Дети Капища - Ян Валетов

– А ложбинка удобная, – сказал Матвей, положив бледную, тонкую в кисти безволосую руку на карту. – Километров пятнадцать срежем, как пить дать! И выскочим на левый берег. Тут до кибуца десять верст, но через лес…

– Если не будет крайней необходимости, туда лучше не лезть, – повторил Равви жестко. – Те, кто мне рассказывал об этом месте, там прошли. Ногами прошли. Но не все. Пятеро из двадцати. Не очень обнадеживает такой процент, правда?

Сергеев смотрел на карту и прикидывал, как лучше организовать переход и где. В этом месте, немного ниже бывшего Киевского водохранилища, Ничья Земля вдавалась в чужие территории узким клином. Фактически каждый метр за дамбой жестко контролировался российскими войсками. Туда не допускали даже ооновцев: минные поля, контрольно-следовые полосы, тысячи километров колючки, датчики и видеокамеры наблюдения. За заградительными средствами стояли войска.

Ну, может быть, войска – это слишком сильно сказано. Границу охраняли «погранцы», тщательно, как когда-то, в недалеком прошлом, советско-китайскую. Заставы, системы оповещения, боевые патрулирования. Но служивые здесь явно не помирали от скуки.

Для них за демаркационной линией таилось что-то непонятное и страшное. Поливающее солдатиков кислотными дождями, высыпающее на них ядовитый или радиоактивный снег, жгущее солнечными лучами. В лес за ягодами тут было не сходить. Девки в округе не водились, километров на сорок, как минимум. Зато водились разные диковинные животины, которых полагалось отстреливать, как только заметишь, а вот есть свежатину – ни-ни. И птицы здесь были странные. И рыбы. Солдатики сидели на сухпайках, иногда мерли от непонятных болезней, иногда – от меткой пули, смотрели телевизор, онанировали и мечтали о девках, водке и о том, чтобы никогда больше не видеть этот кривой, перекореженный лес, эту траву в два человеческих роста, эти цветы-мутанты, с соцветиями лилово-алого цвета размером с голову ребенка.

Зимой цветов не было. Лес стоял черный, словно горелый. Трава на «нейтралке» лежала, и снег припорошил ее, посыпав мелкой белой пудрой. Исчезали под невысокими сугробами минные поля – тут никто не отмечал их табличками, Женевская конвенция переставала действовать у первого ряда колючки. Зато теперь заминированные участки можно было пересечь на лыжах или снегоступах с минимальным риском – наст держал вес лыжника.

Раз в час, а иногда вне графика, над границей проносились два вертолета, ощетинившиеся пушками и ракетами. Скользящие в вышине спутники пялили вниз стеклянные глаза сверхмощных объективов, выискивая движение на приграничных территориях. Но ночью они слепли.

Со стороны российской желающих попасть в Зону было минимум, поэтому те, кому было очень надо, на Ничью Землю проходили. Конечно, не без того чтобы кто-то не подорвался на мине или не угодил в руки к пограничникам, но невыполнимой эта задача не была.

Справа российская граница плавно переходила в границу Восточной Республики, хотя если говорить откровенно, то справа просто продолжалась российская граница, тянущаяся вниз, через степи Приазовья, до самого моря.

Слева вниз шла граница Конфедерации – такая же укрепленная, щетинистая и далеко не неприступная.

За ней щедрым цветом расцветали «украиньска мова» и квасной национализм. Напротив, в Восточной Республике не признавали мову даже на бытовом уровне и старались Конфедерацию иначе, как бандеровским гнездом, не называть даже в официальных телепередачах.

«Львовский вестник» периодически публиковал статьи о том, что в Донецке жиды и москали приносят в жертву украинских младенцев, «Донецкие известия» же давали материал о том, как жиды и конфедераты на Галичине мучают и бесчестят русских девушек. В результате лишенные возможности дотянуться друг до друга обе стороны били общий знаменатель газетных материалов, то есть евреев. Между Конфедерацией и Восточной Республикой даже не было дипломатических отношений. Россия и Восточная Республика не признавали конфедератов и представляли их как сепаратистов, а Конфедерация не признавала восточников, обвиняя их в расколе «единой и неделимой».

По мере того как Ничья Земля спускалась на юг, границы удалялись друг от друга, четко очерчивая зону тяжелого поражения, и если в верхней части между ними было едва ли полсотни верст, то на юге смертельных друзей разделяло уже четыреста километров Зоны.

Сергеев глядел на карту и старался представить себе их будущий путь. По всему выходило, что после того, как они достигнут кибуца, пересекать восточную границу будет неразумно. Надо будет десантироваться на российскую территорию, туда, где их появления никто не ждет. «Вампиры» туда не сунутся. Трубопроводы охраняются неплохо, за воздушным пространством следят в оба глаза: нефть и газ для России очень важны. На этом построена вся экономика. На этом построено имперское благополучие. И пока рынок растет, подбираться к охраняемой зоне будет все труднее и труднее.

– А что если попробовать пройти на стыке, – внезапно сказал Равви. – Не ломиться, как медведь в малинник, а сыграть тоньше. Смотри, как удобно можно все устроить. Вот здесь – конец российской границы. Здесь – восточники. Я понимаю, – ухмыльнулся он, – что ты хочешь сказать! Да, охраняют все это российские подразделения. Но… – Он поднял вверх указательный палец и сразу стал похож на старого учителя, объясняющего что-то своим ученикам. – Здесь их дрючат по десять раз в неделю: комиссии, штабные проверки и прочая хренотень! Все потому, что до «трубы» рукой подать. А здесь?

Он опять ткнул пальцем здоровой руки в карту, да так, что пластик основы скрипнул под ногтем.

– Здесь уже – солдат спит, служба идет. Восток, рутина. Ни тебе комиссий с проверками, ни тебе начальства высокого. И чувство безопасности оттого, что совсем рядом элитные части берегут границу и «трубу», как зеницу ока. Понимаешь, о чем я?

Сергеев кивнул.

– Пожалуй, да.

Равви говорил дело. Нюх не подводил старого вояку, но в реальности все было далеко не так празднично.

Шастающие на Восток чуть южнее указанной Бондаревым точки, «Вампиры» только за прошлый год потеряли четырех пилотов и столько же дельтапланов. Дважды из «Эрликонов» чуть не сбили один их самолет – пилоту просто повезло дотянуть до базы на «дуршлаге с крылышками».

Так что иногда господа пограничники проявляли нужную бдительность и завидную меткость. Всегда существовала вероятность нарваться на недремлющего отличника боевой и политической подготовки с цитатником Крутова в кармане гимнастерки. А ведь помимо разгильдяев в императорских пограничных частях были и такие.

«Вампиры» предпочитали пользоваться своим старым коридором на харьковском направлении, но бизнес есть бизнес и предпочтения были вынесены «за скобки». Они перебрасывали грузы и людей через границу в любом месте. И грузы, кстати, тоже были любыми. Наркотики, оружие, лекарства – лишних вопросов Игорек Хлыстов, их лидер и мозг, не задавал. Потому и имел дом на Рублевке, дом во Львове, дачу в Карпатах и особняк в Питере. И в каждом городе отдельная семья. Небедным человеком стал Хлыстов за семь последних лет. А деньги, если относиться к ним не так, как Сергеев, а серьезно, они для одних неподъемный груз, а для других крылья. Для вождя «Вампиров» они были грузом.

Господин Хлыстов, купивший себе даже право выходить в московский свет и мечтавший о дворянском титуле, открывавшем ему путь ко двору государя императора, больше года назад удалился на покой, а дела передал Саманте.

В действительности ее звали то ли Анна, то ли Иванна, но все называли ее Саманта – так, как она представлялась при встрече. Лет ей было за тридцать, но едва-едва, и была она барышней привлекательной, но только для мужчин, которым нравятся сильные женщины.

Подтянутая, мускулистая, резкая в движениях, она и голой казалась скрученной из мышц и жил. И грудь, и зад у нее были каменные на ощупь. Был достаточно давно момент, когда одиночество и голод толкнули Сергеева в ее объятия, но ничего приятного из этого не получилось, хоть была она темпераментна и даже пыталась быть нежной. Сергеев, как не настраивался, не мог избавиться от впечатления, что совершает акт мужеложства, а Саманта, несмотря на попытки проявить ласковость, в порыве страсти чуть не сломала ему пару ребер – синяки болели неделю. После нескольких «заходов» друг на друга, более напоминавших схватку борцов или воздушный бой, чем обычный секс, они лежали рядом на спальных мешках, курили, пили вино из горлышка и хохотали вполголоса, чтобы никого не побеспокоить – дело было в «вампирском» лагере под Перещепино. Саманта, приподнявшись на локте (бицепс, трицепс и «дельта» прорисовались так, что Сергееву стало неудобно за собственную анатомию), поцеловала его в щеку горячими, тонкими губами и, потрепав по волосам, сказала шепотом: