановились перед стальной дверью с номером восемнадцать, — старайся избегать его взгляда. Его очень бесит, когда смотрят в глаза. Что же, — Лиза потянула за ручку, — удачи тебе. Не наломайте там дров.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вильгельм несмело зашёл в комнату и скрылся за железной дверью.

— Надеюсь, у него получится, — обратился к Элизабет поравнявшийся с ней Эрвин. — Так устал марать руки в кровь.

— Я тоже надеюсь, Эрвин. Я тоже.

***

В комнате было тепло и уютно. Сразу стало заметно, что к ней приложилась женская рука. Тихо играла классическая музыка, издаваемая граммофоном. В углу сладко спал шпиц, перевернувшись вверх тормашками. Вильгельм сначала подумал, что это большой комок ваты, но его переубедил тёмный нос в районе мордочки.

— Ну здравствуй, Вильгельм, — Гвин развернулся в кожаном кресле. На нём был одет парадный мундир. В руке дымила сигара. — Лидер Тёмного сектора. Прошу, — он указал на компактно уложеные сигары, — угощайся.

— Спасибо, — Вилли всё же мельком взглянул в глаза Альбиноса. Его взгляд был несокрушимо пуст.

— Знаешь, — Гвин протянул ему зажжённую зажигалку, — моя армия всегда несла потери. Но такие тяжёлые смогли нанести только вы. Когда мне доложили о разгроме отряда Марка, сначала я пришел в ярость. Потом мной овладел интерес. А затем я проникся уважением достойному сопернику. Кто составлял план операции? Можешь не отвечать. Держу пари, что Барон. Вернее не Барон, а Эльза. Как никак генеральская дочка. Не удивляйся, я много чего на вас нарыл, — он хлопнул по плотной стопке папок. — Как жаль, что она не на моей стороне. Очень сложно руководить тем говном, что в моём генеральном штабе. Плохо, что там сидят люди, понимающие только язык силы.

— Не верю, что всё так плохо.

— Всё очень плохо. Весь мир провонял, Вильгельм. Кругом одно дерьмо. Единственный ответ на зло — это зло. Люди ничего другого не понимают. Только зло. Сожги человеку сарай — это он поймет. Отрави его собаку. Привяжи наручниками к батарее и направь пистолет. Только тогда он захочет вести с тобой по-человечески.

— Твоя точка зрения отвечает на много вопросов. И тем не менее, не порождает ли зло ещё большее зло?

— Чтобы победить дьявола, нужно превратиться в кого-то похуже. Я готов стать хоть Богом, хоть порождением тьмы, если так нужно для Хартии.

— Не до конца понимаю тебя.

— Вильгельм, что такое по понятиям человека Бог?

— Я этим особо не интересовался.

— Это, прежде всего, крыша. Если эту крышу ублажать, давать деньги доверенным лицам этой крыши, дарить безделушки, строить для них специальные домишки, то в некую важную минуту крыша присылает пацанов с крыльями и пацаны разбираются хоть с внешним военным врагом, хоть со смертельной эпидемией. Любой готов дать себя обмануть, лишь бы не брать на себя какую-либо ответственность.

— Не стоит грести всех под одну гребёнку.

— Ещё как стоит! Мы — поколение сильнейших и умнейших людей, что когда-либо жили. С потенциалом, растрачиваемый впустую. Целое поколение работников бензоколонок, официантов — рабов в белых воротничках. Реклама заставляла нас покупать тачки и тряпки. Мы вкалывали на ненавистных работах, чтобы купить ненужное нам дерьмо. Мы были пасынками истории. Ни цели, ни места. На нашу долю не выпадало ни Великой войны, ни Великой Депрессии. Наша Великая война — духовная. Наша Великая Депрессия — наше существование. Нам внушали по телевизору, что однажды мы станем миллионерами, ки́но и рок-звездами, но нам это не светит. Постепенно до нас это начало доходить и бесить, страшно бесить. А когда сорвали стоп-кран, вся накопленная гниль полилась по миру. Нас обманули, кинули, как лохов, не сказав перед этим по телеку что делать. Поэтому мы начали заниматься тем, что умеем лучше всего — идти по головам, толком не понимая ради чего. Это всё делалось на уровне рефлексов, оставленных в наследство старым миром!

Крик Гвина разбудил шпица и тот сорвался с места, побежав к хозяину со звонким лаем.

— Тучка! Не сейчас, я занят.

Тучка заскулил.