Скарабей - Кэтрин Фишер

Она заколебалась. Если пойти по борозде, то что, если Орфет и остальные не найдут дорогу сюда? А оставаться здесь и ждать, пока сядет солнце и опустится ночь, было страшно. Она оторвала от подола полоску белого полотна, привязала ее к высокому стеблю; потом еще одну, чуть подальше. Так им легче будет догадаться, в какую сторону она пошла. Больше ничего сделать было нельзя.

Прогулка по золотистой равнине оказалась утомительной. Сначала путь лежал среди спелых злаков; она шла и шла, изнемогая от жары, измученная жаждой, и постепенно погрузилась в сны наяву. Ей мерещилось, что трава плавится, превращается в жидкое золото, затопляет равнину, колышется тяжелыми волнами вокруг ее талии и рук, течет и капает, не давая желанной влаги, застывает, превращаясь в браслеты и подвески, повисает каплями на бахромчатом подоле туники. Она вытирала пот с лица — по пальцам струилось жидкое золото; металлическая пыльца лезла в горло, вызывая кашель, запорошила волосы. Она ощущала ее вкус на губах. Сладкая, будто мед.

Мирани шла, спотыкаясь, боясь упасть и утонуть в вязкой траве. Вдруг она подняла глаза и увидела солнце — оно висело прямо впереди, совсем низко над горизонтом. Но на фоне его алого блеска темнели какие-то силуэты. Сердце у Мирани отчаянно забилось. Может быть, это те самые статуи-близнецы, и она невольно вернулась к ним. Приложив руку к глазам, она ждала, когда огненный диск солнца скроется за туманной дымкой на горизонте.

И вдруг внезапно опустилась ночь.

Вскоре она увидела холм, а на его вершине — странный темный силуэт.

Что это? Здание? Вряд ли. Но что же еще? Мирани торопливо приблизилась.

В темноте травяное море, по которому она брела, стало водой, переливающейся фосфоресцирующими бликами, а в глубине ее виднелись очертания рыб. Она зачерпнула воды, поднесла ладони к губам, но потом медленно разжала пальцы и дала жидкости вылиться.

Если испить этой воды, то, может быть, обратный путь будет потерян.

Земля полого поднималась, и шаг за шагом уровень воды становился все ниже. Вскоре она шла по колено в воде, потом по щиколотку, а когда за спиной взошла луна, Мирани обернулась — и ахнула: перед ней лежала вся равнина, от края до края, и через водную гладь тянулась серебристая полоска лунного света, будто дорога, которая ее сюда привела.

Она пошла дальше, дрожа от холода. Мокрая туника прилипла к ногам.

А впереди, на вершине холма, темнела роща.

Деревья были невысокие, кряжистые — возможно, оливы, но за древностью лет позабытые и неухоженные. А в глубине, среди деревьев, алела яркая искра, пляшущая, будто огонек костра. Мирани осторожно приблизилась. Здесь, наверху, дул ветер. Он-то и доносил до нее треск пламени, шипение искр. И вращал маски.

Они висели на ветках всех деревьев в роще: маски из серебра и черного дерева, из бересты и изумрудов. Покорные потокам воздуха, их лица поворачивались из стороны в сторону, будто прислушиваясь к чужим разговорам, и безжизненные взгляды пустых глазниц бродили по лицу Мирани. Она узнала их. Маски давно ушедших Гласительниц, Носительниц Бога и Вышивальщиц, маски Тех, Кто Вкушает Пищу Для Бога. Тысячи отброшенных лиц, многие поколения Девятерых. Они пришли сюда из давних времен, когда люди только что узнали об Оракуле, когда еще не сложились Ритуалы, когда только папирус с прорезями для глаз закрывал лица Девятерых. А венчала длинную череду маска Гермии, с искусной гравировкой на щеках, с золотыми дисками, тихо позвякивающими на ветерке.

Мирани протянула дрожащую руку и остановила движение маски.

Та застыла с раскрытым ртом.

И прошептала: «Мирани».

Девушка в ужасе отскочила. Выпущенная из рук маска снова завертелась.

Наконец Мирани набралась храбрости и спросила:

— Это ты?

«Всё зависит от того, кого ты имеешь в виду».

Мирани нервно потерла пыльные ладони.

— Ярчайший?

«А. Нет. Когда я говорила сквозь маску, слова всегда были моими, запомни».

Она узнала ее. Голос был женский, холодный и раздраженный. Знакомый. На всякий случай Мирани прошептала:

— Царица Дождя?

«Вижу, Мирани, здесь, в одиночестве, ты растеряла всё своё мужество. Без писца и без Бога кто ты такая? Испуганная девчонка, только и всего. Видимо, я в тебе не ошиблась. А что до Царицы Дождя… Вся эта страна принадлежит ей. Она следила за твоим приближением. Я тоже».

Мирани огляделась. Ветер усилился, вращал маски всё быстрее, в прорезях для глаз зияла темнота.

Она спросила:

— Гермия, где ты?

«Скажи ему вот что. Он должен идти обратно. Ни один смертный не может пройти через Девять Врат и вернуться. Неужели он думает, что его любви достаточно для такого подвига? Что он — герой, бессмертный и неуязвимый? Скажи — его терзает не любовь, а гордыня. Он меня убил. Чего еще он хочет?»

На небе собирались тучи. Они шли с востока, оттуда, где встала луна. Громадные жернова, исполненные бури, пронизанные ослепительными искрами молний. Мирани тревожно огляделась. Костер пылал неподалеку, в глубине рощи, однако вряд ли там можно найти убежище. Она хотела снять маску с ветки, забрать с собой, но голос в отчаянии закричал: «НЕТ!»

Поздно. Мирани испуганно отдернула руку, и в тот же миг в маску ударила молния. Прорези для глаз обмякли и закрылись, по щекам потекли капли, похожие на золотые слезы. Рот изогнулся; металл, опаленный чудовищным жаром, расправился, поник, растаял. Зарокотал гром.

Мирани воскликнула:

— Гермия, подожди! Куда мне идти? Что делать?

С изуродованных губ сорвался вздох. Слова получались сдавленные, неразборчивые.

«Солнце…»

— Что? Скажи!

«Скарабей…»

Прекрасная маска превратилась в трясущуюся морду какого-то чудовища. Вся ее красота ушла, золотые диски, звякнув, упали с расплавленных проволочек. Мирани отступила на шаг, подняла глаза — и увидела молнию. Через секунду загрохотал гром, прокатился по равнине оглушительным эхом. Налетел порыв ветра; он растрепал Мирани волосы, раздул платье. Деревья стонали и гнулись. Дождь вцепился в лицо, как холодные злобные пальцы.

Мирани бросилась бежать, забилась в лесную чащу, под переплетенные ветки олив, в опавшую листву, скрытую между стволами приземистых скрученных деревьев. Дождь промочил ее до костей, и она застонала, пораженная свирепой силой муссонного ливня. Сквозь водяную пелену почти ничего не было видно, костер нимало не приблизился. Мирани брела, спотыкаясь о корни, проваливаясь ногой в змеиные норы, а деревья, словно уродливые дриады, оборачивали сучковатые лица и злобно смотрели ей вслед.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});