Том 16. Фредди Виджен - Пэлем Вудхауз

— Приятно слышать, — сказал он, — но, боюсь, что перемена в ваших взглядах несколько запоздала.

Джил не собиралась разделять этот пораженческий настрой.

— Ничуть. Сейчас я к ней пойду, и все недоразумения мигом устранятся. Я скажу, что для спасения ее жизни вы позвонили мистеру Бонду и спросили комбинацию, понимая, на что себя обрекаете, и ее мнение о вас разительно переменится. Она скажет, что в жизни не слышала ничего чудесней, и что это урок нам всем: не торопиться с вердиктом и не судить людей только за их отношение к чужому добру, пусть даже несколько неординарное. Кстати, делу помогло бы, если бы я могла добавить, что эта сторона вашей жизни — в прошлом. Можно?

— Конечно, мисс. Еще до сегодняшней ночи я подумывал, как говорится, уйти с ринга непобежденным, и теперь уверен, что это время настало. Я спел свою лебединую песню.

— Тогда ждите меня назад с хорошими известиями, — сказала Джил.

2

О чувствах Горация к Аде можно судить по тому, что, оставшись один, он не ринулся к сейфу, не схватил набитый деньгами чемоданчик и не устремился прочь с максимально возможной скоростью. Сидни Картон и шевалье Байяр могли бы так поступить, но, к чести Горация, подобная мысль даже не пришла ему в голову. Он стоял недвижим, жалея, что дверь в кабинет Майка такая толстая, и сквозь нее не доносится ни звука.

Он думал об Аде. Как нам известно, именно готовка впервые обратила его мысли в сторону флердоранжа и свадебного пирога, однако восхищение ее кулинарным искусством было лишь той искрой, от которой занялось пламя. С тех пор он настолько оценил другие ее достоинства, что сейчас был влюблен сильней, чем на заре юности, когда, двенадцати лет от роду, сходил с ума по девочке, изображавшей Золушку в пантомиме. Он был толст, лыс и немолод, а толстый, лысый немолодой человек не разбрасывается своим сердцем, и если уж отдает его, то навсегда. Он ясно сознавал, что без Ады его жизнь будет пустой.

Когда он примерно в двадцатый раз пришел к этому выводу, дверь открылась, и вышла Ада, а за ней Джил. Одного взгляда на Джил было довольно, чтобы понять — все тревоги напрасны. Она самодовольно улыбалась, как адвокат, чье красноречие вынудило присяжных вынести вердикт «Не виновен». Последние сомнения рассеялись, когда Ада сделала несколько шагов, подняла заплаканные глаза и бросилась к нему на шею с возгласом: «О, Гораций!», убедившим бы самых закоренелых скептиков.

Джил смотрела на них благожелательно. Она чувствовала, что слов от нее больше не требуется, да и не успела бы их сказать, поскольку на лестнице снова загремели шаги и вбежали Ферди со Смити.

Даже самый невнимательный наблюдатель отметил бы, что они чем-то взволнованы. Смити не замедлил объяснить причину своей ажитации.

— Шеф, — сказал он, без преамбулы переходя к тому, что адвокат назвал бы сутью, — здесь фараоны.

3

Именно в критические минуты такие люди, как Гораций, разворачиваются в полную силу. Опасность подстегивает их мыслительный процесс. На пятнадцать секунд он опешил, как всякий работающий грабитель, при последних словах, но слабость прошла, и он снова стал собой, гениальным тактиком, способным принимать решения на ходу.

— Слушайте, вы все, — произнес он на строгой начальственной ноте, — и не заставляйте меня повторять, на это нет времени. Если будете держаться спокойно и выполнять мои указания, все пройдет гладко. Смити!

— Шеф?

— Садитесь за этот стол!

— Сел.

— Ферди!

— Шеф?

— Садитесь вот за тот стол. Ада!

— Да, милый?

— Принеси пару гроссбухов и дай им ручки. А вы с мисс Уиллард берите блокноты и садитесь вот сюда.

— Ясно, солнышко. Чтобы казалось, будто мы проводим аудит.

— Верно, — ответил Гораций, радуясь, что Провидение послало ему невесту, которая не только готовит, как Эскофье,[59] но еще и соображает на лету. — Вы, Ферди и Смити, будете читать цифры, — сказал он, и тут в дверь позвонили. — Иду, иду! Кто там?

— Полиция.

— Минуточку. — Гораций открыл входную дверь. — О, добрый вечер, мистер Джессоп, — проговорил он, выражая изумление и радость от нежданной встречи с добрым знакомцем каждой нотой своего звучного голоса.

В банк суперинтендант Джессоп отправился по совету своего шурина Клода. Совет был преподнесен в невыносимо покровительственной манере, которая всегда его раздражала, однако саму мысль он был вынужден признать здравой. Узнав, что практически всех веллингфордских полицейских отрядили стеречь Мэллоу-холл, Клод недвусмысленно выказал презрение. Мой разлюбезный, ах, мой разлюбезный, сказал он, и выразил изумление, что суперинтендант не различил за стрельбой в Мэллоу-холле руку Чарли Йоста. Ясно, как день: Чарли поручил сообщнику палить по окнам Мэллоу-холла, зная, что хозяин первым делом вызовет полицию, после чего берег расчистится и можно будет не спеша ограбить банк. Если отправиться туда немедленно, возможно, удастся взять его с поличным. Не забывайте, присовокупил Клод, что он вооружен. Мне пойти с вами? Мой разлюбезный, не забывайте, что я тут на отдыхе.

Поэтому суперинтендант отправился осматривать банк в одиночку. Его неотвязно преследовала мысль о вооруженном преступнике, поэтому он с большим облегчением увидел в дверях безобидного дворецкого. Правда, присутствие дворецкого показалось ему странным, но, по счастью, Гораций тут же прояснил ситуацию.

— Входите, мистер Джессоп, — сказал он. — Мы здесь немножко заняты. Скоро ревизия, и мистер Бонд хочет, чтобы все было готово. Запарка такая, что приходится работать ночью. Даже я вынужден был зайти по поводу хозяйственных счетов. Ничего, если мы продолжим?

— Мой разлюбезный, ах, мой разлюбезный, — воскликнул суперинтендант, попирая закон об авторском праве. — Вижу, у вас пополнение.

— Да, кое-кого из старичков пришлось заменить, мистер Джессоп. Годы берут свое. Все мы не молодеем.

— Я никогда не видел, чтобы счетоводы работали в перчатках.

— Мистер Бонд хочет, чтобы бухгалтерские книги были идеально чисты.

Смити прочистил горло и обратился к Джил скрипучим голосом профессионального бухгалтера.

— Мисс Джонс?

— Сэр?

— Запишите следующие цифры. Семь, четыре, три, шесть, запятая два, девять. Пятьдесят, триста сорок один запятая семь, девять.

— Помедленней, мистер Каллахан.

— Восемь, пять, два, шесть запятая семь, четыре. Сложите, пожалуйста.

— Уже сложила. Два миллиона шестьсот тысяч восемьсот семьдесят четыре запятая ноль два.

— Верно.

— Она сложила все это в уме? — изумился суперинтендант Джессоп.

— Такая редкая способность, — заверил Гораций. Теперь и у Ферди прорезался голос. Вдохновленный примером Смити, он обратился к Аде:

— Скажите, мисс, включаются ли форвардные расчеты в пробный баланс?

Ада вздрогнула. Вопрос застал ее врасплох. Она думала о Горации, о том, как сильно его любит.

— Меня бы это не удивило, — сказала она, и Ферди ответил: «Хорошо», чувствуя, что Смити его не переплюнуть.

— Ладно, не буду больше мешать занятым людям, — сказал суперинтендант. — Доброй ночи всем. Доброй ночи, мистер Эпплби.

— Доброй ночи, мистер Джессоп.

— Дайте-ка вспомнить, когда у нас следующий платежный день? — спросил Ферди.

— Пожалуйста, не говорите таких слов, не то я заплачу от смеха, — сказала Джил. — Вы удовлетворены нашим выступлением, мистер Эпплби?

— Вы были великолепны, мисс Уиллард, а наши два счетовода вполне убедительны. До свидания, Смити, до свидания, Ферди.

— До свидания, шеф.

— А теперь, Ада, думаю, мне надо проводить тебя домой. Ты пережила тяжелый вечер. Мисс Уиллард, вы простите, если мы оставим вас в одиночестве?

— Обо мне не беспокойтесь, — ответила Джил. — И вряд ли я долго буду в одиночестве.

Она не ошиблась. Гораций и Ада не успели выйти, как подъехала машина, и вошел Майк.

Глава XII

1

Майк, подобно Отелло, был в буре чувств.[60] Он обладал недюжинным умом, однако события этой ночи сбили бы с толку любого мыслителя. Когда молодой человек слышит от дворецкого, что он, дворецкий, грабит банк и его, молодого человека, секретарша заперта в сейфе, а прибыв на место, застает там свою невесту, ему можно простить некоторую растерянность. Он воззрился на Джил, и чувство, что все это происходит во сне, не покидавшее его с телефонного разговора, еще усилилось.

— Что… что… что?.. — спросил он.

— Я здесь делаю? — подхватила Джил. — Граблю банк, милый. Ты сам меня на это толкнул, если помнишь, — продолжала она, не обращая внимания на раздавшееся в ответ слабое блеяние. — Практически поручил мне это сделать. Сказал, твои финансовые затруднения разрешатся, если кто-нибудь ограбит банк, потому что ревизоры совершенно растеряются, разведут руками и подадутся в торговлю сеном, соломой и фуражом. Как видишь, все очень просто.