Море ясности - Лев Правдин

Он вышел в прихожую. Повздыхал и здесь, уже для собственного удовольствия. Дверь в комнату Ваоныча была приоткрыта, и там горел яркий свет. Но в комнате никого не было, должно быть, художник пошел к Елении.

На мольберте стояла большая доска, окрашенная в красивый голубой цвет. Наверху нарисован белый лебеденочек, каким его сделал дед. Он широко распахнул трепещущие крылья, готовый взмыть в сияющий простор. А за ним солнце, такое алое и по всему небу лучи такие золотые, что даже глазам больно! А внизу синие буквы: «Музей Великого Мастера».

Вывеска была хорошая, веселая. Володя немного порадовался около нее и пожалел, что нет никого, кто бы мог порадоваться вместе с ним.

Он увидел разбросанные по дивану разные журналы и среди них тот журнал, где напечатаны картины Снежкова. Он взял его и понес домой.

— Вот. Любимая сестра…

Мама очень долго смотрела, потом отодвинула журнал и глухим голосом проговорила:

— Глупости все это… Ни о каких ромашках мы там и не думали.

— Ты, может быть, позабыла? — упрашивал Володя. — Вспомни…

— Ничего я не позабыла. Все помню.

— Так он сам же все видел. Своими глазами.

— Не было его там со мной! Пойми ты, не было!

Она встала и вышла из комнаты. Теперь от нее тем более слова не добьешься. Стоит посреди спальни, заложив руки за спину и смотрит в угол. Просто стоит и смотрит туда, где ничего нет. Пустой угол.

Остановившись на пороге, Володя тоже посмотрел в угол, где не было даже пылинки. Что она там нашла? Просто она задумалась. Переживает. Громко и требовательно он сказал:

— Давай напишем ему письмо!

— Зачем? — тихо спросила мама.

— Пусть приедет. Скажет что-нибудь. А то я совсем тут пропаду.

Мама не ответила. Володя осмелел:

— И никто не знает, что надо делать.

— Иди ко мне, — позвала мама.

Он подошел. Она прижала к себе его голову.

— А мне, думаешь, легко? Все одна и одна. Ты меня мало слушаешься. Мне бы тоже очень хотелось, чтобы у нас кто-нибудь был. И чтобы это был Снежков. Он хороший. Он был очень хороший. Я тебе рассказывала. И, наверное, я виновата, что его нет. А теперь уж и не знаю. Наверное, у него кто-нибудь и без нас есть. А мы как жили вдвоем, так и будем жить. Только бы тебе было хорошо…

Что-то горячее упало на Володину голову. Он замер. Мама теплой ладонью стерла свою нечаянную слезу и тихонько посмеялась:

— Вот как я сама себя пожалела! До слез. Даже смешно.

Горячо дыша в мамину грудь, Володя сказал:

— А вдруг он ждет нас?

— Так долго не ждут.

— Никто не ждет?

— Почти никто.

— Ну вот! Почти. А он вдруг ждет?

— Я сказала: так долго не ждут.

— А вдруг он потерял наш адрес?

— Все-то у тебя вдруг…

Володе показалось, что мама улыбается, и, высвободив голову, он посмотрел вверх, чтобы убедиться в этом. Он увидел, что и она смотрит сверху прямо в его глаза и, наверное, ей надо понять, что он хочет еще сказать. Она как-то так умеет понимать все по глазам. Она и на этот раз все поняла, сразу перестала улыбаться и даже как будто испугалась чего-то. Но Володя все равно твердо сказал то, что он хотел сказать:

— Он сидит и ждет.

— Нет, нет, — прошептала она. — Не надо этого!

— Ждет, — убежденно повторил он, — ждет. А тогда зачем же он нарисовал тебя? «Любимая сестра Валя»!

Не отвечая на вопрос, мама, мягко отталкивая Володю, попросила:

— Давай-ка забудем все это…

— А ты и сама хочешь, чтобы он приехал.

— Мало ли чего я хочу.

— Вот возьму да напишу ему.

Она рассмеялась так, словно эти слова очень обрадовали ее, и проговорила совсем не сердито, но, как всегда, твердо:

— Я сказала: забудем. И все!

— А почему ты виновата, что он не с нами?

— Все, Володька, все! Время позднее, пора спать, а утром все забудется.

А НА ДРУГОЙ ДЕНЬ…

Сказав сыну, что утром он забудет все свои нелепые выдумки, Валентина Владимировна и сама в это не верила и видела, что и Володя не поверил. Нет, не все поддается забвению. Кроме того, всегда найдется человек с хорошей памятью и богатым воображением. И он напомнит.

Собираясь на работу, она причесывалась и в большом зеркале видела этого человека с неуемным воображением. Вот он спит в своей постели, залитой утренним солнцем, посапывает, и горя ему мало. Чем-то он сегодня удивит, что придумает?

Она очень хотела, но никак не могла отделаться от темных ночных дум. Она шла на работу. Улицы были еще по-утреннему прохладны и свежи, как и десять лет тому назад, когда она возвращалась в отчий дом. Тогда тоже была весна и улицы дышали утренней прохладой. Она шла стремительной походкой, готовая к бою.

И хотя с того времени прошло десять лет, Валентина Владимировна ничего не забыла, ни одной мелочи, ни одного сказанного тогда слова. Она и сейчас представляет себе все с такой беспощадной отчетливостью, словно она вновь предстала перед всем светом на суд, чтобы заносчиво заявить о том, что виновной себя она не признает.

Никогда, ни одной минуты она не считала себя виновной и заставила всех примириться с этим. Всех, кроме одного, самого дорогого на всем свете — ее сына. Он один продолжает ворошить забытые всеми потрясения, вытаскивая из многолетних наслоений пыли старое не признанное ею обвинение.

Прошло десять лет — сможет ли она теперь не признать своей вины? Вот только теперь впервые к ней пришло сознание, что она виновата и ей не найдется оправдания, по крайней мере сейчас. И когда сын вырастет и сам узнает все радости и невзгоды любви, даже тогда он не снимет своего обвинения. Он просто забудет о нем, а если не забудет, то сочтет не стоящим никакого внимания.

Значит, все это надо пережить, перетерпеть и постараться удержать Володю от всяких решительных действий. А хватит ли сил удержать? Должно хватить.

Володи дома не было. Не явился он и к ужину. Тогда Валентина Владимировна начала всех спрашивать, не видал ли кто ее сына. Нет, никто его не видал. Раньше веек вернулась с работы тетка, но и она ничего не могла сказать.

Спросила Таю.

— Нет, теть Валя, я из школы пришла, а его уже нет, — затараторила она с такой готовностью, что тетка сразу заподозрила неладное.

— Ох, что-то крутишь ты, крутена! Говори, что знаешь!

— Да ничего я не знаю! Вот еще…

Елена Карповна посоветовала сходить к Володиным друзьям, к Венке в первую очередь. Никто про Володю ничего не знал. Тогда пришлось обратиться в милицию.

И вот уже двенадцать часов ночи: Валентина Владимировна, измученная и бледная, сидит на диване в кабинете у дежурного, и он уже позвонил по всем телефонам, но мальчика по имени Володя, девяти лет, смуглого, черноволосого, в старом синем пальто и серой кепке, нигде не оказалось. И вообще ни с какими мальчиками за прошедшие сутки ничего такого не случалось. Везде полный порядок.

Везде полный порядок, а Володя пропал.

Тогда вызвали главного специалиста по всяким ребячьим делам, лейтенанта Василия Андреевича. Он только что пришел из театра, сидел дома, пил чай и радовался, что везде, у всех мальчишек в городе полный порядок.

Он скоро пришел, нарядный, потому что еще не успел переодеться и только снял галстук. Наверное, поэтому он не внушал доверия Валентине Владимировне: надо бы для такого дела кого-нибудь посолиднее. Подумав так, она осторожно сказала:

— Как все неожиданно получилось.

— Такой народ — мальчишки, — очень спокойно проговорил Василий Андреевич, — у них всегда все неожиданно. Пойдемте на место происшествия…

Она очень испугалась и, глотая воздух, начала спрашивать:

— Какое происшествие? Что вы говорите? Что с ним произошло? Куда надо идти?

— Главное место происшествия у всех мальчишек, учтите, одно: это — дом родной. Оттуда все начинается.

— Ох, а я уж подумала! У нас дома все хорошо.

— Не все, значит.

— Я просто даже и не знаю.

— И я не знаю. Вот и посмотрим.

Они вышли на притихшую ночную улицу. Василий Андреевич, посмеиваясь, сказал:

— Володька-то ваш, ух, парень!

— А вы разве знаете его?

— Встречался.

— Из школы исключили его. На неделю.

— За что?

Валентина Владимировна рассказала. Она пока еще не плакала, но уже не все понимала, что ей говорили. Наверное, чтобы ее успокоить, Василий Андреевич сказал:

— Все ясно, — хотя по его задумчивому лицу было видно, что ничего ему еще не ясно.

На «месте происшествия» он прежде всего взял Володин боевой портфель, покачал его на ремне.

— Вот это, — заметил он, — это первая ступень холодного оружия.

Тут Валентина Владимировна не выдержала и заплакала, а он, чтобы показать, что ничего еще серьезного нет, пошутил:

— Да найдем мы вашего Володьку. На другие планеты за истекшие сутки ракеты не улетали, а на земле от нас никто не укроется. Вы лучше осмотритесь повнимательнее: вещи у вас все на месте?