Слезы пустыни - Халима Башир

тобой произошло?

Бабуля пожала плечами:

— Жизнь не вечна. — Она нарезала козью печенку на кусочки размером с игральную кость. — Я помню, в твоем возрасте я думала, что это не так, но все именно так. Поэтому наслаждайся жизнью, пока можешь, потому что потом ты умрешь, и очень надолго. А теперь возьми эту печенку, обжарь со специями и подай отцу…

* * *

Перед летними каникулами предсказание отца сбылось. Чрезвычайное положение было снято, и университеты вновь открылись. Я попрощалась с семьей и отправилась обратно в Хартум, от всей души надеясь, что все будет по-прежнему. Меня обрадовала и взволновала новая встреча с Ранией, Далией и остальными подружками. Мы от души поболтали. Но множество коек остались пустыми. Вскоре мы узнали, что это постели девушек, присоединившихся к джихаду. В общежитии юношей пустых коек было еще больше.

Как мы ни старались, радость и воодушевление, владевшие нами во время первого семестра, вернуть было трудно. Какая-то тень нависла над нами. Отчасти — воспоминание о принудительном закрытии университета; отчасти — постоянное отсутствие студентов, ушедших сражаться за «пластиковый джихад». Мы знали, что ничто не могло помешать властям сделать то же самое вновь, и в следующий раз методы, используемые для «вербовки» на эту обманную, лживую войну, могут оказаться куда более убедительными. Кампус превратился во взбудораженное сарафанное радио, и каждую неделю поступали сообщения, что очередной студент погиб в бою. Некоторые из арабских студентов ополчились на чернокожих и южан за то, что те принесли смерть в их существование. Я пыталась держаться подальше от всего этого, чтобы не терять головы и учиться.

После раскаленного лета наступил сезон дождей, и прохладные ливни были очень кстати. В кампусе стало легче дышать как в прямом, так и в переносном смысле: напряжение из-за гнева и растерянности перед «пластиковым джихадом» несколько спало. Мы старались забыть все случившееся. Но с дождями пришли другие, неожиданные проблемы. Однажды в октябре солнце закрыла огромная туча насекомых. Всего за несколько минут плотный ковер гигантской саранчи обосновался на каждом дюйме земли. Нас постигло бедствие библейских масштабов.

Далия и другие городские девушки-арабки были в совершеннейшем ужасе. Но мы с Ранией, отлично представляя себе их реакцию, боролись с искушением собирать насекомых горстями и жарить на обед. Стая дочиста объела листву с деревьев и траву с земли и, когда вся зелень исчезла, переключилась на здания университета.

Они с ходу принялись жевать шторы, обивку и даже наши постельные принадлежности. Было невозможно спать без противомоскитной сетки, и перед стиркой приходилось отчищать водяную цистерну от мертвых и умирающих насекомых. В конце концов городские студентки решили, что дальше так невозможно. Им делалось дурно от саранчи, жаловались они. Многие из них вернулись домой. Довольно скоро мы с Ранией остались в спальне одни.

Наш преподаватель химии, хаваджат из Германии, просто помешался на саранче. С одной стороны, он терпеть не мог ходить в облаках насекомых, поднимающихся на каждом шагу, но с другой — его изумляла способность саранчи прокладывать себе дорогу через весь кампус, дочиста опустошая его. Через десять дней после нашествия стаи пролетел самолет, оставив за собой тонкий шлейф химического аэрозоля. Мы не выходили из общежития, чтобы избежать тошнотворного, удушливого запаха аммиака. Немецкого же профессора кучи мертвой саранчи, ковром устилавшей землю, привели в изумление, и он принялся их фотографировать.

В конце первого года нам предстояли базовые экзамены. Сдавшие переходили к освоению выбранной специальности, неудачники повторяли курс минувшего года или покидали университет. Я нервничала: как-то я сдам? Мне не раз доводилось соперничать с такими же провинциальными девчонками, как я сама, но сейчас речь шла о студентах из Хартума и некоторых других крупных городов.

Утром в день опубликования результатов мы с Ранией бросились вниз, чтобы узнать, каковы наши успехи. Я локтями проложила путь через толпу студентов и нервно пробежала глазами список. Себя я обнаружила где-то посередине — прошла, но гордиться было нечем. Я испытала облегчение, но одновременно с этим была разочарована. Отметки Рании были чуть ниже моих, но все же и она прошла.

Изучая результаты, я вдруг осознала, что там значатся имена отсутствующих: тех, кто сражался за «пластиковый джихад». Я просто не могла в это поверить, особенно когда до меня дошло, что каждый из них получил оценку намного выше моей. С растущим гневом я уставилась на доску. В голове у меня отдавались слова сотрудника службы безопасности, который обратился к нам в день закрытия университета: «Джихад важнее учебы в университете, поэтому воины заслуживают награды — это по справедливости».

Так вот что это была за награда! Они отсутствовали большую часть года, экзаменов не сдавали, но получили самые высокие баллы! Это привело меня в ярость: университет словно предал меня. Хваленые великие идеалы, которые он якобы символизировал, оказались сплошным враньем. Какой же тогда смысл в учебе, если вот она, награда за честные старания? Я повернулась к Рании, ткнув пальцем в список имен.

— Высокие баллы, — фыркнула я. — У них. У пластиковых джихадистов! Не могу в это поверить. Просто не могу в это поверить!

Не успела Рания ответить, как вмешался мужской голос:

— Не можешь поверить? Если ты все время сидишь уткнувшись носом в книжку, неудивительно, что ты не знаешь, что происходит!

Я обернулась. Позади стоял Ахмед, один из моих однокашников-загава. Он учился на третьем курсе, его родные были торговцами в Хартуме. Мы не были близко знакомы, но я знала, что он занимается в университете политической деятельностью. Несколько раз он пытался вовлечь меня в дискуссии, но я всегда отмахивалась, говоря ему, что я здесь для того, чтобы учиться. Рания и я понуро пошли прочь. Ахмед не отставал от нас.

— Ты молодец, прошла, — заметил он. — Но пора бы и глаза раскрыть, не думаешь? Нет смысла делать вид, что это просто место, где учатся. Это не так. Это контора для вербовки — и тех тупых идиотов, которые поддерживают этот режим, и тех из нас, кто выступает против него.

— А как насчет тех из нас, кто не хочет вмешиваться? — возразила я.

Ахмед пожал плечами:

— Ну так и не вмешивайся. Засунь голову в песок. Но лучше уж подготовься к тому, что будет еще больше привилегий для джихадистов вроде этих жульнических результатов и больше неприятностей для тех, кто отказывается присоединиться к их джихаду. Лучше уж будь готова.

— Ты думаешь, они вернутся? — спросила я. — Эти люди, которые закрыли кампус…

Ахмед фыркнул:

— Ты действительно думаешь, что они вообще уходили? Оглядись, раскрой