Дороги в неизвестность (сборник) - Марик Лернер

– Нож можно забрать только у пленного или убитого, – спокойно сообщил я публике. – Пленному не положено, а убитому он не нужен. – И повернулся к поверженному: – Ты объяснил это своему сыну? Нет? Ты не знаешь, в чем состоят обязанности отца и воина. – Я с размаху пнул его ногой в живот и торопливо отодвинулся, когда Коня бурно вырвало. – Или ты объяснил, но у тебя такой дебильный сын? За его поступки придется ответить тебе. – И я добавил еще раз. – Если воин оскорбил другого воина, – все так же для окружающих продолжил цитировать я, – он обязан ответить за свой поступок.

Хорошо иметь абсолютную память. При желании я мог бы сообщить и массу оговорок в данном правиле, выясняя, что такое оскорбление, но сейчас это не мое дело. Он нарвался, и я вправе забить придурка, если он не признает свою глубокую ошибку.

– Первое правило, – продолжил я нараспев, как учат детей, – за все нужно платить. Второе, – нагибаясь и вынимая из ножен на поясе Коня его клинок, – платить можно по-разному. – Я воткнул лезвие в стену и, напрягшись, сломал нож. – Третье: не желающий признать поражение, сам виноват в своем упрямстве. Умей оценить силы. Ты вставать собираешься? А признать, что виру теперь определит не паук, а я? Ну, как хочешь, – заявил я на его молчание, хоть и не был уверен, что он способен был сейчас хоть что-то понимать, и, взяв за шиворот, начал поднимать для дальнейшей показательной экзекуции.

Из толпы в мою сторону кинулся молодой парень. Пришлось уронить Коня и резко отодвинуться, иначе непременно очередной нож распорол бы мне живот. Парень по инерции проскочил мимо, а я перехватил руку и ударил под колено сзади, так что он воткнулся носом в траву.

– А ты, видимо, Кабан, – обрадованно сказал я и резко дернул зафиксированную руку вверх. Кость отчетливо треснула, и он потерял сознание.

– Вы видите, насколько отвратительно воспитание в этой семье? – патетически воскликнул я. – Двое воинов выясняют свои мелкие проблемы, а этот, – я наступил на левую руку и демонстративно начал давить пальцы, стараясь их переломать, – кидается с ножом без предупреждения. А я настолько мягкосердечен, что даже не убил его. – Нагнулся и подобрал нож Кабана. Второй клинок вытащил у него из-за пояса. Проверил клеймо, чтобы убедиться, что это нож Первого, и, выпрямившись, ударил ногой по левому локтю, ломая и вторую руку.

Расталкивая оборотней, сквозь кольцо стоящих вокруг нас, торопливо протиснулся паук.

– Что происходит? – спросил он.

– А, Белоглазый, – демонстративно называя его по имени, «обрадовался» я. Благодаря Черепахе, исправно сообщающей мне подробности жизни в роще, я прекрасно знал, что он и есть наш главный здешний недоброжелатель. Скорее всего и подзуживал это семейство. – Скажи, это так принято в этой роще, нападать на Суде чести сзади, вмешиваясь в поединок, кидаться с ножом без предупреждения, отбирать нож, подаренный после детства, оскорблять чужую семью? Ты что-то плохо следишь за соблюдением традиций.

– Я разберусь, – пообещал он. – Но сейчас ты уйдешь.

– Нет. Мы разберемся здесь и сейчас. Я пришел к Вздыбленному Коню и хотел решить проблему спокойно. Теперь я хочу справедливости. Отобравший нож должен лишиться его. Да или нет?

– Я должен проверить, – выдавил он через силу.

– Напавший с ножом без предупреждения… Что говорит закон?

– Он будет наказан.

– Я его уже наказал, – сообщил с нажимом. – Что говорит закон?

Он молчал.

– Хорошо, проверь… Меня бы устроило признание его военной добычей.

За спиной кто-то громко заржал. Мы достаточно просидели в роще, чтобы знать, что третий по силе в роще, Вздыбленный Конь, со своим сыном очень многих достали до самых печенок. Во взглядах волков, окружающих нас, присутствовала явная радость от их унижения. Я не требовал смерти, но при желании мог устроить им жизнь хуже смерти, а при малейшей провинности безнаказанно убить.

– А Вздыбленный Конь заплатит виру. Ты очень хорошо проверишь, сколько коней он мне должен, потому что если меня цена не устроит, я обращусь в Совет пауков. Он назвал меня чужаком.

Я повернулся и пошел к себе. Оборотни торопливо расступались, уступая дорогу.

– Ну, – спросил я, садясь по-турецки напротив своих сыновей, – что надумали?

Они привели себя в порядок, почистив одежду, помывшись и причесавшись, и теперь послушно смотрели мне в подбородок. Койот сидела все в той же позе, как будто и не двигалась, но явно была в курсе происшедшего. Койот – это вам не Кашпировский. При желании она могла посмотреть глазами любого животного, но большинство из них близоруки и полагаются больше на нюх. Зато в небе все время висел ястреб.

– Правильным будет меня выпороть, – вздохнув, сказал Первый, глядя, как я положил перед ним его нож. Втыкать в пол острие – значит, показать очень плохие манеры. Дерево-дом может обидеться.

– А почему только тебя?

– Я старший и должен отвечать. Он младший и дрался тоже. Его вины в поражении нет.

– Не за то вас положено пороть, что проиграли. Это с любым случиться может. А за то, что промолчать захотели. Если бы Кабан просто начистил вам морды, я вмешиваться бы не стал. Учитесь думать, где кончается выяснение – кто сильнее, а где начинается оскорбление семьи и Клана. Детские игры для вас кончились. С завтрашнего дня я займусь вами всерьез. Будет вам вместо порки мужское воспитание. Спать идите.

Они переглянулись и послушно встали.

– А… – подал голос Второй. Лицо его неожиданно поплыло, и он снова упал на пол.

Я вскочил и нагнулся над ним.

– Быстро возьми его на руки, – взволнованно сказала Койот. – В первый раз это бывает, когда перенервничают. Входи в транс и нащупай его сознание, надо помочь. Я не могу – я другого вида.

Я отсек все лишнее и вошел в абсолютную пустоту. Сознание медленно плыло по огромному пространству. Где-то рядом бился испуганный ребенок. Я приблизился и коснулся его. Ребенок замер и нерешительно тронул меня в ответ. «Все будет хорошо», – пообещал я, прижимая его к себе и перегоняя энергию. Для Старика с Койот использовать меня вместо фокуса, сливаясь разумом, было делом привычным. Для меня – первый самостоятельный опыт. Страх, предвкушение, надежда – все это шло через меня, и надо было сделать изрядное усилие, чтобы он почувствовал мою уверенность и перестал бояться. «Смотри, как надо», – подумал я и начал помогать ему перекинуться…

Голова Алексея дернулась от удара.

– Вы что, спать оба собрались? – зло спросила Койот. – Так и помереть можно. Учись контролировать, сколько силы отдаешь.

Я сидел на полу и держал на руках маленького волчонка. Он посмотрел на меня, повернув голову, открыл рот и облизал руку.

– Ты, – повернулась Койот к Первому, – быстро за едой.

Тот тут же сорвался с места и унесся с топотом.

– Спасибо, – неожиданно услышал я в голове.

– А ты молодец, что понимаешь, – одобрительно сказала Койот и погладила волчонка.

В комнату вбежал Первый и торопливо сунул брату под нос миску с нарезанным мясом. За ним появилась Третья и стала его тоже обнимать, мешая нормально есть.

– Я что-то не знаю? – тихо спросил я.

– Ты ничего не понял, – так же тихо ответила Койот. – В первый раз при переходе в боевую форму всегда больно и неприятно, и потом слабость. Если тебя любят и обнимают – это легче. Вся семья собирается вокруг. Но когда случается вот так неожиданно, из-за нервов, или оборотень ослаблен голодом, болезнью, ранами, он может умереть. Тут и паук не всегда поможет, если поздно позовут. А ты умудрился столько в него собственной энергии перекачать, что он ничего не почувствовал. Раз-два – и переход. Мы и по часу мучаемся. И потом тоже лучше в куче посидеть – так легче. А заодно ты дал ему что-то, я не поняла что, но вы теперь без проблем можете говорить мысленно. Потом разберешься и запомнишь как. Интерес в том, что считается, чем легче первый переход, тем сильнее оборотень будет физически и тем больше у него шансов вырасти в сильного паука. У меня теперь есть возможность проверить. – Она подумала. – А может, и повторить.

– Сука ты, что, предупредить нельзя было?

– Я не сука, а самка. Суки у волков, а мой род – приматы, – свысока пояснила она. – А предупредить нельзя, даже роды не бывают минута в минуту, а перекидывание угадать невозможно. И вообще, – искоса глянув на меня, сообщила Койот, – я тебя пыталась нормально учить, а что толку? А теперь сам освоил.

– Так, – сказал я, отодвигая детей и разглядывая волчонка. – Всё на месте – голова, лапы, хвост. Зубы покажи. – Он открыл пасть. – Зубы тоже острые, да и масть подходящая. Ты у нас теперь будешь Неждан. – Я взял его за загривок и понес в постель. – Сегодня все спят вместе. Если захочешь во двор, разбудишь меня – сам не ходи. Завтра пойдем с тобой к кузнецу – заказывать для тебя нож. Всем спать.

Вошла Черепаха и села напротив.