Гриф - Георгий Миронов

— А галоперидол? — спросила Марина.

Аркадий Борисович на мгновение остановился, его костистая рука еще крепче стиснула плечико Марины.

— Откуда вы знаете это средство?

— Читала где-то…

— Ну, что ж… Тоже неплохое средство. Оно помогает нам бороться с человеческими недугами.

Неожиданно дверь одной из комнат отворилась, Марина и Моров повернули головы.

В комнате были покрашенные в белый цвет решетки. А за решетками множество детских голов, стриженых наголо. Лица худые, зрачки у всех настолько расширены, что, казалось, их глаза — сплошные черные тоннели, ведущие в никуда.

У большинства детей на лбу были швы. У кого-то зажившие, зарубцевавшиеся, у кого-то совсем свежие. Были и дети в марлевых повязках видимо, операции сделали совсем недавно.

А у одного подростка на лбу не было ни шрама, ни повязки, зато была вытатуированная надпись: "Врачи — пидары".

— Что это? — в ужасе спросила Марина, когда мгновенно оказавшийся рядом лаборант запер дверь на ключ.

— Просто плохо заперли дверь, — усмехнулся Моров.

— Но что — там?

— Там — пациенты, на которых уже не действует галоперидол.

— И чем же их лечат?

— Их уже бесполезно лечить. Они безнадежны.

— Зачем же их здесь держат?

— Они бесполезны для общества. Но еще могут послужить науке.

— Каким образом?

— Некоторым из них мы делаем лоботомию. Вы знаете, замечательные успехи. Отсечение лобных долей головного мозга приводит, правда, к потере личности, но о какой, пардон, личности можно говорить применительно к полному идиоту или буйно-помешанному… Зато больной становится абсолютно управляем.

— Но это жестоко… Гитлер…

— А, перестаньте. Гитлер утвердил программу эвтаназии — физического истребления душевно больных. Мы поступаем куда гуманней, мы им оставляем жизнь. И я надеюсь, что нам удастся обучить больных после проведения лоботоми ухаживать за собой, совершать какие-то элементарные физические действия… Представляете? Мы сделаем больных — больных душевно — физически здоровыми рабочими. 3амечательно! Огромная помощь народному хозяйству.

— Но как они попали в институт?

— Это отработанный материал, — равнодушно ответил профессор. — В стране закрываются психиатрические клиники, интернаты… Этих придурков просто нечем корить. А мой институт, так сказать, на хозрасчете, мы сами окупаем свои исследования, сами финансируем работу ученых и содержание лабораторного материала. И, если все получится как надо, мы сможем поставлять в частные структуры послушных, не склонных к стачкам и политическим противостояниям рабочих…

— Рабов?

— Зачем так социально вульгаризировать серьезную научную проблему. Раб — это живое существо, он страдает от рабства. Мои пациенты уже перешагнули через страдание. Они просто работают. И довольствуются самой простой грубой пищей. Они становятся полезными элементами новой социальной системы.

— Вначале димедрол, потом галоперидол, затем лоботомия, потом…

— Потом — суп с котом, или просто суп. Как вы насчет того, чтобы слегка перекусить в нашей столовой? У нас прекрасно кормят.

— Что-то после вида этих изможденных детей у меня пропал аппетит.

— Вы подумали, что мы их морим голодом? Как не стыдно, Мариночка… Если хотите, можете пройтись по палатам и убедиться, что им дают все: рисовую кашку на молоке, белый хлеб с маслом и сыром, молочный суп с макаронами и кофе со сливками и булочкой. Они такие худенькие, потому что выздоравливают после операции.

— А тот, что до операции? Он почему такой тощий?

— А он уже трижды от нас убегал. Намается по вокзалам и подъездам, наголодается, дурачок, и все равно к нам возвращается.

— Добровольно?

— Ну, не совсем: мы уже вложили в него средства, — пробовали на нем различные препараты. Теперь он — ценное для нас институтское имущество. Милиция помогает вернуть сбежавших.

Разговор продолжался уже в столовой, если так можно назвать роскошное помещение на первом этаже, после евроремонта украшенное современными модернистскими скульптурами и фресками и, как ни странно, довольно приличными, «штучными» сюрреалистическими картинами.

— Это работы наших научных сотрудников и некоторых пациентов, — сказал Моров.

— И кто ж из них более безумен? — не удержалась Марина.

— Вы знаете, Мариночка, психически абсолютно здоровых людей нет.

— Пока им не сделали лоботомию? — опять не удержалась Марина.

— Да… Если хотите, да! Давайте отбросим все это наносное лицемерие, все эти придуманные фарисейские законы так называемого цивилизованного общества. Взгляните на проблему реально, трезво… В каждом обществе есть верхушка, люди, занимающие особо привилегированное положение. Элита. И есть, — ну, назовите это как угодно, — толпа, быдло, электорат…

— Электорат? Это интересно…

— А что? Вы действительно думаете, что люди голосуют разумом? Нет, деточка, ошибаетесь. Они голосуют за того, на кого им покажут средства массовой информации, родные и близкие, вожди, вызвавшие у них безграничное доверие. Управлять электоратом, как это ни покажется странным, проще, чем вы думаете…

— Проще, сложнее… Для меня важно, что это незаконно.

— Ах, деточка, и эти категории условны. Законно, незаконно. По законам, установленным человеком — одно решение, по божеским законам другoe.

— И все же, раз мы живем в цивилизованном обществе, в котором установлены те или иные законы, их и должно придерживаться.

Она нервно глотнула компота из ананасов с свежемороженной ежевикой.

— В конце концов, правоохранительные органы…

— И с ними сотрудничаем, — успокоил ее Моров.

— Взятки даете? — прямолинейно спросила Марина.

— Зачем взятки? Сотрудничаем, — ответил Моров.

— Как? — в лоб спросила Марина.

— Может быть, чашечку кофе?

— Не откажусь.

Они перешли из столовой в кафе-бар, располагавшийся рядом, — здесь была стойка с напитками, стояли мягкие красно-черные кресла и столики на двоих. Они сели за столик, и длинноногая официантка по кивку Морова принесла им по чашке ароматного напитка.

— Мы — я и мои сотрудники, занимающиеся изучением воздействия гипноза на человеческую психику с целью, естественно, лечения тяжелых психических и психосоматических отклонений, консультируем сотрудников уголовного розыска, органов прокуратуры.

— Это что, практика?

— Нет, конечно, исключение. Но бывает, что наша помощь просто необходима.

— Например?

— Например, наши специалисты помогают активизировать память свидетелей.

— Каким образом?

— Человек погружается в гипнотическое состояние, и снова переживает определенные события. Если у него в мозгу сохранилась хоть какая-то информация об этих событиях, то мы у него как бы воспроизводим эпизоды в памяти, восстанавливаем картину происшедшего. Это уже отработанная методика. Правда, в лабораторных условиях, но…

— Но?

— Был недавно интересный случай. Девушка в Саратове… Кстати, почти такая же красивая, как вы…

— Благодарю за комплимент…

— Это не комплимент, а дистиллированная правда. Так вот, она попала в руки к бандитам. Лишь мгновение видела она паспорт одного из преступников. Но под гипнозом смогла вспомнить и серию, и номер паспорта. Дальше, как вы сами понимаете, для милиционеров было делом техники найти преступника. И в тот же день нежелательная банда перестала существовать.

— Что значит «нежелательная»?

— Да не обращайте внимания. Это я так. Устал, наверное, оговариваться начинаю. Вы не представляете себе, деточка, какого напряжения стоит работа по гипнозу над пациентами, особенно "на выезде".

— Что значит — на выезде?

— Ну, приходится ездить… К больным… Чтобы в обычной беседе — они даже не подозревают, что их гипнотизируют — оказать воздействие на принятие того или иного важного решения.

— Ой, что-то у меня совсем голова кругом идет. Так чем вы все-таки в своем институте занимаетесь? Кто вы, доктор Моров? Целитель? Или?

— Или?

— Политик? Ведь так можно оказывать влияние на общественное сознание.

— Вы знаете, деточка, одним и тем же ножом можно отрезать кусок хлеба и убить человека. Важно, в каких целях совершается деяние. Между прочим, прежде чем применить к девушке из Саратова этот метод, я опробовал его на себе. У меня пропала записная книжка. И я стал, погрузившись в определенное состояние, просто восстанавливать ее страницы в памяти, делая вид, что перелистываю записную книжку. Я называл фамилии и имена, номера телефонов, и секретарь записывала их. Почти всю книжку удалось восстановить.

— Проще вносить данные записных книжек в компьютер…

— Теперь я так и делаю. Это было давно.

— Метод заманчив, но не безупречен с точки зрения процессуального закона.