ПОГРАНИЧНАЯ ЗАСТАВА - Г. Игнаткович

За недалекой рощицей, высветленной утренними лучами, послышался шум «газика». Капитан быстро обернулся на этот хорошо знакомый ему звук и обрадованно сказал:

— Возвращаются с проверки каэспе… Значит, все в порядке, как и должно быть.

«Газик» лихо подкатил к воротам и остановился.

— Ну, поехали. Заедем сейчас к одному из наших новых помощников из отряда ЮДП. Саша Вакулич — сын стрелочницы, живет на станции, в здании вокзала. Окна его квартиры смотрят на границу в самом прямом смысле. Там до Буга рукой подать…

Здание, в котором живет семья Вакуличей, добротное, из красного кирпича. По одну сторону — перрон, железнодорожные пути, по другую — тенистый палисадник, пологий спуск к реке. Кусты ольхи, акация, верба. Над берегом, прикрытым густыми зарослями, кудрявятся шапки дубов-исполинов. Саша видит их из своего окна. А еще видит он светло-бурую ленту контрольно-следовой полосы и примостившуюся рядом с ней дорогу. Саше давно известно, что по этому проселку никто, кроме пограничников, не ходит и не ездит и что появляться там больше никому нельзя.

Однажды утром он собирался в школу. Позавтракал, сложил учебники и тетради и, повязав пионерский галстук, подошел к гардеробу с встроенным в дверцу зеркалом. Надо же глянуть на себя перед школой. В это зеркало он видел также и все то, что было за его спиной: окно, часть палисадника, разросшуюся внизу рощу и даже небольшой отрезок пограничной следовой полосы. Он невольно залюбовался отразившимся в зеркале пейзажем и вдруг заметил человека, пересекающего полосу. Человек был в штатском. Саша резко обернулся к окну. Нет, нет, ему не показалось, там действительно кто-то шел.

Саша недолго соображал, что ему нужно делать. Он тут же выбежал из квартиры — дверь осталась распахнутой, — скатился вниз по лестнице и через считанные секунды уже торопил дежурного по станции:

— Дяденька, звоните… Сейчас же на заставу звоните. Это нарушитель. Самый настоящий…

К звонку со станции пограничники отнеслись с полным доверием. «Газик» с тревожной группой летел стрелой. Завидев его, человек в штатском заметался было на берегу, юркнул в кусты, но вскоре вылез оттуда с поднятыми вверх руками… Он так и не догадался, кто первым заметил его и каким образом о его попытке нарушить границу стало известно на заставе.

Саша рассказывал, немного смущаясь присутствием незнакомого человека. Мальчик показал, подойдя к окну, где пытался перейти границу нарушитель, а я невольно взглянул на рощу. Постой, постой, да ведь это та самая роща! Вон и тот дуб-исполин, под которым лежал с пулеметом Новиков. Оказывается, дорога, опоясавшая участок заставы, здесь, у станции, как бы сомкнулась, точно кольцо. Дорога у самой границы… Она пролегла через крепость, непокоренную прежде и зорко оберегающую труд и покой Отчизны теперь.

Марк Кабаков. Баллада о командире

У каждого моря свой цвет, своя соленость и волнующая череда дат, событий, имен, имя которой — История. Накатываются на дюны свинцовые волны Балтики, и в рокоте их доныне слышен и властный голос Петра, и громовое «Даешь!» буревестников Революции — легендарных братишек с «Авроры».

Недвижна в гранитных ущельях фиордов блекло-голубая вода Баренцева моря, и кажется, вот-вот прорежет ее игольный след перископа и опрокинут безмолвие полярного дня взрывы торпед гвардейских подводных лодок.

Темно-зеленой стеной вздымаются валы на Тихоокеанском побережье, но взгляд невольно ищет в бешеной толчее воды белые паруса корветов и шхун отважных мореходов-первооткрывателей.

А когда перебирает гальку в Цемесской бухте или у Севастопольских равелинов лазурная, разогретая солнцем волна, то в ее ласковости давняя боль за корабли, которые шли на дно с гордым сигналом: «Погибаю, но не сдаюсь».

Черное море… Раскаленный песок евпаторийских пляжей и натруженные спины одесских причалов. Море аргонавтов и море алых парусов Александра Грина. Едва уловимый в пряном запахе бриза аромат крепчайшего кофе и заморского табака… Может быть, поэтому ночью, когда звезды и ходовые огни покачиваются в черном зеркале бухты, а за молом взлетают посеребренные луной белые гребни наката, приходят на ум затверженные с детства строки:

Двенадцатый час —Осторожное время.Три пограничника,Ветер и темень.Три пограничника,Шестеро глаз —Шестеро глазДа моторный баркас…

Наверное, так оно и было в двадцатые годы, когда Багрицкий писал эти звонкие строфы «Контрабандистов». Много воды утекло с той поры. И уж не моторные баркасы, а быстроходные пограничные корабли заступают на бессонную вахту у невидимой кромки морской границы. А контрабандисты остались. И не только контрабандисты… Совсем недавно, например, обнаружили морские пограничники фелюгу под чужим флагом. На корабле взлетели вверх флаги международного свода сигналов: «Застопорить машины, лечь в дрейф!» И отрезая путь нарушителю в нейтральные воды, выскочил из-за мыса катер. А когда осмотровая группа спустилась в трюм фелюги, то в лучах карманных фонарей под рыбацкой снастью была обнаружена контрабанда… Но это было происшествие.

— Вот когда происшествий нет, тогда у нас все в порядке, — так сказал мне командир корабля Виктор Петрович Костенецкий.

Коренастый, широкоплечий, с коротким ежиком каштановых волос, стремительный в движениях капитан третьего ранга удивительно соответствовал своему кораблю: тоже небольшому, чуть осевшему в воде и в то же время порывистому каждой линией своих обводов.

— Если нарушитель видит, что пограничники начеку, то он только очертя голову полезет в наши воды. Ну вот как эта фелюга, — Виктор Петрович чуть насмешливо улыбнулся, протянул руку к биноклю.

Мы возвращались в базу, и полоска входного мола уже заметно белела на густом ультрамарине залива.

— Правый малый назад! — негромко обронил Виктор Петрович.

— Есть правый малый назад! — как эхо донеслась отрепетованная команда.

Костенецкий опустил бинокль, обернулся:

— А вы заходите вечерком. Представлю вам свое семейство, поговорим…

Я охотно согласился.

Квартира Костенецкого в двух шагах от части. Да у пограничников иначе и быть не может. Ночью ли, днем ли, в праздник и в будни ты обязан незамедлительно быть на корабле, едва такая необходимость возникнет. А кто знает, когда она возникнет?.. И хотя в уютной квартире Костенецких ничто о такой готовности не напоминало, Зоя Ивановна нет-нет да и взглядывала на мужа, едва он начинал говорить по телефону. А резкая трель телефонного звонка, так схожая с сигналом аврала, то и дело прерывала нашу беседу.

В тот запомнившийся вечер говорили мы о многом: и об океанских дорогах, и о моряцких судьбах, и, разумеется, о книгах, которых у моих гостеприимных хозяев было великое множество.

— Есть у меня книга с автографом автора, — Виктор Петрович протянул мне сборник стихов, и я прочитал:

«Товарищу В. П. Костенецкому на добрую память. Константин Симонов».

— Давно это было, в 1963 году, Я тогда служил на Севере, командовал пограничным катером. В дозоре все-таки выпадала свободная минута, хотелось почитать Симонова, очень люблю я его стихи, а книг нигде в продаже нет. Вот я, недолго думая, и написал об этом в Москву, в Союз писателей. Прошло некоторое время, и получил я объемистый пакет, а в нем «Избранная лирика».

Маленькая дочурка, такая же синеглазая, как отец, все пыталась вскарабкаться на колени к папе и требовала, чтобы поговорили и с ней. Зоя Ивановна хотела увести дочку в детскую, к игрушкам, но тщетно. И родители смущенно улыбались, как бы извиняясь, что так получается. И ощущалась в комнате та атмосфера взаимной уважительности и теплоты, которая свойственна только очень дружным семьям.

Кубанцы Зоя и Виктор жили в одной станице и учились в одной школе. Но пути из родной станицы пролегли для них поначалу в разные стороны. Виктор поступил в Ростовское техническое училище, но когда пришла пора идти служить, заявил в военкомате: только на флот.

И уже через полгода, окончив школу младших авиационных специалистов, стал летать стрелком-радистом на одном из боевых самолетов Северного флота. Море, казалось, было рядом, да только под крылом. И давняя мечта о море опять не давала покоя. Но добился своего. Был направлен прямо из части в училище и в мае 1957 года надел наконец-то фланелевку с заветными якорями на погонах.

1960 год самый памятный для Костенецких. Виктора приняли в партию. Зоя окончила педагогический институт, они поженились. А потом? Потом привычная для жены пограничника жизнь, которая ей самой кажется такой обыкновенной…

Виктора после окончания Высшего военно-морского училища имени С. М. Кирова направили служить в морские части погранвойск. И стали мелькать один за другим военные городки. На Севере родился сын, Игорь, на Балтике — дочь. Дети, дом, работа. И бесконечное, тоже ставшее привычным ожидание прихода корабля. Единственного, на котором служит муж…