Монстром буду я - Мария Власова

внизу площади вижу многотысячную толпу людей. Они собрались вокруг огромного, размером с сарай, круглого бассейна, из белого камня и странными горящими символами. Он наполнен чёрной водой, бурлящей наподобие водоворота. Солдаты в черной амуниции что-то кричат по-ледвижски, подгоняя людей в очереди.

Узкоглазые, с черными волосами в основном, девушки из Ледвиги плачут. Среди них в основном молодые девушки, но встречаются и женщины постарше, и даже совсем ещё девчонки, почти девочки. Мужчины, мальчики, пожилые мужчины и женщины стоят в сторонке, кто-то и них кричит и громко плачет, смотря на девушек, но никто ничего не делает. От круга с черным водоворотом их отделяют солдаты в черной амуниции, их в разы меньше, но никто на них не нападает. Ледвига сдалась? Когда это случилось? Главнокомандующий, монстр, задание, яд…

С ужасом смотрю на свою руку, там виден незаживающий след от укуса Наяны. Он почти затянулся, сколько времени прошло? Как так? Это мой кошмар? Это ведь просто кошмар?!

Резкий, полный отчаянья крик заставляет посмотреть на площадь. Испуганные женщины зовут на помощь, но солдаты, угрожая копями, подталкивают их к водовороту. Несколько мужчин из Ледвиги пытаются прорвать оборону монстров, но они маги, одна вспышка и мужчины падают на укрытую снегом брусчатку. Две девушки в начале ряда заливаются слезами, оглядываются на них, наверняка это были их родственники, братья, может быть, мужья. Солдат что-то выкрикивает, подталкивая их к водовороту, и те спрыгивают в воду и исчезают. Они буквально исчезли, словно их сразу же затянуло на дно этой чудовищной воронки. За ними последовали и остальные, они плакали, кричали в ужасе, а затем также исчезали под крики и плач близких, которые на это смотрели.

— Узинари получает свою жертву, — безжалостно прозвучало за спиной, но я даже не обернулась.

Среди толпы черноволосых ледвижек, выделяются три белых головы, светло-русые девочки. Они держатся за руки и тихо плачут, толпа несет их к водовороту, и совсем скоро они исчезнут так же, как и остальные. Я узнала голубые ленточки на голове у старшей, помню, как завязывала их Орысе. Красный свитер на средней девочке, который сама связала для Сары и… И мамин медальон, на шее у младшей, который она всегда берет без спросу. В том медальоне единственный портреты мамы, София показывала его, когда детвора обижала ее за то, что у нее нет мамы.

«Вот она, моя мама! Самая красивая!» — гордо, надув губки и топнув ножкой, кричала моя сестренка.

Теперь она молча плачет от страха, двигаясь вместе с толпой к водовороту, которая неумолимо подталкивает моих девочек, моих детей прямиком в черное жерло, в жертву дурацкому богу монстров.

«Нет!» — проносится мой крик отчаянья и ужаса над площадью, когда рывком перепрыгиваю через поручень балкона, не обращая внимания на высоту.

Крепкие руки подхватили меня раньше, попытка лягнуть и оттолкнуться босыми ногами от поручня не принесла успеха, не могу ничего сделать, он сильнее. Под мой крик отчаянья исчезают в черном водовороте мои девочки, а затем исчезает и весь свет для меня.

* * *

Внезапно вздрагиваю от жуткого ощущения падения и просыпаюсь. Руки, которыми хватаюсь за голову, трясутся крупной дрожью, и я сжимаюсь в комочек, судорожно дыша. Этого не было на самом деле, ничего из моего кошмара не было на самом деле! Первое, что заставляет открыть глаза и поверить в эти слова по-настоящему запах, пахнет сыростью и влагой. В отчаянии распахиваю глаза, но ничего не вижу, слишком темно. Осторожно сажусь, чувствую под собой какую-то грязную и вонючую, сложенную вдвое тряпку. Оглядываюсь по сторонам и замечаю еле выделяющуюся в темноте решетку, а за ней коридор с единственным источником света где-то вдали. Тюрьма — само собой возникает в голове название этому месту с сырыми заплесневелыми стенами. Вот это куда больше похоже на реальность, чем роскошные палаты и круг жертвоприношений. Одно хорошо, с сестрами все в порядке. Закрываю глаза и складываю руки на груди, молюсь Спасителю. Видел бы меня отец, посмеялся бы, он всегда говорил, что о Спасителе вспоминают лишь, когда становится плохо, никто не благодарит его, когда хорошо. Он и его религия ещё никому не помогли, скорее, наоборот. Фыркаю, опершись спиной на холодные камни, и сразу отстраняюсь. Одежда промокла от влаги на камнях. Секундочку, на мне же должна быть кожаная броня и нижняя сорочка, а это что? Ощупала себя с ног до головы и с тревогой поняла, что на мне платье, причем не моё. Изо рта вырвался мат, от понимания, что меня не только трогали, пока я была без сознания, но и раздевали. Прислушалась к своим ощущениям и удивилась ещё больше — ничего не болит. Вот абсолютно ничего, ощупала лицо, там ни одной раны или царапины. Затем потрогала ладонь и нащупала уже зарубцевавшийся шрам, как напоминание о моей отчаянной попытке выжить. Длинный рукав скрывал запястье, но и там остались два небольших шрама от укуса Наяны. Хоть в этом я могу быть уверена, не кошмар и не галлюцинация.

Что происходит? Где я и почему ещё жива? Меня будут пытать? Конечно, будут, а иначе: зачем я еще им? Но зачем для этого надо было залечивать мои раны и переодевать? Что-то тут не вяжется, вся история попахивает маразмом.

Тяжело вздыхаю и по привычке провожу рукой по косе, и вздрагиваю, когда дохожу до тяжелой металлической заколки на конце. Кто заплел мне косу, и чья эта заколка?

— Эй, здесь кто-нибудь есть? — раздался эхом неуверенный женский голос.

— Кто-нибудь есть, — соглашаюсь, а затем подползаю к решетке, пытаясь увидеть собеседника. — Эй, а где мы?

Совсем близко слышен шум, кто-то так же, как и я, подполз к решетке где-то слева.

— В Ханси, столице Ледвиги, — слышу усталый женский голос совсем рядом, вероятно, в соседней камере. — Твой голос кажется знакомым, кто ты?

Последнюю фразу женщина произнесла в приказном тоне, так что я невольно отклонилась от решётки. Брякнули кандалы, а затем мне протянули грязную тонкую руку со странными кандалами на запястье.

— Давай познакомимся, сестра по несчастью, — грустно проговорила собеседница, снова звякнув кандалами. — Настасья.

— Любава, — на автомате пожала протянутую руку, пока не поняла, почему голос казался таким знакомым. — Стоп, что?!

— Я думала, ты умерла! — хором произнесли мы в следующий миг, вписавшись лицами в решётку, чтобы разглядеть друг друга.

В темноте почти ничего не видно, но и этого хватило, чтобы разглядеть испачканное и изможденное лицо Настасьи. По щекам потекли слезы, не могу поверить и сжимаю руку подруги, чтобы убедиться, что