Туда и обратно - Клиффорд Саймак

Отличный план, преимущество которого заключалось в прямоте действий. Перехватить ревизиониста, выбить его из седла, захватить его корабль и отправиться обратно в свое время, чтобы занять там свое место. Это могло быть исполнено, и Саттон был в этом уверен. Он нашел бы андроида, который помог бы ему изменить свою внешность. На корабле должны быть документы, несущие информацию. И андроиды в его будущем могли сообщить ему необходимые сведения.

Чудесный план… за тем исключением, что он не сработал.

«Я бы мог сообщить о своих намерениях тому же роботу из информационного отдела, — подумал Саттон. — Он непременно был одним из наших. Ведь передал же он сведения туда, куда нужно».

Саттон сидел, прислонившись спиной к дереву, и напряженно вглядывался в небо над речной долиной, наполненное голубизной бабьего лета. Внизу на поле, тут и там, были разбросаны стоящие коричнево-золотистые снопы пшеницы, напоминавшие вигвамы. На западе катились волны Миссисипи, розовые, как облака, отражавшиеся в них, волны набегали на берег. На севере земля, покрытая пожелтевшей травой, вздымалась склоном холма, за которым виднелся другой холм и еще один, до того места, где земля каким-то таинственным образом прекращала свое существование и превращалась в небо. Хотя нельзя было обнаружить какую-то четкую линию, где это происходило. Не было какого-либо знака, выделявшего одну стихию от другой.

Голубая сойка быстро промелькнула в воздухе и уселась на столб, подпирающий плетень, залитый солнцем. Она потрясла хвостом и издала резкий характерный звук, как бы негодуя на что-то.

Полевая мышь выскочила из снопа и некоторое время смотрела глазками, похожими на булавочные головки, на Саттона. Затем в неожиданном страхе пискнула и снова исчезла в снопе, при бегстве хвостик ее дергался из стороны в сторону, выражая тревогу.

«Простая жизнь, простые люди, — думал Саттон, — маленькие простые существа, покрытые шерстью. Они тоже могли бы мне помочь, если бы знали… Голубая сойка, полевая мышь, сова, ястреб и белка… Братство, — размышлял он, — братство жизни».

Он слышал, как мышь шуршит в глубине снопа, и думал о том, что же является определяющим для той формы жизни, которую представляла полевая мышь. Конечно, прежде всего страх. Всегда присутствующий страх — самый главный, довлеющий фактор. Страх перед другими формами жизни: перед совой, ястребом, лаской, хорьком. А также страх перед человеком, перед кошками и собаками.

— И страх перед человеком, — сказал он. — Все боятся человека. Человек так повел себя, что все стали его бояться.

А затем чувство голода, страх перед угрозой голода. И инстинкт размножения. Конечно, есть жажда жизни и радость жизни, радость движения, удовлетворение от наполненного желудка и сладость сна… Что еще? Что еще может наполнить жизнь мыши?

Саттон жил в надежном месте. Он прислушивался ко всему окружающему. Он знал, что все хорошо. Все надежно. Было достаточно пищи. Было укрытие, которое предохраняло его от наступающих холодов. Он знал о холоде не столько по собственному опыту, а скорее благодаря инстинкту, который защищает людей.

До его ушей донеслось шуршание. Это другая форма жизни, родственная ему, занималась своими делами. Он ощутил сладковатый запах, доносившийся из гнезд, свитых из травы, теплых и уютных. Он почувствовал запах пшеницы, которая зимой послужит пищей для этих живых существ.

«Все в порядке, — думал он. — Все так и должно быть. Но нужно всегда быть настороже. Никогда нельзя забывать об осторожности, поскольку безопасность — это такая вещь, которая может исчезнуть в любой момент. Поскольку мы являемся такими слабыми. Такими слабыми и хрупкими. И кроме того, нужно есть. Шорох от чьих-то лап в темноте может означать и ужасный конец».

Он открыл глаза и представил себе, что поджал под себя ноги, а хвостом обвил свое тело.

Саттон сидел, прислонившись спиной к дереву, и внезапно, прежде чем сумел осознать это, почувствовал неприятное ощущение, что с ним это произошло.

Он закрыл глаза и подтянул под себя ноги, обвил себя хвостом и познал простые страхи такого существования: простого, без каких-либо претензий; существования другой формы жизни… Формы жизни, которая пряталась в снопе, пряталась там от лап и крыльев хищника, которая спала в снопе, пропитанном солнцем, и испытывала радость от уверенности в том, что есть пища и теплое убежище.

Он не просто чувствовал или знал это. Он был этим маленьким существом, был мышью, прятавшейся в снопе. И в то же время он был Ашером Саттоном, сидевшим у прямого, покрытого корой дерева и глядевшим в пространство над долиной, окрашенной в цвета осени.

«Нас двое, — подумал Саттон, — я и мышь… Мы оба существуем в одно и то же время. Каждый представляет собой отдельную личность. А мышь не знает об этом, ведь если бы она знала или догадывалась, то об этом узнал бы и я тоже, поскольку в настоящий момент настолько являюсь мышью, насколько самим собой».

Он сидел спокойно и неподвижно, все мускулы его расслабились. Но в то же время Саттон был полон удивления. Удивления и страха перед теми неведомыми силами, которые таились в его мозгу.

Он сумел привести корабль с Сигмы. Он воскрес из мертвых. Он выбросил шестерку, когда играл в кости. А теперь это.

Когда рождается человек, он обладает телом и разумом, которые обладают многими функциями. Некоторые из них довольно сложны, и требуются годы, чтобы научиться ими пользоваться. И еще проходит много лет, прежде чем это все усовершенствуется. Требуются месяцы, прежде чем человек сделает первый шаг, прежде чем произнесет первое слово.

Годы, прежде чем мысль и логика становятся отточенными инструментами…

«А иногда, — подумал Саттон, — они так и не становятся таковыми. И кто-то руководит человеком. Руководство это осуществляется опытными существами: сначала родителями, затем учителями, профессорами, церковью, всеми остальными людьми. Руководство осуществляется через контакты с помощью сил, которые формируют человека в часть общества и способны использовать те таланты, которыми он обладает.

А также наследственность, — продолжал размышлять Саттон. — Врожденные знания о свойствах, стремление делать некоторые вещи и думать о них определенным образом. Традиции, порожденные другими людьми, которые поступали определенным образом, а также представления, которые были выработаны мудростью прошлых веков.

Обычный человек имеет только одно тело и один разум. И конечно, этого достаточно любому человеку, чтобы жить. Но я, очевидно, имею второе тело и, возможно, второй разум. И для этого второго тела у меня нет никаких руководителей, и тем более наследственности. Я даже не знаю, как им пользоваться. И делаю первые неуверенные шаги. И только сейчас начинаю медленно понимать, на что я способен. Даже если я проживу достаточно долго, то смогу научиться, как пользоваться этими возможностями более эффективно. Но ведь могу и наделать ошибок, которые неизбежны в процессе обучения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});