Ложь напрокат - Валентина Андреева

Ну а это уже фотографии с Мишиной работы. Это он с друзьями на рыбалке. Охоту не любил, а вот на рыбалку часто ездил. Если время свободное было. Работал много. Дачу отстроил, квартиру сменил. Только она мне не нравилась. Комнат много, а мне тесно. По своей однокомнатной скучала. Все в ней уживались, тесно не было. Вслух-то, конечно, этого не говорила, чтобы сына не расстраивать. Вы знаете, мне кажется, он все это приобретал только потому, что надеялся – Ольга когда-нибудь вернется. Наверное, хотел показать, что зря она его бросила. Да только ей этого не нужно было. Она, как котенок, любви и защиты искала…

А потом у Миши Оксана появилась. Они еще в институте дружили. Хорошая женщина. Только на вид строгой кажется. Мамой меня сразу называть стала. Как и Олюшка. К тому времени я уже и надеяться перестала, что Мишук еще раз женится. Как-то быстро у них все получилось. Сначала ездили без конца друг к другу, а потом и поженились. Конечно, Миша уже прежнее ребячество растерял, Оксану на руках не носил. Может, и к лучшему. Жили они спокойно, не ссорились. И он никогда себе не позволял ревновать ее так, как ревновал Олюшку. Перегорел, остепенился. Бывало, приеду к ним – он уже в Москву перебрался, – послушаю их разговоры, и в сон тянет. Я этих их слов не понимаю. Сижу и зеваю. А они надо мной смеются… Ксюшенька со мной много возилась. Все по врачам таскала. В моем возрасте болезней хватает. Один диабет чего стоит. От него и давление скачет, и почки побаливают. Одной уже страшно оставаться. Ну да что Бог даст. Попросила у мужа прощения на могилке и вот приехала. Здесь и Мишенька рядом.

Анна Кузьминична заплакала. Наташка следом, я усиленно сдерживала слезы – кому-то надо держаться.

Минут пять все хлюпали носами. Первой пришла в себя Анна Кузьминична:

– Спасибо вам, девочки, за сочувствие. Иногда так тяжело, а поплакать и не с кем.

Эта фраза придала Наташке сил, и она почти взвыла от сопричастности к чужому горю. Пришлось бежать за водой и успокаивать подругу напоминанием, что семья ее проклянет, если она сойдет на нет от слез.

– А знаете, – продолжила ставшая уже почти родной тетя Аня, – есть старая примета. Я в них, конечно, не очень верю, но ведь совпало все как по писаному. Олюшка, когда замуж за Мишу выходила, фамилию его не взяла, свою оставила. Я еще подивилась – ну чем Курганова хуже Решетниковой. Но только она наотрез отказалась менять фамилию. Причину не объясняла. Уж потом я сама решила – может, боялась, что мать надумает ее искать, а она фамилию сменила… Поиски затруднятся. Я ей еще тогда сказала – глупенькая, если она тебя столько лет не искала, зачем же ты ей сейчас-то нужна? А она так серьезно отвечает: а вдруг, мол, она заболеет или ей еще какая-нибудь помощь понадобится…. Соседка после Мишиной свадьбы все талдычила, что жена должна носить фамилию мужа, иначе добра в семейной жизни не жди. Я тогда не поверила. А потом вот Миша на Оксане женился. Она тоже фамилию не сменила. Сын-то к этому спокойно отнесся, объяснил, что в деловых кругах жену под ее девичьей фамилией знают и менять ей ни к чему. Я тогда слова соседки вспомнила. Права она оказалась. Вот и нет больше Мишеньки. И Кургановых тоже нет. Я последняя…

С замиранием сердца я ждала нового всплеска рыданий – у самой предательски пощипывало глаза. Но тетя Аня только тяжело вздохнула, а Наталья шумно высморкалась.

– На сегодня хватит, – решительно сказала она. – Пришли, что называется, помочь человеку освоиться после переезда и первым делом довели до слез.

Из другой комнаты донеслась трель телефонного звонка, мы с Натальей одновременно воскликнули: «Оксана!» Тетя Аня вскочила и засеменила к телефону, мы – за ней.

– Да, Ксюшенька, деточка. Все в порядке, все хорошо… Что делаем? Да веселимся тут вовсю. Смеемся… Ну и хорошо. Я тебе картошечки сварю. Ну, жду тебя. – Тетя Аня положила трубку. – Минут через сорок будет.

Я посмотрела на часы. Пожалуй, не стоит ее дожидаться, мне к приходу семьи обязательно нужно быть дома. С жареной картошкой наготове.

– Тетя Аня, я не смогу дождаться Оксану. Мне срочно нужно домой. – Раскаяния в моем голосе было больше, чем нервозности. – А с вами Наташа останется, – добавила я, стараясь не смотреть на подругу. – Я Оксане позднее позвоню. Хорошо?

– Да не беспокойся, Ирочка. Конечно, поезжайте. Наташенька тоже может ехать. Я уже пообвыклась. Сейчас вот делом займусь – Ксюше ужин приготовлю. И спать пораньше лягу. Спасибо вам за то, что приехали. Выпадет свободная минутка, приезжайте еще.

Наташка выскочила в коридор быстрее меня. В лифт влетела тоже с опережением на доли секунды. Точно так же вылетела. Наперегонки мы понеслись к автобусной остановке. Водитель не иначе как загляделся на наш парный забег, поэтому и повременил с отъездом. Победила Наташка. Опять с опережением на одну-две секунды. Зато я одним прыжком преодолела расстояние с земли до второй ступеньки. Могла бы и выше, но там повисла на поручнях Наташка.

– Извини, – задыхаясь, прохрипела я. – Почти подставила тебя. Но ведь тетя Аня сама предложила тебе покинуть помещение… Просто у меня на ужин спецзаказ – жареная картошка. Не хочу скандала. Мне надо следствие закончить.

Успевшая немного прийти в себя подруга извинений не приняла, сославшись на то, что лично ее устроит вариант, при котором из дома выгонят меня, а не ее. Ей и так жить негде, меня же, на худой конец, любимая свекровь пригреет, да еще и Димку приструнит.

– Если хочешь, я сейчас же позвоню свекрови. Тебя она тоже пригреет. Только дай слово, что не будешь учить ее жить.

– Ты в своем уме?

Чем была вызвана такая реакция подруги, я не поняла и решила обидеться.

– Во всяком случае, я не ощущаю его отсутствие.

– Ну так со стороны виднее. Голову вижу, тело тоже, ума не наблюдается. Ты разберись с этим делом. Может, он у тебя в другом месте? Остановка, между прочим. Ты загораживаешь своим безумным массивом вход и выход. – Наташка схватила меня за шиворот и втащила наверх. Сзади волновались входящие.

– В чем дело, граждане? – перекрыл всех суровый голос подруги. – Видите, контролеру плохо? Прямо на ступеньке парализовало.

Из другой двери мигом выскочило три подростка, и Наталья поволокла меня на освободившееся место.

– Сиди. Я талончики пробью. Сумки со свободного места не убирай. Там выручка от штрафов.

– А разве у вас не бесплатный проезд? – поинтересовался хорошо одетый мужчина лет пятидесяти.

Держась за поручень, он немного склонился ко мне и иронически улыбался. Я молчала. Наверное, парализованным не следует много разговаривать.

– Вот вы, молодой человек, – Наталья бесцеремонно отодвинула его в сторону и села рядом со мной, – имеете машину, а катаетесь на автобусе. Производственная необходимость? – Мужчина кивнул. – И у нас производственная необходимость. Тщательно спланированная операция, которую вы своим вопросом рассекретили. Попрошу не отвлекать.

На следующей остановке набилось столько народу, что «молодой человек» почти улегся на Наталью.

– Из-ви-ни-те, – по слогам пробормотал он и попробовал передвинуть руку, которой держался за поручень.

Очевидно, у него был маленький стаж езды на общественном транспорте – он промахнулся, чему способствовал очередной толчок от более неустроенных пассажиров. Удобно устроившись на наших коленях, мужчина очень переживал за состояние своей барсетки. В процессе не очень свободного падения она выпала у него из свободной руки мне под ноги. В барсетке были документы на машину и деньги. Сумму он не назвал – Наташка предусмотрительно шлепнула его ладонью по спине, давая понять, чтобы лежал спокойно и ни о чем не думал. Вокруг угрожающе нависали другие пассажиры.

Мужчине завидовали. Некоторые завистники раздраженно настаивали на том, чтобы он подтянул ноги к коленям: место освободится. Наташка возмутилась и предложила недовольным последовать великому почину, но только за счет других пассажиров. Вытащив откуда-то сбоку журнал «Отдохни», она демонстративно положила его на спину лежавшему, доказывая этим, что свободного места нет, и открыла где-то на середине. Потом спохватилась и спросила у мужчины:

– Не возражаете?

– Пожалуйста, пожалуйста, – быстро проговорил он, не осмелившись возразить.

На следующей остановке автобус не остановился. Две женщины противно запротестовали. Зря, конечно. Думаю, они узнали о себе столько нового! И все это стало достоянием гласности. Самое невинное замечание призывало их, зараз, не быть неблагодарной скотиной. Им крупно повезло дважды: они все-таки влезли в автобус, и он по дороге не сломался.

Последняя остановка была конечной. Метрополитеном не пахло. Пахло новым микрорайоном и осенью. Совсем недалеко был какой-то лесопарк. Пассажиры из автобуса выпадали долго. Одни без потерь, других вообще можно было поздравить с приобретением. Пожилой мужчина настоятельно требовал оставить его в покое. К кому было обращено это требование, выяснилось позднее: на него вывалилась черноволосая красавица родом из Средней Азии. Она была пристегнута к его подтяжкам алюминиевым крючком, призванным освободить женские руки, переложив непомерную тяжесть покупок на любую горизонтальную перекладину подходящего размера. Немедленно отстегиваться она не собиралась, поскольку левая рука с сумкой находилась в автобусе. Возникла пробка. Пассажиры орали и требовали бросить сумку. Дама ругалась на двух языках сразу. У кого-то лопнуло терпение, в результате пробку вышибло. Разом вылетело три человека, сумка и чей-то мужской ботинок – наверное, разношенный. Все это скрыло под собой черноволосую красавицу. Дольше всего продержались подтяжки. На наших глазах они растянулись до невероятных размеров. Их обладатель уже готовился примоститься где-нибудь с краешку кучи-малы, но подтяжки отстегнулись, и он, как выпущенный из рогатки камень, врезался в толпу зевак. Это значительно погасило первоначальную скорость, и ему удалось лихо затормозить у палатки с шаурмой, сбив головой объявление: «Требуется продавец-шаурмист». Продолжения мы не видели. Лежавший на наших коленях мужчина воспользовался возможностью пошевелится и предпринял попытку встать. Наталья поинтересовалась, куда же все-таки делась станция метро. Ответ нас огорчил: она осталась позади – на той остановке, где в автобус загрузилась огромная толпа народа.