Львиная охота - Александр Щёголев

– ¡Acuestate! — крикнуло оно по-испански, и само же перевело: — Ложись!

Пистолет системы Мигунова был направлен мне в грудь. Я узнал этого убогого стрелка, ведь кто как не я покалечил его час назад бутылью с капо. Оказывается, метис владел и привычными слуху языками. И был он в местной компании отнюдь не рядовым. Горе-боец, естественно, тоже узнал меня, то есть оружие в его руках вряд ли предназначалось для стрельбы, слишком уж ценной я был дичью. В таком случае предлагать мне лечь было ошибкой. Комната маленькая, а я большой, к тому же рефлексы у раненого не те, что у здорового. Я принялся послушно опускаться на пол, но время вновь замедлило свой ход, и через полсекунды лечь пришлось не мне. «Мигунов» тяжело брякнул о пластиковый плафон. Человек упал нехорошо, стукнувшись спиной об угол пульта.

— Ты все равно не получишь Холом-Ахпу! — прохрипел он, пытаясь перевернуться на живот, и я, приковывая несчастного наручниками к стеллажу, как мог его успокоил:

— Сиу тан, дружок, сиу тан…

Система охраны у них была стандартной. На экранах был виден практически каждый уголок здания. Пострадавшие сотрудники благополучно валялись там, где я их бросил — один во дворике, другие на лестнице, — не скоро они должны были выйти из шока, по себе знаю. На втором этаже, в переходе между аукционным залом и художественной галереей, кто-то мужественно сражался с растекшейся по полу водой (место, где прорвало трубу, все было в пару). Какой же ты, Жилов, варвар, подумал я с отвращением. Третий этаж занимали административные офисы… вот там Феликс Паниагуа и обнаружился.

Ощущение пойманной за хвост удачи наполнило кулаки воздушной легкостью.

В комнате было темно, система давала изображение в инфракрасном свете. Я подключил звук. Этнограф ходил вокруг овального стола, раздраженно задевая стулья, и разговаривал с кем-то по телефону, а товарищ его неподвижно глядел в окно, на площадь Красной Звезды. Эта вторая личность также была мне знакома: чернокожий красавец, принимавший участие в моем похищении.

— Son necesarios tres micraviones, — торопливо говорил Паниагуа. — Enviadlos al tejado. ¡Caramba! ¡Sin pilotos ciertamente![11]

Я уточнил координаты: это помещение именовалось «комнатой Комиссии» — лети и клюй зернышки раскрытых тайн. Слушать, что бандиты еще скажут, было некогда, хоть и в высшей степени любопытно. Я вскрыл распределительный щит. Дон Феликс успел воскликнуть:

– ¡Demonios! Si Miguel porsimismo no sabe como ellos habian encontrado esta tienda…,[12] — после чего были вынуты все предохранители.

Система умерла. Я поднял упавший пистолет и расстрелял гнезда предохранителей, затем, как водится, раздавил телефон, лишая пленника последних надежд связаться со своим боссом. «Мигунов» — страшная штука (как и мой каблук): от щита и телефона мало что осталось.

— Добей меня, — застонал прикованный к стеллажу фанатик, сверкая нездоровыми глазами.

— Поживи, chiquillo,[13] — попросил я его, — может, еще повзрослеешь. И забери свой суррогат, такие источники вдохновения мне не требуются.

Я бросил трофейный порношар на пол, поближе к его лицу.

— Это совсем не то, что вы подумали! — трогательно обиделся он.

Да уж, малыш, и вправду можно было не возвращать тебе этот шедевр, учитывая, что я заметил на стеллаже «Жертвенный оргазм — 2». Что ж, запас карман не тянет…

Мигель, думал я, взлетая вверх по лестнице. Знакомое имя. Мигель — это, знаете ли, факт. Ваша причастность к убийству в гостинице, господа антиквары, приобретает вполне современный дизайн… А вот меня вы с перепугу приняли за кого-то другого: за того, кто способен окружить дом, от кого нужно спасаться на микролетах. Меня приняли за того, чье присутствие в этом мире обозначается жутковатым словом «они». Веселая история. С другой стороны, впервые за мою насыщенную приключениями жизнь враждебные силы не имеют права стрелять в меня на поражение. Работать при таком раскладе как-то непривычно, хоть и очень удобно, чего уж там. Если оглянуться назад и трезво оценить сегодняшний день, то станет ясно, что соперники, каждый из которых был отнюдь не плох, с легкостью повергались писателем Жиловым по одной простой причине — руки их были скованы приказом. Вот и получается, что лучший способ выполнить тайную миссию, которой у меня нет — это идти напролом, ни от кого не прячась… Я обнаружил перед глазами рельефную табличку «комната Комиссии», выключил фонарь и тихонько потянул дверь на себя.

Автоматически зажегся свет.

— Это вы? — невольно вырвалось у дона Феликса. Он был потрясен. Он выдал себя с головой.

— Это я. А это «мигунов». — Я направлял пистолет на второго, на чернокожего. — Объясните вашему приятелю, что нет ни одной причины, которая помешала бы мне спустить курок. (Тот замер на полусогнутых, хищно оскалившись и взявшись рукой за брючный ремень). И еще скажите ему, чтобы сбросил на пол то, что у него на брюхе спрятано.

— Делай, — скомандовал Паниагуа.

Бандаж был расстегнут, проводки от устройства наведения выдраны, и разрядник упал к ногам гангстера. Я поднял брови. Разрядник был не простым, а кварковым.

— Теперь хорошо бы пристегнуться к этой штуке. — Я показал на стойку, на которой размещался комплекс аналитических весов, и перебросил черному брату наручники.

Стойка была жестко прикреплена к полу. Надежное место для долгой стоянки. Гангстер, поглядывая на босса, принялся неохотно исполнять и это пожелание.

— Не к верхней, а к нижней, — подсказал я.

Он присел на корточки.

— А вы, — кивнул я гватемальцу, — опорожняйте содержимое ваших карманов. И поживее.

Господин Паниагуа поморщился, однако принял к исполнению. На краю роскошного овального стола (резного, дубового) возник образцово-показательный набор предметов: расческа, электронный блокнот, сигареты, фирменные спички с надписью «Семь пещер», бумажник… Блокнот и бумажник изучим позже, подумал я, будет еще время… А это что? Два оптических шарика. Я присмотрелся и едва не расхохотался.

— Ах, вот какие материалы хранились в вашей хваленой шаротеке, — сказал я. — Кто-то, я слышал, жалел, что она сгорела вместе с подвалом. И чего было жалеть?

— Я ученый, — ответил дон Феликс с достоинством. — Я изучаю поведение животного, называемого человеком, во всем многообразии естественных проявлений.

— Кто же спорит, — согласился я. — Бросьте-ка мне их на секунду.

Опять это были кинокомиксы, отмеченные знаком Венеры и Марса! Казалось бы, красиво, поэтично — символы, обозначающие женское и мужское начало. А на самом деле — клеймо законченной дряни. Только для взрослых, да еще не для всяких взрослых. Они тут что, в этой их секте, подвинулись на похабщине? И опять наклейки содержали надписи на русском: один шарик назывался «ФемИна Негодяева», второй — «Ночной позор». Изготовитель комиксов — все то же неведомое «Масс-турбо»… Смешно. Одного порношарика, значит, почтенному этнографу было мало, он держал при себе сразу два: в нагрудном кармане, поближе к сердцу, плюс в кармане штанов, поближе к… Я вернул их хозяину, ни на миг не теряя контроля над комнатой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});